Одна ночь в Санта-Монике (СИ) - Дарк Нико
— Это все в прошлом, сейчас есть дела поважнее. Ваша крыса знает, как все устроено, никто не придет в нашу засаду, они не дураки, поэтому все это бессмысленно. Мы здесь только зря теряем время, — сурово говорит Аарон, и я склонна с ним согласиться. Где вся эта охрана была, когда напали на Грегори? А сейчас его хорошо охраняют? Мне хочется соскочить и спросить его, растрясти и врезать за то, что не уберег моего брата, но я все еще лежу затаившись.
— Мне кажется, нападение на агента Томаса — просто предупреждение. Если ты говоришь, что стрелявший подкараулили его на подъездной дорожке, то он мог выстрелить второй раз, чтобы наверняка. А раз так, то это скорее послание, — рассуждает Оуэн.
— Я знаю Бриггса, если стрелял он, а по камерам мы видели, как он подъехал и припарковался у соседнего дома, то мог просто струсить. Он никогда раньше не убивал, а начинать с коллеги, с которым работаешь бок о бок, которого знаешь и, возможно даже, уважаешь, не так просто. Для него это было посвящением, которое он не выполнил, и теперь он будет настроен решительнее.
— Тебя самого кто-то охраняет?
— Я попросил дополнительных патруль для квартала, где живет семья, а я сам за себя могу постоять.
Снова голоса затихают, потом Оуэн спрашивает, как по заказу:
— Когда Оливия проснется, она спросит, хорошо ли охраняют ее брата.
— Передай ей, что людям возле него я бы доверил собственную дочь, — тихо говорит Рихтман, и у меня оттаивает сердце, и, кажется, я выдаю себя тихим всхлипом. — Кажется, мне уже пора, хотя бы часть ночи проведу дома, а то уже несколько дней я не ночую в своей постели. Ей богу, парни, это мое последнее дело.
— Ты так и в прошлый раз говорил, — смеется Оуэн.
— Доброй ночи, старик.
Рихтман уходит, как только за ним закрывается дверь, кто-то начинает стягивать с меня одеяло.
— У нас завелся шпион, тебе так не кажется, Аарон?
Матрас прогибается под весом моих мужчин. Они ложатся с двух сторон.
— Этому шпиону предстоит еще учиться и учиться маскировке, — Аарон берет мои руки в свои, Оуэн ложится позади.
— Вы слишком громко говорили, вот и разбудили меня, — оправдываюсь я.
— Но проснувшись, ты решила подслушать разговор, а не поприветствовать старину Рихтмана и самой у него все спросить. Я понял, что ты не спишь поэтому спросил про Грегори, тебя же это волновало?
— Да, спасибо.
— Мы тоже в относительной безопасности, поэтому сегодня можем просто отдохнуть, спокойной ночи, малыш, — Оуэн обнимает меня крепче.
На двуспальной кровати нам слишком тесно, мы прижимаемся друг к другу ближе, я в чувствую тепло их тел. С ними безопасно и комфортно. Я стараюсь больше ни о чем не тревожиться и засыпаю обратно.
Несмотря на усталость, сон очень тревожный, я просыпалась за ночь пару раз. В первый раз я соскочила с кровати практически сразу, как заснула, потому что лишилась тепла позади. Оуэн сидел в кресле с телефоном. Я попросила его вернуться в кровать, но он ответил, что на всякий пожарный он будет дежурить. Второй раз я проснулась, когда солнце уже взошло, и по небу растеклось зарево. На кресле в этот раз сидел Аарон, я знала, что звать его обратно в кровать бесполезно. Я поцеловала его, сделала глоток воды и вернулась к Оуэну. Так прошла ночь.
Утром я просыпаюсь от аромата вкуснейшего кофе, голоса моих мужчин звучат чересчур громко. Они шутят и обсуждают меня, пока накрывают на стол.
— Она храпит как трактор.
— А еще стягивает одеяло.
— Да-да.
— Неправда! — протестую я.
— А еще любит подслушивать, — они весело смеются, желают доброго утра и зовут завтракать.
Это утро на самом деле могло быть идеальным: мы втроем, вкусный кофе и свежая выпечка, но невозможно отстраниться от тревожного ощущения внутри. Аарон и Оуэн хорошо умеют не подавать вида, они веселят меня, чтобы я посмеялась, но я ответ могу лишь улыбнуться. На душе скребут кошки, и перед глазами все еще стоит мой брат на больничной койке.
