Не-снегурочка (СИ) - Северная Оксана

— Маша, кухня прямо по коридору, — Дмитрий многозначительно кивнул в сторону двери. — Распорядись насчёт чая.

Черт возьми, вот зачем вообще мне нужно было здесь появляться? Могла бы спокойно подождать в машине, вздремнуть и хоть немного отдохнуть, а не бегать — принеси-подай.

Под насмешливым взглядом Виктории, я направилась к двери, старательно пытаясь удержаться на высоченных каблуках, который так и норовили разъехаться по гладкому отполированному мрамору. Для «отличного» продолжения дня, не хватало только растянуться прямо перед этой гарпией.

— Ну что же… Мне кажется, в понедельник на работе можешь не появляться, — тихий шипящий голос донесся из-за спины, стоило только дверям в гостиную захлопнуться.

Я сделала глубокий вдох и развернулась, нацепив нейтральную улыбку, которой обычно встречают клиентов работники банка. И едва не поперхнулась своей уверенностью, наткнувшись на ледяной прожигающий взгляд полный ненависти и злобы.

Нельзя поддаваться на провокации.

Нельзя.

— Виктория Эдуардовна, — совершенно спокойно начала я, сохраняя хладнокровие и равновесие, — к вашему огромному сожалению, спешу вас разочаровать. Я все еще работаю в Альянсе. И не в вашей компетенции ни увольнять меня, ни, даже, на время отстранить от работы. Так что будьте так добры, держать свои “кажется” исключительно при себе и не делиться ими, даже если кажется очень сильно.

— В понедельник… Все изменится — в понедельник, будь уверенна, — на губах мегеры появилась злорадная улыбка, больше похожая на оскал. — У нынешнего генерального репутация безнадежно испорчена.

Что она затеяла? Сместить Дмитрия и занять его место?!

— Не уверена, что совет директоров будет слушать ваше мнение по поводу репутации Дмитрия, — я с вызовом сделала шаг навстречу мегере. — И вообще, насколько я помню, вы жутко торопитесь по своим неотложным делам…

— О, а ты, я смотрю, зубки решила отрастить? — Виктория фыркнула и насмешливо добавила: — Недолго тебе осталось скалиться. На что ты вообще надеешься? На большие и светлые чувства Соколовского? П-ф… Он использовал тебя: сначала как подстилку, теперь для алиби…

Меня будто ледяной водой окатили. А эта мегера знает, куда бить…

— Разговор окончен, Виктория Эдуардовна, — заключила я, пока еще могла держать себя в руках. — Моя личная жизнь должна бы заботить вас меньше всего. И вообще, обсуждать такие вопросы с людьми, которые даже друзьями вам не приходятся — голос мой оставался спокоен, разве что немного напряжен. — Всего доброго.

Знал бы кто, чего стоили мне эти слова… очень хотелось послать ее ко всем чертям. Но я улыбнулась, чуть кивнув, и развернувшись, отправилась искать кухню, чай и хоть минуту покоя.

***

Я буквально рухнула на пассажирское сидение, ощущая как тревога окутывает разум. Дверь автомобиля захлопнулась с громким звуком, а секунду спустя Дмитрий уже завел мотор.

Дворец мы покидали второпях, словно пытались сбежать от неприятных вестей. Было не до чая, не до кофе, да и вообще не до церемоний. Стоило мне вернуться в гостиную, как сразу стало ясно, что разговор между матерью и сыном произошел не самый приятный. В помещении царила звенящая тишина и почти осязаемое напряжение, которые едва смогло нарушить мое появление. Ольга Николаевна, поджав губы, изучала содержимое своего телефона, а Дмитрий, бросив скупое «До свидания», пригласил меня к выходу.

— Пристегнись, пожалуйста. — Голос казался напряженным, но спокойным.

Я и сообразить ничего не успела. Одно движение — и меня накрыло терпким ароматом его духов, а ремень безопасности плотно обхватил мое тело, прижав к спинке сидения. И почти в тот же момент, автомобиль с визгом тронулся с парковки.

— Не хочешь рассказать, что случилось? — я, наконец, не выдержала этого напряженного молчания.

Дмитрий будто не слышал меня. Сосредоточился на дороге. Тишину нарушал только рев мотора, который подчеркивал настроение самого водителя. Гнев. Ярость. Негодование.

