Только (не) трогать (СИ) - Вейден Лана

Я знаю точно: пройдут недели, месяцы и годы. Я могу десятки раз приехать во Франкфурт и даже поселиться в какой-нибудь гостинице в Хёхсте, но то, что случилось со мной в этом доме — пугающее, неправильное, странное, — больше никогда не повторится.

Почему-то мысль об этом вместо желанного облегчения приносит что-то другое — тоскливое и щемящее. Необъяснимое. Ускользающее.

То, что у меня никак не получается понять.

То, что, мне, возможно, понимать ни в коем случае не надо.

Глава 7. Правда или действие

Первое, что бросается в глаза, когда мы выходим из здания центрального вокзала Амстердама — болезненно-красное, словно порванное в клочья, закатное небо. Не глубокая синь Ван Гога, а мареновые хлопья — устрашающие, завораживающие.

Я влюбляюсь в этот город мгновенно, и очень жалею, что проспала полдня — столько времени потеряла!

Четыре часа в поезде пролетели быстро. Мы с Марком сели у окна, друг напротив друга. Я достала скетчбук и стала делать наброски. Соседнее место всю дорогу оставалось свободным. А вот Марку не повезло — рядом расположилась женщина с малышом. Малыш хватал женщину за шнурок куртки и всё время повторял: «Шнурек-шнурек-шнурек» (как я поняла, они были из Польши). Вскоре ему это надоело, и он переключился на Марка — остаток пути дергал его за рукав. Марк сердито ерзал на кресле, а я едва сдерживала смех — так ему и надо.

Он до сих пор хмурится. Боюсь спросить, куда же мы идём, но всё проясняется довольно быстро. Стоит перейти дорогу, немного пройти вправо — и мы оказываемся около пятизвездочного отеля. Замедляю шаг, рассматривая название: «Barbizon Palace».

— Э-э… мы будем жить здесь?

— Тебя что-то смущает?

Да. Меня смущает всё. В очередной раз чувствую себя неловко. Останавливаюсь.

— Я понимаю: для вас это, может, ничего не значит. Но для меня — большие деньги. Знаете, это уже слишком. Как я потом должна расплачи…

— София, ты можешь хоть сейчас меня не раздражать? Хотя бы один вечер? Честно — я не хочу с тобой спорить. Не хочу ни о чём думать. Я просто хочу отдохнуть. Развлечься.

- И вы один собираетесь… развлекаться?

Почему-то я спрашиваю совсем не то, что хотела. На лице Марка появляется усмешка.

— На самом деле, мне всё равно, — быстро исправляю ошибку. — Вот абсолютно безразлично. Делайте, что хотите. Я найду, чем заняться.

— И чем же ты будешь заниматься? — кажется, этот разговор его забавляет.

— Пойду в квартал красных фонарей.

Марк уже не пытается сдержать смех. Я начинаю злиться.

— Вы сами сегодня сказали — художник должен видеть жизнь во всех проявлениях. Я могла бы добавить — и видеть красоту во всех проявлениях. Но вообще, знаете… может, я бы и хотела пойти в музей Ван Гога или в какой-нибудь другой музей, да только вы меня сюда ночью привезли. И что мне остается?

— Я думал, ты захочешь пойти на Лейденскую площадь.

— Туда тоже схожу, не волнуйтесь.

— Да я и не волнуюсь. Заходи, — он кивает на стеклянную дверь.

Оказавшись внутри, стараюсь не думать о том, сколько стоит чувство вины Марка Майера.

В том, что он взял меня за границу только из чувства вины, сомнений нет. Как и в том, что он хотел бы эту вину никогда не испытывать. Но испытывает, помимо воли испытывает, от этого ненавидит меня еще сильнее, но всё же хочет откупиться. Когда-то я тоже через такое проходила. А теперь разрываюсь между желанием использовать Майера и послать его подальше.

К чему всё это приведёт?

— Жди меня здесь, — Марк оставляет вещи в лобби и направляется к стойке администратора. Оставшись одна, присаживаюсь на диван и смотрю по сторонам: белые колонны словно обернуты золотой фольгой, а люстры напоминают бахрому на платьях двадцатых годов прошлого века. Вкусно пахнет едой: хорошо, что я прихватила сэндвичи.

Оформив документы, Марк возвращается: забирает вещи и жестом показывает следовать за ним.

— Какой этаж? Я пешком поднимусь.

