Любовь на спор (СИ) - Попова Любовь
Застываю, когда вдалеке замечаю мигающий звонком гаджет. Но мое внимание привлекает крупный объект рядом. Тело молодого мужчины, которое я любила ласкать. Я срываюсь на бег, кричу от ужаса, падая на колени и замечая, как по белой футболке расползается пятно… В сумраке темное, от чего страх иглами жжет кожу.
— Марк, Марк… — проверяю я пульс и облегченно вздыхаю, когда он прощупывается. Но Марк при этом не шевелится. — Марк! Скоро скорая приедет, я вызвала. Марк, ну, пожалуйста!
Трясу я его и пытаюсь в панике вспомнить основы оказания первой медицинской помощи.
— Марк, не надо умирать! Не смей умирать, — смотрю и вижу рану на шее. Возле нее как будто запекшаяся кровь. Отрываю часть своей юбки и прикладываю туда. — Марк!
Кричу на истерике, уже не видя ничего от слез.
— Не умирай. Я же люблю тебя идиота! Делай, что хочешь, трахайся, с кем хочешь, обманывай меня, предавай, только живи! Ну где эта скорая!!! Помогите!
Ору раненой волчицей в сторону окон домов, но всем плевать. Всем плевать.
— Помогите мне!
Придавливая рукой тряпку на шее, начинаю давить на грудь, делая непрямой массаж сердца. Но Марк остается неподвижным, тогда я делаю последнее, что в моих силах. Зажимаю его нос пальцами и вдыхаю в рот воздух, плотно прижимаясь губами.
Раз, другой, пока вдруг талию не накрывает что-то тяжелое.
Не успеваю подумать, как пальцы впиваются в тело, плотно придавливают меня к раненому, и я, ничего не понимая, бьюсь в конвульсиях страха.
Это предсмертные судороги? Или убийца Марка решил покончить и со мной?
Но ответ на все вопросы в горячем рту. Язык в котором начинает неприличную битву. Я распахиваю глаза и вижу в сумраке, как не меня смотрит Марк.
Осознанно, похотливо. И усмешка в наглых глазах отметает последние сомнения в очередном поступке дегенерата.
Я кричу ему в рот, даже не пытаясь целовать этого скота в ответ!
Он хочет повернуть меня на спину, но я делаю блок коленом и бью его в пах. Вскакиваю и задыхаюсь, не могу поверить в эту жестокую шутку.
— Да что ты все время в бубенцы бьешь? — сипло выговаривает. — Мы ж так без потомства останемся.
Глотаю воздух, задыхаюсь и чувствую приближение очередной истерики. Марк бросает на меня взгляд и, словно все понимая, утаскивает в сторону как раз под звук сирен скорой.
В глазах темнеет, в ушах гул и рукам просто необходимо причинить Марку боль. Такую же, какая только что разрывала мою грудную клетку.
— Да как ты… Как у тебя… Как тебе в… Ты больной?! — ору я и все-таки бью его, пока он тянет губы, чтобы успокоить меня поцелуем. С чего он решил, что это вообще должно сработать?
— Ты сказала, что любишь меня.
— И что??? И ЧТО??? Ты умирал! Я думала, ты умираешь!!! Вот ты урод, — выплевываю я и с дури бью по его лодыжке. Хотя надо было в пах, чтобы такой, как он, размножаться больше не мог.
Потомство?! Ха!
— Ты игнорировала меня неделю, — объясняет он свой идиотский поступок и идет за мной. — Что еще мне оставалось?
— Наверное, есть какие-то причины, по которым я не хотела тебя видеть, и считай, что теперь их стало в два раза больше.
— Да какие причины? То, что я не вломил Нике, когда она пыталась меня…!
— Да! — разворачиваюсь. — Да! Надо было вломить! Ты якшаешься с ними…
— Все не так, выслушай меня.
— Даже слушать не буду твоих оправданий. Да и зачем тебе что-то мне доказывать? Зачем?!
— Потому что я люблю тебя.
Сглатываю, когда это слышу. Потому что сказано так просто и искренне, что хочется верить. Хочется податься болезненным чувствам, броситься на шею и кричать: «Давай забудем прошлое! Давай будем вместе! Давай будем счастливы! Давай трахаться!».
Но эти гребанные ванильные грабли, расставленные так ловко, я обойду.
Нельзя верить Синицыну. Ни одному из них. Лучше вон снова прогуляться с Денисом, который заказал мне такси и даже порывался поехать со мной.
