Мой сводный американец - Мэри Ройс
— Не поступай так со мной. Я не вынесу этого во второй раз.
— Кааак, Том? Каак? — обреченно стону я и окончательно обмякаю в его объятиях.
Я тоже устала.
Пальцы брата крепче впиваются в мою плоть, и я чувствую, как его начинает трясти. Как бы мне хотелось забраться в его голову и хоть немного разобраться, что же с ним происходит. Но единственное, что я могу, это позволить ему узнать свой секрет. Позволить ему понять себя. Запутавшись в собственных мыслях, я и сама не замечаю, как рассказываю ему обо всем.
— Когда-то я занималась плаванием, — шепотом нарушаю сгустившуюся тишину. — На одной из тренировок я получила серьезную травму…
Говорить почему-то все сложнее. Наверное, для меня он все же чужой человек и мне трудно с ним делиться подобными вещами. Но я ощущаю, что напряжение покидает его тело, а заметив мою заминку, Том начинает медленно тереться лбом о мою спину.
— Говори, Мия, я хочу знать, что случилось.
Сглотнув и нервно облизнув губы, я продолжаю:
— Я неудачно нырнула в воду, и от сильного удара потеряла память. Том, я не обманывала, когда говорила, что тогда на кухне увидела тебя впервые. —
От моих слов американец резко втягивает воздух, словно его стало катастрофически не хватать, а после сжимает меня до дрожи в руках.
— Томас… — Горло сковывает невидимым кольцом, которое с каждой секундой сжимается все сильнее. Меня пугает такая реакция, а еще пугает то, что я не вижу лица сводного братца.
— Твою мать… какого… почему отец мне не рассказал? — цедит он вполголоса, сбрасывая свою непроницаемую маску.
Но это ничего не меняет. Я завтра же покину дом.
— Томми, — сдавленно шепчу я, — это все неважно. Больше не имеет значения.
— Важно! — срывается на крик и резко разворачивает меня лицом к себе. — Для меня важно, Мия. Я приехал, чтобы уничтожить тебя. Стереть в пыль твое сердце, как ты когда-то поступила с моим. Вот только рядом с тобой моя ненависть сыграла против меня самого. И теперь я больше не хочу этого. Не хочу издеваться над тобой. Я оставлю вас всех в покое, но прежде мне важно узнать правду. Я столько лет тебя проклинал… — запинается, — мне не стоило приезжать… лучше бы я и дальше ненавидел тебя. Я хочу ненавидеть тебя. Мне так легче, понимаешь? Но больше не могу так… сегодня я снова потерял себя… черт… рядом с тобой я никогда не мог себя контролировать, — сокрушается он, не справляясь с учащенным дыханием.
Сейчас Том разбит и уязвим. Я четко улавливаю его волнение, в то время как у самой сердце так и норовит выпрыгнуть из груди. В голове разгорается самая настоящая битва противоречивых мыслей. Неужели он говорит правду? Томас был влюблен в меня? Неужели из-за меня и произошла ссора в их семье? Но ведь Александр никогда даже не намекал, что я и его сын…
Господи!
— Прости, если я стала причиной ваших плохих отношений с отцом, — с искренним сожалением шепчу я, когда Том утыкается лбом в мое плечо и тяжко вздыхает.
— Проклятье, что ты со мной делаешь? — едва не теряя самообладание, стонет он и запускает обе руки мне под халат.
Внутри буквально все переворачивается, когда две большие ладони ложатся мне на живот, а потом перемещаются на талию, слегка сжимая ее. Почувствовав жар прикосновения, я не отталкиваю Тома. Отпускаю себя, позволяя испытать то, что не должна.
Мне еще не приходилось видеть брата таким, и почему-то сейчас хочется узнать, какой он на самом деле. Однако американец старается выглядеть спокойным, не показывает мне своих эмоций. И только когда он поднимает на меня уставшие и как-то даже немного потемневшие глаза, мое сердце попадает в капкан из маленьких острых иголок. Я будто оказываюсь среди мрачных руин, где, кажется, больше нет жизни.
Ну почему? Почему после всего, что он сделал, я сейчас сижу на его коленях и нормально с ним говорю?
Нельзя позволять одному его взгляду настолько сильно влиять на меня. Но сейчас желание бороться рассыпается как холодный пепел на ветру.
Убрав от меня одну руку, американец проводит ею по своему лицу, словно надеясь таким образом стереть тяжесть сегодняшнего дня. Или жизни.
Не отдавая отчета своим действиям, я погружаю его лицо в мягкость своих ладоней, медленно поглаживая кончиками пальцев напряженные скулы. Его глаза за одно мгновение наполняются опасным блеском, который подобно острому лезвию проходится по моей коже. Каждая мышца в его теле напрягается, а дыхание сбивается.
Знаю, что сейчас для собственной же безопасности стоит выставить его за дверь и натянуть на себя маску безразличия, но не могу. Что-то внутри останавливает. Что-то внутри меня желает его близости. И именно этот момент становится переломным, когда я готова забыть о своих принципах, гордости и обидах.
Томми аккуратно накрывает мои руки ладонями и вдавливает их в себя до легкой боли. А потом одним резким движением разворачивает меня обратно спиной к себе.
— Это было достаточно провокационно, Мия, — тихо произносит американец, проводя носом по моей шее, и привлекает меня к своему мускулистому телу.
Я ахаю и пытаюсь отстраниться, но он упрямо продолжает притягивать меня еще ближе. От настолько тесного соседства у меня начинается легкое головокружение, а в животе зарождается трепет, словно в нем порхают сотни бабочек. Из-за разливающегося под кожей жара халат внезапно кажется тяжелым и неуютным. Хочется избавиться от него. Как и от беспокойных мыслей, которые сейчас, когда я пытаюсь насладиться возникшим в груди теплом, только раздражают.
— Ты жалеешь о том, что произошло тогда между нами? — наконец решаюсь заговорить, откидывая голову ему на плечо.
Мне до смерти надоели эти километровые стены непонимания. Отчаянно хочется, чтобы Том поверил мне. Я ведь действительно ничего не помню. А может, мне и самой необходимо поверить в его рассказ? Может, Томас — единственный человек, кто честен со мной? Что еще от меня скрывали все это время? Господи, потерявший память ребенок — это же для родителей идеальная возможность все исправить. А зная свою маму, я ни капли не сомневаюсь, что она вряд ли бы