Я быстро умываюсь и спешу взять свой кофе пока он не остыл. Мои мужчины выглядят свежо, несмотря на то, что они не спали полночи. Аарон без футболки, ходит босиком в одних джинсах, низко сидящих на бедрах. Оуэн в майке, а поверх нее она надел гавайскую рубашку нараспашку. Я когда-нибудь ему обязательно скажу, что они давно вышли из моды, но не сейчас. Сейчас я нуждаюсь в свежей порции новостей, но меня ждет разочарование. Рихтман больше не звонил, с братом пока связи нет, выходить из дома нельзя. После этих слов вкус кофе становится горьким.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Теперь нам придется здесь сидеть вечно? — говорю я, а потом вспоминаю про прослушку и продолжаю шепотом. — Они все слышат?
— Ага.
— И ваши шуточки про мой храп.
— Они даже твой храп ночью слышали, — шутит и посмеивается Аарон.
— Это не правда!
Им все-таки удается меня отвлечь от дурных мыслей, и до конца завтрака я предпочитаю молчать, чтобы не давать агентам новой информации.
В коридоре слышен громкий женский голос, кажется, горничная пришла убрать соседний номер. Там какая возня с тележками и прочим инвентарем, я не обращаю внимания, но вижу как напряжены Оуэн и Аарон. В воздухе мгновенно исчезает легкость. Они застыли, один держит кофе у рта, а все внимание направлено наружу, второй отложил все и берет телефон.
— Эй, парни, что у вас там по камерам? Кто в коридоре? — Аарон произносит в пустоту, жаль прослушка работает только в одну сторону, а нам не полагается рация.
Оуэн успевает нажать кнопку вызова, как в соседнем номере раздается шум и грохот, не настолько сильный, чтобы хватать оружие и бросаться бежать, но не такой тихий, чтобы полностью его проигнорировать. В полной тишине слышу, как раздается телефонный гудок, Рихтман как назло слишком долго не берет трубку. Раннее утро, он еще спит, или целует дочь перед школой, или уже сидит хмурый на планерке.
«Уборка номеров», — доносится из коридора голос и сопровождается стуком в дверь. Оуэн поднимается и осторожно подходит к двери, но не открывает ее. Аарон берет тянется за пистолетом и без слов просит меня спрятаться в ванной, что я немедленно делаю. Кафельная плитка холодит босые ноги, по спине пробегает дрожь, а грудь сковывает страх.
Снова звучат настойчивый стук и надрывный женский голос: «Уборка номеров». Потом щелкает замок, и в ту же секунду раздается жуткий грохот, следом выстрел, женский крик разрезает воздух и потом удаляется. Я знаю, что не должна этого делать, но я выбегаю обратно. Аарон лежит на полу, Оуэн вцепился в нападавшего. Я вскрикиваю, и мгновенно понимаю, что совершила ошибку. Оуэн отвлекается на меня, теряет концентрацию и пропускает удар. Я стою как вкопанная и не могу пошевелиться. Все происходит слишком быстро, Оуэн под давлением отступает назад, пропускает еще один удар, я слышу его стон, после чего его тело разбивает окно и исчезает.
Я снова кричу, чем привлекаю внимание к себе. Бриггс, это точно он, идет на меня. Нас разделяют всего два его больших шага, он делает один, я отступаю в ванную. И снова выстрел. Я вижу, как Бриггс падает замертво, его лицо отвернуто от меня, волосы растрепаны, из-под его тела медленно расползается лужа крови. Я опять цепенею от страха, и мне кажется, что я слишком долго стою на месте. Это просто время замедлилось, растянулось, или я потеряла связь с реальностью. Бриггс больше не представляет опасности, слышу, как Аарон зовет меня по имени, но сейчас важно только одно…
Оуэн…
Я выбегаю из ванны и несусь мимо Аарона к окну. Занавески и легкий тюль поднимаются к потолку от сквозняка, стекла лежат на полу, тележка с хозяйственным инвентарем перевернута. Я перепрыгиваю препятствия и заглядываю вниз.
— Оуэн!
Его гавайская рубашка в крови, мне кажется, он смотрит прямо на меня глазами цвета зеленого стекла. Вокруг уже собрались прохожие. У меня кружится голова, тошнота подступает к горлу. Я оборачиваюсь к Аарону, он поднимается на ноги, прижав руку к плечу, сквозь пальцы струится кровь. С ним все в порядке, мелькает мысль и несется дальше, и я сама уже несусь по коридору. Аарон кричит мое имя, его попытка остановить меня не удалась, я уже перепрыгиваю через две нижние ступеньки и бегу босиком по асфальту. Расталкивая людей, кричу, чтобы вызвали скорую и больно приземляюсь на колени перед Оуэном. И замираю. «Его нельзя шевелить, его нельзя касаться», — кто-то кричит в толпе, и мои пальцы останавливаются в сантиметре от его груди. Он смотрит в пустоту, и тихо хрипит. Звук сирен раздается сразу со всех сторон, полностью заполняет мое сознание. Они едут слишком медленно.