Охота на доминанта, или 13 отмазок Серова (СИ) - Володина Таня
Серов был молодым, здоровым и сильным человеком, но он ощутил, как грудь сдавило холодным железным обручем. Да так, что ни вздохнуть ни выдохнуть. Юля и Андрюша. Маленькая запутавшаяся овечка и несчастный голубой козлик. Хотя нет! Они не овечка и
козлик — они волчица в овечьей шкуре и шакалёнок-содомит!
Как они могли его обманывать? Какой неслыханной дерзостью и беспринципностью нужно обладать, чтобы мило с ним общаться, играть в искренность и обворовывать за спиной? Никогда его не кидали так цинично! Беспредельщики невиннопысские! Бандиты с лесной дороги! Бонни и Клайд! Джекил и Хайд! Васильева и Сердюков!
Он доверился мошенникам и получил ржавую пулю прямо в сердце. Немудрено, что заболело в груди.
Серов потёр пиджак слева, и в нагрудном кармане зашуршал конверт. Он вытащил письмо, составленное из наклеенных букв: «Возвращаю всё, что наворовал. Забирай свои деньги и уезжай из Невиннопыска. Мы в расчёте».
Показал Пандиту:
— Я нашёл это сегодня под дверью. Как вы думаете, кто это написал?
— Я думаю, — сказал Пандит, — это написал тот, кого тоже настиг кармический бумеранг. Честного человека можно соблазнить лёгкими деньгами, но нельзя сделать так, чтобы он не раскаивался. Люди в провинции не такие жадные и глупые, как принято думать. Просто жизнь у нас сложная. — Он помолчал и добавил: — Мне кажется, если вы по-человечески поговорите со своими поставщиками, то сможете вернуть половину денег.
— Только половину? — спросил Серов.
— Так другую половину украли ваши сотрудники, — напомнил Пандит, водружая фигурку в шелках на опустевший сундучок. — Харе Кришна!
Ваня поднял руку, чтобы перекреститься, но вовремя опомнился.
53. Совесть поставщика
До позднего вечера они колесили по области. Плутали по лесным дорогам, которые даже навигатор не распознавал, тряслись на разбитых шоссейках местного значения, объезжали заброшенные хутора и деревеньки. Ваня без устали рулил, а Серов штурманил с картой на коленях, не полагаясь на GPS-навигатор.
За день бешеной автогонки они успели посетить ещё пятерых поставщиков из Юлиного списка. Теперь, зная схему махинаций, Серов не ходил вокруг да около, а говорил прямо: «Так и так, Иван Иваныч (или Владимир Владимирович), я в курсе, что мои сотрудники склоняли некоторых поставщиков к нехорошим делишкам. Вам есть, что сказать по этому поводу? За добровольное признание гарантирую амнистию». К удивлению Серова двое сразу сознались в приписках и вернули незаконно нажитое. Пояснили, что бес попутал, что соблазн оказался слишком велик, что деньги нужны были.
— Тогда зачем возвращаешь? — спросил Серов у одного.
— Да совесть заела, — ответил поставщик. — Не настолько большая сумма, чтобы из-за неё считать себя жуликом.
Ещё один сознался в получении денег за мифические тонны, но наличку вернуть не смог.
Серов предложил довезти на склад эти тонны и на этом закрыть вопрос. Поставщик с радостью согласился.
Оставшиеся двое отрицали участие в махинациях. Но это были такие угрюмые и неприветливые типы, что даже Серов не осмелился бы подкатывать к ним с сомнительными предложениями. Видимо, и Андрюшенька не рискнул.
К концу дня Серов чувствовал себя измученным, уставшим и донельзя злым. Ему удалось вернуть почти полмиллиона рублей — и это было прекрасной новостью! Когда он ехал в Невиннопыск, то не рассчитывал, что сможет хотя бы частично возместить недостачу: что упало, то пропало. А теперь он получил свои деньги обратно — пусть не полностью, но он пообщался ещё не всеми «подозреваемыми». Серов надеялся, что воспитательные беседы с оставшимися поставщиками увеличат эту сумму.
