Наше шаткое равновесие - Мария Николаевна Высоцкая
Губы высохли. Я чувствовала, как стягивает кожу, как саднят кровоточащие порезы, и молчала. А еще мне было безумно страшно, что Полина услышит, проснется… и нет, я не должна была даже думать об этом. Даже в самом страшном кошмаре, но только не это.
Как Мурас появился в квартире, я не поняла, но то, что я испытала, видя его за спиной этого маньяка, не передать словами. Облегчение. Радость. Любовь. Не знаю. Все чувства слились воедино. Я была ему благодарна. Да. Он спас мне жизнь своим возвращением. Он спас жизнь Поли.
Я в ужасе смотрела на то, как он его избивает, но ужас был не от его жестокости. Нет. Это был страх. Страх за Игоря. Возможно, глупый и совсем ему не нужный…
* * *Пять лет назад
— Женя, Женечка, с Юлей беда…
— Мама, прекрати плакать. Что случилось?
— Женя… папа, у папы сердце, врач приезжал… а Юля, Юля… авария. Автобус. Говорят, выживших нет.
Сглатываю ком в горле и не могу сказать и слова. Нет. Это бред. Не может такого быть. Ошибка. Ошибка. Юлька жива. Я бы почувствовала. Я бы ощутила, если бы с ней что-то… да. Почувствовала бы. Крепче сжимаю телефон в ладони, выдыхаю.
— Мама, успокойся. Я сейчас приеду. Слышишь. Ты дома?
— Дома.
— Сейчас буду.
На пару я не иду. Как сумасшедшая несусь домой. Главное, успеть. Нет, нет… все хорошо. Все будет хорошо.
Дрожащими руками открываю дверь, чуть не выронив ключи. Прохожу в квартиру, слыша мамины рыдания. Стискиваю зубы, проходя в гостиную. Отец лежит на диване. На столике целая куча лекарств и стакан с водой.
Вздрагиваю. Стирая со лба ледяной пот.
— Мамочка, — стискиваю ее плечи, — успокойся. Милая моя. Успокойся.
— Женечка. Женя.
— Пап, ты как?
— Нормально. Устроили панику!
— Все будет хорошо, — заявляю более чем уверенно.
А у самой голос дрожит. Что делать-то?
— Мам… что там с Юлей? Что-то известно стало?
Мама отрицательно мотает головой. А на всю гостиную разносится трель телефона. Подбегаю к домашнему, снимая трубку с подставки.
Мама тянет руку, и я послушно отдаю ее ей.
— Да. Хорошо… — бледнеет, — да, — обессиленно выпускает трубку из руки, накрывая лицо ладонями.
— Мам…
— Жива. Наша Юленька жива, в реанимации, но жива.
Прикрываю глаза, чувствуя облегчение. Я знала… знала.
— Нужно ехать в Москву, — безапелляционно заявляет отец.
— Да, ты прав, — поддерживаю его, — я поеду с тобой, только вещи…
— Ты останешься здесь, мы с матерью сами. Толку от тебя не будет. Да и сестре твое присутствие… — осекается и замолкает.
— Лучше будет, если я не приеду, да? Сестре так будет лучше, — усмехаюсь, — ты, наверное, мне то же самое и на моем смертном одре скажешь, что всем лучше без меня будет, — смех сменяется гневом и подступающей истерикой.
— Женечка, папа не то…
— О нет, мам, папа сказал именно то, что хотел сказать. Я поняла все, позвони, как в Москве будете. Держи меня в курсе дел. Пока.
Вылетаю из квартиры под отцовское недовольное брюзжание. Идти некуда. Точнее, есть, но в общагу не хочется. Но я иду. Выбора нет.
Мне так больно. Я… я же так не хотела. Никогда этого не хотела. Юлька. Моя Юлька… а теперь…
Отец не простил. Он все еще меня не простил. А моя сестра, мы же… мы же не общаемся уже четыре года. Это ужасно, это мерзко. Но она не смогла принять мои поступки. Не смогла понять, да и не нужно ей это. Никому не нужно.
Зачем кому-то понимать наркоманку, зачем?
А я просто хотела быть на равных. Я всегда чувствовала себя лишней. Только и слышала — Юля то, Юля се. Самая лучшая в классе, гимнастка, будущий юрист. Классный юрист. Аттестат особого образца, куча друзей, ухажеров. А я… я лишь жалкая пародия, тень. Точно. Тень. Идентичная, но всегда позади. Одинокая и забитая. В глубине души я ненавидела их всех.
Когда зависала у Ящера, обдалбываясь в хлам, то видела картинки. Яркие, обнадеживающие. В них все было иначе. Там родители нас не делили, там мы с Юлей были вместе, как настоящие сестры. Там была настоящая жизнь. Мне хотелось в нее возвращаться. Мне был нужен этот призрачный мир.
Поднимаюсь на этаж, вытирая слезы. Нужно быстрее попасть в комнату, но даже этого сделать нормально не могу. По пути налетаю на рыжую. О, эта дрянь не дает мне прохода с того момента, как Мурас появился в моей жизни. Она лучшая Алкина подруга и просто обязана меня ненавидеть.
— Эй ты, тихоня, — смешок, — что слезки льешь? Узнала все-таки правду?
— Отстань, — пытаюсь идти дальше, но она цепляет меня за рукав.
— Стоять. Я не отпускала. Расскажи, как это знать свою цену? Да еще какую, два ящика алкашки, — она злобно усмехается.
Она смеется, а я ничего не понимаю.
— Мурас поспорил на тебя. Как тебе быть вещичкой, на которую делают ставки? А?
— Поспорил, — шепчу себе под нос.
Нет, он не мог. Игорь же… нет. Мой Игорь так не поступил бы, только вот по ее лицу я вижу, что поступил. Что так и есть.
Разворачиваюсь и со всех ног бегу на улицу. Звоню ему, но телефон отключен.
Я не дура и не поверю словам какой-то идиотки. Причем у которой есть мотив. Нет. Я все выясню. Подбегаю к остановке и, забравшись в маршрутку, еду к нему. На подкашивающихся ногах поднимаюсь на второй этаж. И звоню в дверь.
— Боже, пожалуйста, пусть он будет дома… пожалуйста, — шепчу.
Дверь открывается. Я смотрю себе под ноги, но, когда дверь распахивается, вижу свои же тапочки на чужих женских ногах. Поднимаю взгляд. Сталкиваясь с победоносной Алкиной улыбкой.
Нет… только не сегодня, почему сегодня…
Делаю шаг назад.
— А я говорила, что ты для него очередная забава. Интересный, неизведанный
