Сводный гад - Янка Рам

Беззвучно ойкая, шагом сказочной гусыни спускаюсь в столовую.

— На обед ты уже опоздала… — поднимая взгляд от экрана смартфона, констатирует мама. — Ну нельзя же так пить, детка.

— Мам! Да я пару коктейлей всего.

— Нда? — недоверчиво.

— Честно-честно!

— Что-то болит?

О, да!!

— Ногу немного подвернула.

— Надо сделать рентген.

— О, нет. «Немного», мам!

Ухожу на кухню, шарюсь в холодильнике, ищу лечебные крема и мази для слизистой. Засовываю в карман халата какой-то тайский крем с лидокаином и травами.

— Уху с сёмгой будешь?

— Буду… Только бульончик.

Мама ставит передо мной чашку.

Жмурясь, глотаю тёплый бульон.

Мама расспрашивает про одноклассников. Я рассказываю сразу, что Иван приезжал туда. Вру, что пригласила его сама. Мало ли что всплывёт.

— Погрызли уже там его наши хищницы, — смеется мама.

— В смысле?

— С засосами на шее…

— Аа!.. Ну… Да… — поджимаю губы.

— И кто из них?

— Зачем тебе?

— Борис должен знать. Мало ли как всплывёт информация, и какая. Мы ко всему должны подготовиться.

— Да, мам! Ну неправильно это. Иван взрослый уже… Ничего таи критичного не было. Немного в бассейне побесились и всё.

— А Корниенко там чего?

— Дэна сослали в военную академию, — вздыхаю. — Сейчас — на каникулах.

— А мне очень интересно как ему звание присваивать будут с его тату и пирсингом.

— Пирсинг он снимает. А тату… Ну пару трешовых забил другими, а остальное… Ну сейчас каждый второй с тату.

— Хорошо, что Ванечка у нас не второй, а первый. Терпеть не могу эти ваши чернила.

Ванечка — первый, это безусловно. Зависаю, глядя в окно со счастливой улыбкой.

— А что это ты цветëшь? — палит меня мама, подозрительно прищуриваясь.

— Да так…

— Я, надеюсь, ты ничего там себе с Корниенко не позволила?

— Да, мам! — гремлю ложкой. — Мы с Дэнчиком друзья.

— С утра их водитель залез твои вещи. Как они у него оказались?

— Да в машине я у него оставила. Просто болтали.

— Нда? — скептически.

— Ну хватит…

— Отец не переживет интрижки с Корниенко, так и знай.

— А с кем переживёт? — фыркаю я.

— Яся, прекрати. Это недостойно.

— Мам… — вожу ложкой по тарелке, опуская взгляд. — Я не люблю Эдика.

Нервничая, бросает в раковину вилку, которой размешивала салат.

— Очень вовремя разлюбила!

Выходит из кухни.

Я виновато прячу в ладонях лицо. Надо отложить это всë до выборов. Ну нельзя сейчас…

В горло больше ничего не лезет. Суп давно остыл. Я не знаю, как сказать Ване, что камин-аут с Эдиком откладывается.

Всего-то несколько дней! До моей казни… Есть шанс, что после выборов родители воспримут чуть мягче наш разрыв. Может, гад сжалится?

Через некоторое время мама возвращается. Забирает у меня чашку. Переставляет в раковину. Передо мной появляется чай с лимоном.

— Иван приехал… — смотрит в окно мама. — Что-то рано.

Забираю чай.

— Я к себе!

Потому что, когда мы увидимся, нас так коротнет, что… Это будет нельзя не заметить! И пусть нас лучше не видят вместе.

В комнате пугаюсь своей неземной красоты в зеркале. Я уже и забыла, что у меня масочка!

Скинув халат, быстренько смываю всё. Сделав пару глотков чая, прямо в майке и трусиках, бегу через балкон в его комнату. Слышу его шаги на лестнице…

Сердце бьётся в горле.

Он открывает дверь. Взгляд вспыхивает! Отворачивается, чтобы запереть еë. И снова встречаемся взглядами. Застыв, стоим…

Одновременно срываемся с места. Я бросаюсь ему на шею. Поднимает меня под бёдра над собой. Кружит… Мы, закрывая глаза, встречаемся губами. Он такой нежный… чувственный…

Я умираю от щемящий эйфории, едва касаясь его губ невесомыми поцелуями. Мы падаем на кровать, ласкаясь лицами, устраиваемся уютнее. Он натягивает на нас покрывало. Закрывая глаза, ловим пульсы друг друга губами — виски, шея, запястья… Проваливаемся в блаженный сон.

Глава 31 — Идиллия

Саундтрек к главе: Белые ночи — NЮ

Алексей Михайлович нанизывает шашлык на шампур. У нас типа семейный вечер, первый раз за эти дни он вырвался, чтобы провести время с нами. Ольга Валерьевна подаёт ему черри и маленькие луковки, которыми он разделяет куски мяса.

Мы с Яськой сидим рядом на качелях. Хочется в обнимку, но сидим на разных концах диванчика, забравшись с ногами, незаметно касаясь ступнями. Лениво перебираю струны. Идиллия…

Ольга Валерьевна поднимает телефон, делая несколько фоток.

— Улыбайтесь.

Да мы и так щеки уже порвали — улыбаться! Губы наши, расслабляясь, расплываются в счастливых улыбках.

— Красавцы наши! — гордо и довольно хвалит нас Ольга Валерьевна. — У Ванечки ямочки прямо как у отца. Леш, улыбнись, я ещё сфотаю…

Под брошенной на ступни подушкой, Яся сжимает пальчики, заигрывая со мной.

— «И ты люби меня нежно, люби если сможешь, — закрываю глаза, потому что текст плюс взгляд — это провал, Штирлиц. — Я придурок конечно, ты с приколами тоже… Нo ты моя абсолютно, ты моя безвозвратно…»

Родители отворачиваются, разговаривая по телефону с кем-то из родственников.

Гитара затихает, мы дергаемся друг к другу, на мгновение касаясь губами. И снова падаем в разные стороны, как только они оглядываются.

— «Стоит жара аномальная, ты вообще ненормальная… — улыбаясь, продолжаю я. — Мне с тобою так круто…».

— Бабушка приедет скоро, — разворачивается мама. — Хочет с Иваном познакомиться.

Интересно, это моя бабушка или Яськина?

— Дочь, — поднимает от экрана взгляд Алексей Михайлович, — почему Корниенко привёз твои вещи? Как они у него оказались?

«Да, блять!» — беззвучно психует Царевна.