Однако мысль о том, что два человека, которых он считал — да, уже считал! — близкими людьми, вероломно обманули его доверие, портила всю радость от раскрытия дела. Он не ожидал, что именно они будут стоять за этим преступлением. Кто угодно — но только не они! Разве он не был с ними добр? Разве не пытался помочь? Разве не сделал всё возможное, чтобы улучшить жизнь этих поселковых фриков? Он даже собирался поднять им зарплату, чтобы хватило на поступление в московское училище и на прокорм одноногого Грея.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})И такой смачный плевок в душу!
Грудь всё ещё сдавливало. Неприятное ощущение, наводящее на мысль о грядущем инфаркте. Ему бы следовало успокоиться, взять себя в руки и перестать мысленно разговаривать с Юлей, потому что это был глупый и бесплодный разговор. Он её спрашивал: «Как ты могла?», а она лишь молчала в ответ. Это молчание разъедало его как кислота.
Ваня с сочувствием поглядывал на Серова и даже принялся по-дружески заботиться: предлагал остывший кофе из термоса и бутерброды с копчёной колбасой, выбирал музыку во вкусе своего начальника. Рок вместо шансона. Серова это дополнительно бесило. Уж если водитель начал его жалеть, то он точно жалкий лох! Глупый, доверчивый и смешной приезжий, которого двое вчерашних школьников легко обвели вокруг пальца.
Они вернулись в Невиннопыск в десять часов вечера. Машину подбрасывало на ухабах, когда они проезжали мимо корпусов бывшего судостроительного завода. Серов машинально глянул на окна офиса. Вернее, на единственное окно общего кабинета, где заседали все сотрудники, кроме Антохи Цуканова, который трудился в каморке без окон. В помещении горел тусклый, едва заметный, свет. Зачем, интересно? На улице не настолько темно, чтобы зажигать лампы: северные белые ночи в самом разгаре.
— Притормози-ка, — попросил Серов Ваню, — пойду гляну, кто там тусуется во внеурочное время. Подожди меня здесь. И заблокируй двери, чтобы местные головорезы не ограбили нас во второй раз.
В общем кабинете лампы не горели. Свет, который Серов заметил с улицы, лился из каморки Цуканова сквозь открытую дверь. На цыпочках Серов подкрался к директорскому кабинету и осторожно в него заглянул. За Цукановским столом сидела Юля и сосредоточенно рылась в многочисленных папках, сложенных одна на другую. Стеллаж с архивом был наполовину пуст.
Серов, больше не таясь, подошёл к столу. Придвинул стул и сел напротив Юли. Она вскинула голову и посмотрела на него взглядом вора-рецидивиста, застигнутого на месте преступления отрядом группы «Альфа».
Они оба молчали.
Серов сказал:
— Игра окончена, Юля. Я всё знаю.
54. Самые жёсткие меры
Она чуть нахмурилась, словно не поняла, о чём речь.
— Что вы знаете?
— Я знаю, кто воровал материал со склада.
— Да?.. Кто?
— Ты мне скажи, — предложил Серов. — Я хочу услышать это от тебя.
Она промолчала. Но грудь её начала подниматься чаще, а по лицу расползалась предательская бледность. Пальцы стиснули папку.
— А... — её голос дрогнул, — откуда вы узнали?
— От Пандита Кумара Говинды. Слышала о таком? Один их наших крупнейших поставщиков — Харе Кришна из Овсяновки. Ты должна его помнить. Он-то отлично помнит и тебя, и твою коробочку с крестом.
Она открыла рот, как будто хотела что-то сказать, но потом закрыла. Уткнулась взглядом в папки и упрямо закусила губу. Вылитая партизанка на допросе. Она явно не собиралась обсуждать эту тему. Но Серов дал ей ещё один шанс, последний:
— Давай договоримся так: ты сейчас рассказываешь мне всю правду, а я. я. — он снова ощутил давление в груди. Ему сложно было говорить. — Не буду обещать, что забуду это. гнусное и подлое злодеяние, но я не дам ему хода. Всё останется между нами. Я решу вопрос максимально деликатно, и никто ни о чём не узнает. В противном случае я пойду на самые жёсткие меры.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Иными словами: «Покайся, воровка, плачь и проси прощения, скажи, что тебе стыдно, умоляй о милосердии! И, может быть, я тебя прощу».
Она подняла глаза. Как они блестели в ярком свете ламп! То ли линзы бликовали, то ли слёзы собирались пролиться. И лицо такое белое-белое, как бумаги на столе у Цуканова.