— Даша…
— Это уже было. Ты уже говорил мне, что у нас все получится, — говорю хладнокровно, слизывая соленные капли с губ. Делаю шаг назад. — А потом выставил жирной порно звездой на всю сеть…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Глава 33
*** Марк ***Заебала, если честно. Уже на пределе. Говорю, что люблю. Знаю, что любит меня. И все равно ведет себя как выебистая сука с грязью под ногами. Несложно догадаться, кто здесь грязь.
Может пора отпустить ситуацию?
Делами заняться. Тучами, что сгущаются вокруг клуба, пока я рефлексирую на той, кому не нужен.
Может реально не нужен? Может все зря, и ей будет лучше без меня?
Она молчит, я думаю. А что дальше, не знает никто…
Когда она, развернувшись на низких каблуках, уходит в ночь, мне хочется показать средний палец. Мол, иди. Будь счастлива, с кем угодно, раз я и мои попытки что-то исправить тебе противны. Раз ты не веришь, что кроме тебя мне не нужен никто.
Но дело есть дело. Игра.
И Даше придется сыграть в ней свою роль.
— Стой! Мне помощь твоя нужна.
— Мыло и веревку купи в магазине, — кричит она через плечо. Хочет заказать такси, но я отбираю телефон. Она смотрит на него, на меня и складывает руки на груди. Ладно. Глаза в глаза тоже диалог.
— Подскажи, каком, — спрашиваю я, и вспоминаю, зачем нужны веревки и мыло. — Ты же у нас спец по суициду. Как тебе вообще пришло в голову повеситься?
До сих пор эта ее слабость из головы не выходит.
— Откуда я знаю. Вдохновение снизошло! Хочешь поделюсь? — вздергивает она бровь, смотрит насмешливо и никуда не собирается убегать.
Сука…
И вот как откажешься от такой дряни. Потом любая давалка будет казаться пресной, а в этой огонь горит. Пожар, в котором, сгорая, словно возрождаешься.
С ней никакого бокса не надо. Она и сама адреналин в грудь вколет. А уж как она трахаться любит — мечта любого мужика. Моя мечта.
— Хочу, чтобы ты забралась к своему отцу в офис и выкрала документы.
Да, Дашенька. Не все о любви и сексе говорить. Если мы с тобой сдохнем, говорить будет не с кем.
У нее даже руки от удивления падают. Как, впрочем, и челюсть.
— Ты… — она поднимает палец, тычет в меня, отворачивается, сдерживая очередной порыв к истерике. — Какому из?
— К Малышеву.
— Что за документы?
— Выкрадем, все расскажу, — не даю поблажек. Сначала согласие. Потом все остальное.
— Издеваешься?
— Немножко. Но это правда важно. Важнее, чем наша с тобой Санта-Барбара.
Она обиженно дует губы. Думает. Думает.
— Почему?
— Потому что в опасности жизни наших близких.
Даша хочет засмеяться, но глотает смешок и щурит глаза.
— Прекрати говорить голосом агента из третьесортного боевика, — просит она и встряхивает руки. Онемели. От страха? От неверия? — Ладно. И когда ты хочешь это проделать? — сдается она, потому что одно дело, когда говоришь: Даш, я не изменял, и она скорее фыркнет не веря. Но в то, что я могу шутить такими вещами как семья, не поверить не посмеет.
— Лучше прямо сейчас.
— Ты опять шутишь!? Я весь день на ногах, устала, почти тебя похоронила… И вообще, на тебе грязная футболка!
Тут же снимаю камуфляж, оставаясь в одной черной майке. И мне нравится, как она смотрит, часто моргая.
То ли удивленная метаморфозе, то ли сильно соскучилась по моему обнаженному телу.
— Понятно, — откашливается она. — Где машина?
Рядом пролетает скорая, так и не нашедшая пациентов, а я веду Дашу к тачке. Разве что не улыбаясь как дурак от того, как быстро она согласилась.
— Это была дурацкая шутка, — замечает она по дороге, посматривая на камуфляж, что валяется теперь на заднем сидении.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Но она сработала, — подмигиваю я, и тут же получаю колкое:
— Это ничего не меняет. Ты сейчас все мне рассказываешь! Потом мы едем воровать документы… Боже, докатилась. Потом расходимся, и ты никогда, никогда мне больше не звонишь и не пытаешься встретиться. Понял?!