Двойной босс, пожалуйста! (СИ) - Март Амалия

Я задерживаю дыхание, наблюдая самую порочную картину на свете. Она упирается лицом мне в пах, неспешно проводит носом по выпуклости, а затем несильно впивается в член зубами, прикусывает его через ткань. Я издаю стон, сам того не замечая. Сексуальная дикая кошка. Очень сексуальная.

Собираю ее волосы на затылке, чтобы лучше видеть лицо с обнаженными белыми зубами и оттягиваю ее назад.

— Где твоя помада? — хриплю сквозь сжатые зубы. Моя выдержка на исходе, но я должен осуществить эту грязную фантазию.

— В сумочке, — снова томно прикусывает губу, кидая взгляд на стол позади меня.

Скидываю ее сумку на пол, продолжая удерживать девушку за волосы. Она не глядя выуживает помаду, открывает тюбик и, смотря прямо мне в глаза, начинает путешествие по своим губам. Яркое бордо растекается густым вином по пухлому рту. Член дёргается в штанах, мечтая быстрее оказаться вымазанным этим великолепием и ее слюной.

Черт, это долго не продлится.

Проклятая трель телефона вырывает меня из горячего сна. Я щурусь, приоткрывая глаза, и снимаю руку со стоящего колом члена. Воздержание никогда не было для меня проблемой, если я знал, что буду вознагражден в конце игры. Но, кажется, моему либидо осточертело работать по графику, и оно сговорилось с подсознанием, подбрасывая сочные картинки для разрядки во сне.

Перекатываюсь на скрипучем диване и тянусь к замолкшему телефону. Солнце фигачит прямо в глаза и не понять — оно ещё не зашло, или уже встало. Сколько, мать твою, времени?

Экран светится редким "Мама". Перебираю в голове все поводы, по которым она может звонить, и ни черта хорошего не ожидаю в восемь утра вторника.

— Саша, — звучит вместо приветствия.

— Мама, — холодно отзываюсь я.

— Тебя на выходные ждать?

— С чего бы?

— Твой день рождения. Игорь спрашивает, хотел заказать ресторан.

— В этом году не смогу вырваться. Работа.

- Я ему так и сказала.

Мы замолкаем. Тяжесть этой тишины давит на плечи и грудную клетку. Вот она реальность: нам больше не о чем разговаривать, мы совершенно чужие люди. Мы стали ими ещё до смерти отца, но после отдалились окончательно за неимением связующего звена. Я не был дома четыре года. И думаю, уже можно перестать называть то место таковым.

— Как… у тебя дела? — выдавливаю я, наконец.

— Все хорошо, спасибо, что поинтересовался. Я позвоню тебе двадцать второго.

— Да, — говорю я уже коротким гудкам.

Не позвонит.

Не удивлюсь, если о моем дне рождения вспомнил дядя Игорь, а не она. Казалось бы, как женщина, которая выталкивала ребенка из своей утробы, может такое забыть? Оказывается, не достаточно просто проносить в себе будущего человека девять месяцев, чтобы считаться матерью. Слишком много факторов для этого должно сложиться. У моей матери — не сложилось.

Но пока был жив отец, это не так бросалось в глаза.

Хотя не стоит строить иллюзий, я всегда знал, что она меня не любит. Она вообще никого кроме себя не любила. Даже отца, боготворившего ее всю жизнь. Сколько раз она уходила от него, с громким апломбом хлопая дверью, сколько раз бросала ему в лицо свои измены. Но он всегда все ей прощал, как несмышленому ребенку, забавную проказу. И мне говорил: она создана для любви, земное ей чуждо.

Так он оправдывал свою музу, женщину, которая все ставила выше него. Выше нас. Но я всегда видел ее нутро: законченная эгоистка. Бессердечная сука. Как и все они. По ее вине он так рано ушел.

Стряхиваю с себя остатки вчерашнего опьянения и иду в душ. Холодная вода разогревает кожу и тонизирует организм. Не так уж часто я бухаю, чтобы совсем расклеиться, но утренний разговор, плюс вчерашнее наваждение немного подкосили. И приближающийся юбилей ни черта не радует.

