Мой новый босс (СИ) - Юля Белова
— Поэтому она босиком от тебя мчалась, а ты на двух тачках её гнал?
— Да ладно, не так всё! И про деньги тоже. Эти бабки я тебе зарабатываю, потому ты и платишь. Голова у меня золотая, — он стучит пальцем себя по лбу. — В ней столько всего напихано, что её за любые деньги продать можно, а ты вот не бережёшь.
— Это ты типа мне угрожаешь сейчас?
— Да хорош! Ты ж мне как брат. Молочный.
Я понимаю, что это намёк на меня, вроде как они с Рыковым одну женщину делят. Я слишком напугана и оглушена происходящим, но во мне моментально закипает гнев. Лозман начинает смеяться и его прихвостни тоже несмело хихикают. Но внезапно его смех захлёбывается и прерывается.
Рыков, практически не замахиваясь, но очень резко бьёт Лозмана в зубы. Его голова откидывается назад, и он, отлетев пару метров, падает на спину.
— Поднимите, — бросает Рыков, и примолкшие шакалы подскакивают и помогают Лозману подняться.
— Так может мне отшибить твою умную башку, чтобы покупать нечего было? Что думаешь? Можешь ещё думать?
— Сука, — хрипит Лозман и вытирает тыльной стороной ладони окровавленный рот. — Хочешь из-за бабы со мной разосраться?
— Чего? Ты как сказал? Разосраться? Нет. Ты на глазах тупеешь. Мне проще тебя грохнуть вот прямо здесь. Ты как, готов на тот свет отправиться? Сейчас дам команду твоим шакалам и они зубами тебя драть будут.
— Да пошёл ты нахуй, Рома! — злобно выплёвывает Лозман. — Ты, блядь, на руках меня носить должен, тебе же пиздец без меня.
— Неужели? Это за твои шашни с Протоковым, может быть? Или за то, что втихаря Находку дербанишь? Всё перечислить? Я тебя на руках понесу только на кладбище, ты понял? С улыбкой на лице. Что же, посмотрим, кто осмелится купить твою голову. Может только Сурганов, но два покойника в одной лодке это ж дохера, нет?
— Ты меня увольняешь что ли? Ты из-за бабы меня выгонишь?! У тебя что с головой?
— Не нужно было ставить меня перед выбором. Мне от ультиматумов крышу рвёт, ты разве не знал? Эй, стервятники, убирайте свежую падаль.
Лозмана берут под руки и отводят к машине.
— Теперь сюда идите. Если кто-нибудь из вас хотя бы глаза на неё поднимет, или имя упомянет, — он показывает рукой на меня, я лично на куски разорву. И если хоть раз, хоть намёк на ставки там или что-то подобное… Вы поняли, уродцы? Завтра, чтобы духу вашего здесь не было. Теперь вы все рядовые сотрудники, пешки, и за каждым из вас я буду лично следить. Пошли вон.
Рыков возвращается к машине и садится за рушь. Он заводит двигатель и, резко развернувшись, жмёт по газам. Он выглядит предельно спокойно, но я чувствую необузданный гнев, бушующий у него внутри. Как тогда, после ужина с Сургановым.
— Цела? — спрашивает он, когда мы отъезжаем на значительное расстояние.
Я киваю, но в темноте, он не может видеть в зеркале моё отражение и я сипло выговариваю:
— Да.
— Куда везти, домой?
— Угу.
— Покажешь, а то я не знаю города толком.
Я снова киваю. Рыков явно на взводе, всё ещё на адреналине. Мы оба молчим, пока не въезжаем в город, там я говорю, куда нужно ехать.
Что я чувствую? Наверное, самое меткое слово — это опустошённость. Внутри будто прошлись калёным железом. После страха и погони, и неожиданного спасения, я будто выморозилась, впала в анабиоз.
Мы подъезжаем к дому. Что теперь? Я открываю дверь, ставлю ногу на асфальт и вскрикиваю от боли.
— Что? — спрашивает Роман.
— Ай… Все ноги разбила, пока бежала…
— Погоди, я помогу, — говорит он и обходит машину. — Давай руку.
Я делаю пару шагов и, наступив на камушек, громко охаю.
— Постой.
Он подхватывает меня на руки и несёт к подъезду.
Сердце замирает. Я даже дышать перестаю. Он прижимает меня к себе и я чувствую его аромат. Он терпкий и дерзкий, с деревянными нотами парфюма и горьким миндальным запахом тела. Я ощущаю его жар и даже ритм сердца. Я боюсь шевельнуться и мне очень… неловко и приятно.
— Какой этаж?
— Третий.
— Хотя бы не пятый…
Он аккуратно ставит меня на пол перед дверью и я достаю ключи.
— Я зайду? — спрашивает он.
Я молча киваю в ответ.
— У тебя есть пероксид или марганцовка? И бинт. И мягкая ткань. Нужно обработать раны.
— Есть Мирамистин. Но я сама, не будешь же ты… Ой… То есть не будете же…
— Да всё нормально, говори мне «ты».
Он снова подхватывает меня и несёт на кухню. Он усаживает меня на стул, а на другой заставляет положить ноги. Затем Рыков смачивает марлю тёплой водой и склонившись над ними мягко протирает мои ступни. Я не знаю, как это описать. Момент выходит очень интимным. Я несколько раз тихонько вскрикиваю, но, вместе с тем, испытываю удовольствие и волнение, заливаясь краской.
Он
