Инна Туголукова - Маша и Медведев
— А вдруг он поставит перпендикуляр?
— Вы что имеете в виду под перпендикуляром? — оживился Медведев. — Тоже, в сущности, смешное слово, вы не находите?
— Со стороны послушать — разговор двух сумасшедших.
— Ну отчего же? Наоборот, двух ищущих, вдумчивых людей, зрящих в корень, во всем стремящихся дойти до самой сути — «в работе, в поисках пути, в сердечной смуте»…
— Так, — сказала Катя, — вы меня совсем заговорили, товарищ Пастернак. Покупаем вот эти кастрюли и уходим.
— Мне нравится это «мы», — одобрил Медведев. — Значит, вы считаете, что бокалы по двадцать пять долларов для врача-травматолога — это круто, а набор кастрюль за двести восемьдесят — именно то, что нужно?
— Ой! — смутилась Катерина. — Опять я цену не посмотрела! Давайте поищем что-то другое.
— Да нет, — отказался Медведев. — Лично я доверяю первому впечатлению. Неосознанному порыву. Когда еще не успеваешь подумать, а уже делаешь. Вот как я, например, вас увидел, а вы меня…
— Я?! — изумилась Катя. — С чего вы взяли?
— У вас говорящее лицо, — доверительно сообщил Медведев. — На нем отражаются все ваши чувства. Признайтесь, что перепалку с менеджером Светой вы затеяли исключительно для того, чтобы привлечь мое внимание.
— Да у меня и в мыслях не было…
— А хотите, я скажу, о чем вы сейчас думаете?
— Нет, не хочу!
— Значит, я все правильно угадал. Вы мечтаете попасть на свадьбу моего друга. И я вас, пожалуй, возьму. Знаете почему?
— Почему? — совсем растерялась Катерина.
— Потому что подарок выбрали вы и должны нести за это ответственность. Вдруг он не понравится молодоженам? А тут вам, пожалуйста, и мальчик для битья. В смысле девочка…
Он помнил всю их короткую жизнь от этой первой встречи в магазине посуды до того последнего мгновения, когда Катя, помахав на прощание рукой, навсегда скрылась в салоне новенького «мерседеса», будь он проклят. Она поехала с родителями, потому что имела доверенность на эту машину. Расставались всего на час, но прощание оказалось последним.
Они ни разу не поссорились за то недолгое время, что были вместе. Может быть, не успели, а может, просто не существовало претензий, которые они могли бы предъявить друг другу.
Митя тогда много работал, укрепляя свою новорожденную компанию, уходил рано, возвращался поздно. По утрам Катя варила ему кашу и гладила рубашки, а вечером готовила легкий ужин, потому что только глупец нажирается на ночь, как считала теща, Татьяна Павловна, единственный человек, с которым он так и не сумел найти общий язык, хотя оба старательно соблюдали политес.
Почему случилось так, а не иначе, без всякого на то основания и повода с его стороны, Митя не знал. И, пытаясь анализировать ситуацию, пришел к выводу, что тещу просто раздражает сам факт его существования и то, что юная Катя бросилась к нему, как в омут, с первой встречи, отринув все прочие ценности и связи.
А может, они просто подпали под общее правило — заложенный на генетическом уровне, многократно высмеянный антагонизм между тещей и зятем, которому зачастую нет объяснения и никогда нет лекарства. Ну, не выпало на их долю редкого счастливого исключения. Что тут поделаешь? Впрочем, жили они раздельно — уже хорошо.
Катя оканчивала филфак и работать в обозримом будущем не собиралась, очарованная новой, взрослой, замужней жизнью.
— Что за самоуничижение?! — гневалась Татьяна Павловна. — Собираешься реализовывать себя на кухне?
— Да! — весело подтверждала Катя, и это тоже ставилось Медведеву в вину.
— Это он тебя подбивает! — уличала теща.
— Ну почему он, мама? И что значит «он»? У него есть имя. И Митя здесь абсолютно ни при чем. Мне просто нравится…
— Нравится что? Быть прислугой? Дипломированной домоправительницей? Пройдет еще пара лет, и ты полностью дисквалифицируешься. Кто возьмет тебя на работу? И кем? Кухаркой? Горничной в отеле? Официанткой?
— Что за глупости, мама! Я знаю два языка…
— Эта воронка затягивает. Стоит только попасть, и уже не выберешься. Твой муж достаточно богат, чтобы нанять прислугу, а не делать ее из собственной жены.
— Но мне нравится готовить! Зачем мне кухарка? Я хочу сама заботиться о своем муже.
— Домашняя хозяйка никому не интересна, и первым это понимает именно муж.
— Ты думаешь, я стану интересней, если начну полдня толкаться в метро и работать на чужого дядю? Я много читаю, общаюсь с умными людьми, не хожу в засаленном халате и мою голову, если ты это имеешь в виду. Я счастлива, мама! Разве не это главное в жизни?
— Надо думать о будущем!
— То есть в муках ковать свое гипотетическое завтра? А я хочу жить сегодня. Сейчас!
Значит, знала Катя, что жить ей оставалось недолго и счастье будет коротким? И спешила успеть вперед нарадоваться за всю не выпавшую на ее долю жизнь, взять из нее в коротенькое сегодня отмеренное на долгие годы счастье? Но ведь мечтала, строила планы на эти самые годы. Выходит, все же не знала, не чувствовала неумолимо надвигающегося конца? Или не могла поверить…
Но мысли эти пришли к нему уже потом, много позже, вместе с воспоминаниями, которые тогда еще были жизнью.
Катя-Катерина, девочка-мечта, не успевшая стать привычкой. Маленькая фея, случайно залетевшая в его дом. Ушла — и звезды погасли. Он один бредет в темноте. «Жизнь во мгле». Кто это написал? Звучит красиво…
«Цветы, посаженные тобой, растут…» Откуда это? Все уже было на земле, повторяясь многократно, но каждый заново открывает для себя и боль, и радость. Пришла его очередь.
Растут на даче цветы, посаженные Катей, и каждую весну всходит посеянная ею трава, теснятся на полках книги, которые она читала, и потихоньку выцветает на солнце покрашенный ее руками забор.
Вот она оглянулась, вся перемазанная зеленой краской. Вот зажигает свечи и смотрит на него лукаво, и лицо ее таинственно озаряет колеблющийся язычок пламени. А вот кидает в него снежком и звонко хохочет, пока он не опрокидывает ее в сугроб, и они долго целуются в мягком сыпучем снегу.
Мгновенные вспышки памяти, как фотографии, любовно подобранные в семейном альбоме.
Она звала его Дима, единственная из всех, именно потому, что это подчеркивало его безраздельную ей принадлежность.
— Знаешь, — говорила она, — я так тебя люблю! Если с тобой, не дай Бог, что-то случится, я тоже умру. Потому что у меня больше ничего не останется…
Но случилось с Катей. А он, Митя, продолжает жить. Как мальчик Кай — с кусочком льда вместо сердца.
22
Маруся тихо поднялась и прошла в свою комнату. Она уже лежала в постели, когда Митя осторожно стукнул в ее дверь.