В ответ — ни слова: вздохнув, он идёт в сторону лестницы. Поднявшись на третий этаж, открывает дверь одного из номеров, отдаёт мне ключ и лишь потом сообщает:

— Зайду за тобой через полчаса.

Что? Ошарашенная, я не двигаюсь с места. Смотрю, как он распахивает дверь соседнего номера, и молчу.

Мне ничего не померещилось? Он действительно сказал, что зайдет за мной?

А потом?.. Неужели мы вместе пойдём гулять?

Марк, как и обещал, появляется ровно через полчаса.

Он уже успел переодеться — и, судя по влажным волосам, принять душ. Я тоже только вышла из душа, а вот волосы высушить не успела. Открыв дверь, бегу в ванную.

— Пожалуйста, подождите еще пару минут!

— Ты хотела сказать — пару часов? — несется вслед.

— Ну не могу же я идти с мокрыми волосами? И вы, кстати, тоже. На улице довольно прохладно.

— На самом деле, нам очень повезло с погодой, — Марк вдруг подходит к дверям ванной комнаты. — Нет ни дождя, ни сильного ветра. Впрочем, дождь может пойти в любой момент.

— В номере есть кофемашина, — мне почему-то неловко, что он смотрит, как я сушу волосы. — Может, хотите кофе?

— Может, ты хочешь поужинать? — отвечает он вопросом на вопрос. — Здесь очень хороший ресторан.

— Спасибо, не хочу. Но можете сами туда сходить.

— Благодарю за разрешение, но я тоже не хочу. А вот кофе, пожалуй, выпью.

Он направляется к кофемашине, и я с облегчением выдыхаю.

…Через полчаса мы выходим из отеля. Надо бы как-то выяснить, что меня ждёт.

— Мы сейчас идём… э-э… куда?

— Ты ведь хотела в квартал красных фонарей? — с издёвкой переспрашивает Марк. — Как там было — «любоваться красотой»?

— Видеть красоту во всех ее проявлениях.

— Да, точно, — на его лице снова появляется насмешливое выражение.

Чувствую, что краснею. Ну кто меня за язык тянул? Теперь пути назад нет.

Мы проходим по красивой пешеходной улочке — мимо кафе и баров, хостелов и стоянок велосипедов — и вскоре оказываемся на месте.

Кажется, что ночь, поглотив закат, оставила его лоскутки здесь, и теперь болезненно-красный, смешиваясь с разноцветными полосками неоновых вывесок, растекается по лицам людей, домам и тротуарам самого известного квартала в мире.

Сначала я стесняюсь заглядывать в кабинки, но вскоре замечаю, что Марк не обращает на меня внимания. Он занят делом — видимо, очень важным: не сводит глаз с телефона и постоянно набирает какие-то сообщения.

Осмелев, начинаю осматриваться. Комнаты девушек — как древние храмы, а сами девушки — словно античные статуи богинь в музеях. Везде особенная подсветка: даже если тело далеко от совершенства, кожа выглядит идеальной — и мерцает, как мрамор. В задумчивости приближаюсь к одной из кабинок, и вдруг «статуя» оживает: улыбается и посылает мне воздушный поцелуй.

Отскакиваю от кабинки и поворачиваюсь к Марку: заметил или нет? Кажется, не заметил.

И всё-таки — странный он человек.

— Что такое? — почувствовав, что я на него смотрю, Марк поднимает голову.

— Ничего. То есть… вы сказали, что приехали развлекаться, а сами от телефона не отрываетесь.

— Ты предлагаешь мне прямо здесь начать… развлекаться?

— Нет. Я ничего вам не предлагаю.

— Хорошо. Тогда я предлагаю. Хочу показать тебе одно интересное место. Если, конечно, ты уже насмотрелась на девушек.

Я вспыхиваю.

— Звучит ужасно. Так, как будто я… — начав фразу, я не знаю, как её завершить, и замолкаю.

— Ой, прости! — Марк прячет телефон в карман. — Сейчас по-другому спрошу. Если ты насмотрелась на красоту во всех ее проявлениях, мы можем отсюда уйти?

Поджав губы, киваю. Всё же здесь слишком многолюдно — еще чуть-чуть, и начнёт подташнивать.

Мы выходим на длинную улицу и идем вдоль каналов. Тут много клубов и баров, громкий смех смешивается с музыкой и разговорами на разных языках, в нос бьёт сладкий приторный запах. Но постепенно шум размывается, дышать становится легче.