Темная история в третьем роддоме (СИ) - Нарватова Светлана "Упсссс"

Еще больные по коридорам курсируют. Медсестры, как мыши, по углам шебуршатся. Акушерки дозором владенья обходят. И они, такие, в кабинете УЗИ: «о-о-о», «а-а-а»… Роддом, как-никак, авось, рожает кто…

«Давай сразу в холл выйдем прямо там любовью займемся, чтобы уже ни у кого не было никаких сомнений в том, чем и где мы занимаемся», — предложила Таня.

«А я предлагал ко мне», — сел на любимого конька Дежнев.

«Может, вообще закончим, если тебе не нравится?» — снова поднял голову ПМС.

«Всё. Мне всё нравится. Посыпаю голову пеплом и сижу тихо, как Золушка на ящике с золой, ожидая одиннадцати», — пошел на попятную Стас.

Ух, какая она страшная! Какая решительная. Когда ПМС наступает. Самое страшное, что вместе с ПМС пришло желание. Разбуженное Дежневым либидо будто решило оторваться за предстоящий физиологический перерыв. Ниже пупка заворочался теплый комок, и растёкся, словно мороженое на солнце. Еще ниже стало сладко, горячо и влажно. И дожить до одиннадцати стало просто невозможно.

Глава 34

Время ползло лениво, как сытый удав по джунглям. Дежнев порывался поработать с документами, но постоянно ловил себя на том, что в голове проговаривает последний эсэмэс-диалог с Феей Пипеткой. Понятное дело, Фею озвучивала Татьяна — упрямее барана. Чего вот она уперлась в это инкогнито? Правда, в этой темной-темной истории, в которой Фея по-прежнему оставалась темной лошадкой, а Стас ощущал себя необъезженным жеребцом (сегодня его еще никто не объезжал, факт), было что-то пьянящее. Порочно-возбуждающее. Задевающее такие глубокие струны, которых Стас даже предположить в себе не мог. Если вдуматься, это черт знает что: до одури трахаться хрен знает с кем. И ту самую, которую знает хрен, на ночное безрассудство подбивать. Не в силах бороться с переполняющим возбуждением (и не только сексуальным), Дежнев решил прогуляться. Он обещал ночную смену энтузиазмом не пугать. Но пока не ночь. Опять же, нужно эту шкодлу разогнать по углам, чтобы сидели тихо, боясь лишним движением выдать присутствие. А то и вправду слишком многолюдно в коридорах. Стас сделал по дороге внушение беременной, решившей по дороге в туалет потрепаться по телефону. Медсестрам велел торчать на посту, как часовым возле мавзолея. Спустился в родовое. Перекинулся парой слов с дежурным врачом, убедился, что жизнь идет, бабы — рожают, хотя и не так, как раньше. На этой оптимистической ноте Дежнев решил, что пора и честь знать. Одной милой Феечке.

Дверь в кабинет УЗИ была прикрыта. Свет выключен. Стас никак не мог вспомнить: он, уходя, выключал или нет? И, скрестив пальцы на удачу, Дежнев вошел внутрь. Постоял, не спеша щелкать выключателем. Тихие шаги подсказали, что он в помещении не один. Изящные ладошки закрыли его глаза.

— Фея? — тихо спросил он.

Очень показательный вопрос. Если скажет «да», значит, не Фея. А если Фея, то промолчит.

Никто не ответил, и лишь дыхание выдавало Пипетку. Выдавало с головой: неровное дыхание с рваными выдохами. Сердце мучительно сжалось от радости. Стас поймал ладошку и, повернув голову вбок, поцеловал в самый центр.

— Моя Фея, — прошептал он.