— Мать продала свою долю в Альянсе Соловьеву, — голос звучал обманчиво спокойно, в то время как стрелка на спидометре неумолимо клонилась вправо, — Теперь у меня больше нет преимущества в совете директоров.

Ах, вот оно что! Теперь становится понятно, с какой радости и по какому делу здесь появилась Гарпия Эдуардовна. Вот змея… Довела женщину до нервного срыва, заставила продать акции…

— На нее надавили, — попыталась найти объяснения действий Ольги Николаевны. — Ты же видел, какая она была бледная, испуганная. Может, возможно еще все изменить?

— Нет, — процедил сквозь зубы Дмитрий. — Мать боится, что я разрушу дело и оставлю ее у разбитого корыта. Решила, что продать свою долю сейчас самый верный поступок.

От рева мотора заложило уши, сердце бешено заколотило об ребра.

— Черт! Сбавь скорость! — огни автострады мелькали перед слезившимися глазами будто лампочки на новогодней елке.

Ладонь Дмитрия оторвалась от руля и плавно легла на мою руку, вцепившуюся в подол куртки. Мгновение и… автомобиль действительно замедлил свое движение. Его пальцы переплелись с моими.

— Ей нужны деньги, — как ни в чем не бывало он продолжил, — Боится лишиться всего, что имеет. Живые деньги в банках надежнее иметь, чем долю в компании, которую я, со слов Соловьева, намерен пустить по ветру.

Похоже, что Соловьевы одним махом решили прибрать Альянс к своим рукам.

— Она доверяет ему больше, чем родному сыну?

— Он дает ей гарантии, я — нет, — устало сказал Дмитрий. — Впрочем, все это не удивительно, — на секунду он замолчал, задумчиво всматриваясь сквозь стекло на вечерний город, — Мать всегда была увлечена больше своими собственными делами, строила свою личную жизнь, искала супруга побогаче. Сын, ошибка бурной молодости, стал обузой в достижении цели, поэтому мной занимался дед — бывший военный. А в старших классах, после его смерти, меня отправили в лицей с круглосуточным пребыванием. Чтобы под ногами не путался со своей учебой.

Перед глазами мгновенно нарисовалась яркая картинка детства маленького Димы. У молодой красивой женщины рождается нежеланный ребенок. Ее ошибка. Безотцовщина. Малыш появился на свет, и он уже нелюбим. Вызывает у матери разочарование и раздражение. В конечном итоге, оказывается под контролем строгого родственника. Растет без любви и нежности, не знает, что такое материнская ласка. Его отношение к миру становится враждебным. Он замыкается в себе черствеет и попросту не знает, что может быть иначе. Все, что маленький Дима видит, что переживает изо дня в день — напрочь отвергает любое проявление теплых чувств.

— Могло бы быть хуже, — я мотнула головой, отгоняя навязчивую картинку, — Ты рос ни в чем не нуждаясь, тебе дали отличное образование в лучшем лицее Москвы…

Я прекрасно знала про лицей из рассказов Руса. Моя несостоявшаяся свекровь, желающая для единственного обожаемого сыночка самого лучшего, вложила все деньги в его образование, которое ему совершенно не пригодилось для работы фитнес-инструктора.

— Ошибаешься. Туда берут всех, кто готов выложить немалую сумму за год обучения. Некогда элитный лицей, о котором так восторженно рассказывал мой дед, превратился в сборище мажоров, понимающих исключительно язык силы. Но… откуда мне было об этом знать в свои шестнадцать лет? Именно поэтому старшие классы — не самое радужное время в моей жизни. И предпочитаю их не вспоминать.

Если так разобраться, то радужного в жизни Дмитрия вообще не было…

Поток откровений был так не вовремя прерван очередным телефонным звонком. Дмитрий, кинув беглый взгляд на экран смартфона, ответил на звонок. Собеседник на другом конце провода оказался немногословен.

— Планы на вечер немного изменились, — Дмитрий заговорил, как только завершил скупую беседу, — Мы едем в ресторан. Надеюсь, ты не против.

Глава 25

— Какое вино предпочитаешь? Красное? Белое? — Дмитрий оторвал взгляд от тяжелой кожаной папки с надписью витиеватыми золотыми буквами.