Очередной костюм садится идеальной удавкой, сжимает в тиски "большой босс" и напоминает о маске, которую нужно натянуть на лицо. Из зеркала на меня смотрит хладнокровное чудовище, затянутое в дорогую упаковку. Чудовище, которым мне нравится быть. Никаких чувств и ненужных терзаний. У него все просто и легко, он познал суть жизни и берет от нее только лучшее. Живого человека внутри уже почти нет.

Это заметил даже единственный друг. Бывший друг.

Пять лет назад.

— Ну что, неудачник, какие планы на сегодня? Будешь дрочить в кулачок? — Рус ржет, как дебил, приглаживая свои лощеные волосы в отражении на моей Ауди.

— Да пошел ты. Тебя ещё в первый день отшили, так что сегодня ничего не светит, — выплевываю я, перебрасывая ключи от машины в руках.

Мы стоим на стоянке перед офисом и соревнуемся ещё и в словесной дуэли: кто выведет соперника из строя морально. В остальные дни, свободные от игры, мы с Русом отлично ладим, даже приятельствуем. Но когда начинается соперничество заряженные адреналином от гонки мы переходим к жёстким баталиям. Необходимым нам обоим.

В нашей игре существует всего несколько правил: не вмешиваться в партию другого, действовать строго по очереди, не вставлять сопернику палки в колеса. И сегодня — день Че. Сегодня он занимается девчонкой, а мой удел — отойти в сторону и не мешать, как бы мне не хотелось схватить ее и закончить то, что мы начали вчера.

— Сегодня я повезу ее домой и проявлю чудеса джентльменства, вот увидишь, она поплывет. Такие девчонки ждут принца на белом коне и с удовольствием потом его седлают за парочку красивых жестов, — продолжает хорохориться Рус.

— Ты знаешь, что будет завтра, Че. Так что сегодня можешь даже не рыпаться.

Он знает не все о вчерашнем вечере, но достаточно, чтобы понимать, как далеко я зашел. Жесткий смешок вырывается из меня до того, как я замечаю белокурую головку за спиной Руса. Я замираю, окидывая девчонку взглядом: она выглядит совсем юной и чертовски сексуальной в простом легком платьице и облаком кудрявых волос. Похожа на одуванчик: такая летняя и воздушная. И я не могу оторвать от нее глаз.

Заметив мою реакцию, Че разворачивается и расплывается в пластиковой улыбке. Мерзавец умеет играть хорошего парня.

— Лея! — срывается он с места. — Как твой лоб?

Он поднимает руку и очерчивает висок девушки пальцами. Мне хочется оторвать ему кисти рук и запихнуть их ему в глотку. Это нормальное желание соперника, ревность здесь не при чем. Я просто очень хочу победить.

Смотрю, как Лея отшатывается от его прикосновений и невольно улыбаюсь ее реакции. Значит, я пока лидирую. Она вскидывает свои глаза поверх плеча Руса и смотрит на меня. Ждет моей реакции. Но сегодня не мой день, детка, прости. Я тут же натягиваю хладнокровную маску и делаю вид, что меня не интересует представшая передо мной картина. Солнечные очки помогают скрыть мой блестящий предвкушением победы взгляд.

Я бросаю короткое "до завтра" и, обогнув машину, сажусь в салон. Спустя минуту я выезжаю со стоянки, оставляя парочку в зеркале заднего вида.

Если бы не дурацкие правила игры, сегодня она была бы моей, уверен. Она могла быть моей ещё вчера, если бы я не ступил и не отпустил ее домой.

Вспоминаю, как накрыло меня вчера в машине, когда Лея забралась своими мягкими пальчиками в мои волосы. Как снесло крышу от ее тонкого дрожащего в моих руках тела и неумелых поцелуев. Это какой-то новый вид удовольствия, не испытанный ранее. Она отходит от стандарта девушек, которых мы выбираем обычно: слишком неопытная, слишком простая, слишком бесхитростная. Может поэтому мое тело так на нее реагирует? Обезумел от новизны и чистоты?

Как еще объяснить то помутнение, когда она выскользнула из машины, а я остался сидеть, пришибленный к месту, не способный двигаться ещё минут пять? Я даже не говорю про адский стояк в штанах, который не спадал потом полдороги к дому.

Интересно, как далеко зайдет сегодня Рус? Что она позволит ему?

Глава 31. Лея. Тогда

"Приедешь?" — светится на экране в воскресенье вечером.