Ручки уверенно развернули его голову. Потом аккуратно сняли за дужку его очки, и на глаза легла мягкая повязка, вроде тех, что используют для сна, на резинке. Приятно. Фея Пипетка думала о его комфорте. А он подумает об ее удовольствии. Он снова поймал руку девушки и потянул вперед. На какой-то момент она отстранилась, чтобы защелкнуть замок (хорошо, хоть у кого-то из двоих сохранилось здравомыслие), но Стас дернул ее на себя, поймал в объятия и по дыханию нашел губы, сладкие, такие желанные губы. И прижал ее к себе крепко-крепко. Наверное, он не целовался с таким наслаждением с тех самых юношеских пор, когда поцелуи были максимальной формой близости с девушкой.

Одежда совершенно точно была лишней. Руки поползли вверх, чтобы расстегнуть на Фее чертов халат, но получили отпор от коллег с противоположной стороны. Не разрывая поцелуй, Стас попробовал зайти с другой стороны — снизу. но его снова шлепнули по рукам.

— Ты смерти моей хочешь, — констатировал Дежнев, стянул халат с себя и швырнул в сторону гипотетического стула. Пипетка хихикнула. Видимо, промахнулся. Потерял ориентацию в пространстве. Ничего, в главном он ориентируется правильно. Дежнев стянул с себя хирургическую рубашку и швырнул примерно в том же «потерянном» направлении.

Девушка потянула его к кушетке, но Стас сжал ее пальцы.

— Я хочу быть сверху, Фея.

Может, это глупость, но он не хотел чувствовать себя… фаллоимитатором. Стас ничего не имел против позы наездницы. Хорошая поза. Очень удобная валеночная поза. Лежи себе, всё за тебя сделают. Но почему-то здесь и сейчас, когда он целиком и полностью зависел от прихотей Пипетки, ему было просто жизненно необходимо хоть в чем-то управлять ситуацией самому.

На секунду в кабинете стало тихо, а потом в Стаса полетели тряпки. Судя по всему — его одежда. Надо полагать, это было «нет».

— Подожди, — он вытянул руку вперед, пытаясь нащупать девушку. — Не обижайся, пожалуйста. Да, я хочу тебя поймать, и даже отшлепать, особенно, после этого…

Одна из тряпок, видимо, рубашка, шлепнула Дежнева по плечу.

— Ладно, если хочешь, ты можешь отшлепать меня первой, — согласился Стас.

Теперь прилетело со другой стороны.

— Ладно, если не хочешь, то тоже можешь, — фыркнул он и выставил вперед предплечья, защищая лицо. — Ну, всё, всё. Я понимаю твои опасения. Но я бы так хотел тебя раздевать… Гладить, целовать… везде.

Рубашка шлепнула снова, но уже без прежней экспрессии.

— Ладно, не везде, а только…

В избиение начальства вернулась экспрессия.

— Пожалуйста, дай мне возможность делать то, что я хочу. Обозначь границы, но дай. Я больше не могу так. Мне тесно.

Стас ощутил движение рядом, и Фея дернула его за резинку штанов.

— В этом смысле тоже тесно, — согласился он, стягивая низ. — А ты потом не будешь меня трусами бить?

По предыдущим ударам Дежнев определил, где находится Пипетка. Один рывок — и Фея, пойманная за бедра, прижимается животом к его лицу. Рука Стаса скользит по голой ноге, задирая халат. Белье Феи отправляется в компанию к брюкам. Сама Фея усаживается верхом на бедра, и хотя упирающаяся ей в живот часть требует совсем другого, Стас резко разворачивается, и Фея оказывается спиной на кушетке, а Дежнев — между ее ног. Теперь-то чего драться? Главное уже сделано. Стас придвигает девушку к себе, опускается перед ней на колени, крепко сжимает ее бедра и прокладывает языком влажную дорожку вниз, где кисловатым соком истекает ее желание. Подергавшись для острастки, Фея затихает. Ее дыхание становится отрывистым, а выдохи всё больше напоминают стоны. И от каждого сводит сердце. И медленно, но верно едет крыша. К губам и языку добавляются пальцы, и Фея, сдавшись, начинает отвечать, втягиваясь в безумный танец, подаваясь навстречу бедрами.