Валентина Мельникова - Колечко с бирюзой
На нежном, без малейших следов косметики девичьем лице вновь вспыхнул румянец. Игорь выругался про себя: его язык в последнее время, похоже, существует сам по себе. Иначе чем можно объяснить поток воистину железобетонного косноязычия, из-за которого вот-вот расплачется ставшая дорогой ему девушка?
Но язык продолжал жить собственной личной жизнью, и, вместо того чтобы сказать что-нибудь ласковое, успокаивающее, Игорь, с трудом выдавив из себя улыбку, попросил Наташу помочь ему перебраться ближе к окну в кресло-качалку.
Расстояние в несколько шагов он преодолел почти самостоятельно, чуть опираясь на Наташину руку. По пути он разглядывал четкий пробор, разделявший ее волосы, от которых на него вдруг повеяло запахом лимона и еще чем-то знакомым, из далекого детства. И Игорь вспомнил. Так пахло недавно скошенное, немного подсушенное сено. Запах донника и ромашки, настоянный на аромате молодого девичьего тела. Игорь нервно сглотнул. Сейчас ему определенно противопоказано находиться рядом с женщиной, а с этой — особенно.
Вздох облегчения, который ее пациент издал, опустившись в кресло, Наташа приняла за стон. Вероятно, так оно и было на самом деле. Игорь испытал почти физическую боль, когда окончательно понял, что никогда не сможет не только обладать ею, но даже коснуться губами тонкой шеи, прижаться щекой к ее груди, услышать биение ее сердца.
Откинувшись на спинку кресла, он прикрыл глаза, наблюдая сквозь ресницы, как сиделка, беззвучно шевеля губами, следит за секундной стрелкой — считает пульс, который от прикосновения ее пальцев забился в страстной тарантелле.
— Придется пока повременить с вашими прогулками! Небольшое усилие — и пульс у вас бьется, как у загнанной лошади. — Наташа с укоризной посмотрела на него и добавила: — Завтра опять получу выговор от Лацкарта за то, что иду у вас на поводу и разрешаю передвигаться по палате.
— Ничего страшного, — улыбнулся Игорь, — предоставьте мне разговаривать с Лацкартом по этому поводу.
Наташа подошла к окну и немного прикрыла створку. Заметив протестующий взгляд, пояснила:
— Я прикрою вас одеялом и можете спокойно дремать до самого ужина.
— Наташа, — Игорь потянулся к ней и взял за руку, — посидите со мной, пожалуйста!
— Я могу вам почитать, если хотите.
— Спасибо, чуть позже. Мне понравилось, как вы пели. Спойте что-нибудь еще.
— Хорошо. — К его удивлению, девушка не стала жеманиться, и он спросил:
— Я никогда не слышал этой песни. Чья она?
— Стихи Киплинга, а что касается музыки, то до сих пор не знаю, кто автор. У меня подруга есть, Софья, она поет эти песни под гитару в нашем студенческом театре. А я так, подпеваю…
— По-моему, очень неплохо подпеваешь!
— А мы разве перешли на «ты»?
— Только что, — улыбнулся Игорь, — и переход получился очень удачный, ты не находишь?
— Есть немного, — Наташа улыбнулась, — но мне удобнее все-таки обращаться на «вы».
— А по имени-отчеству или, лучше того, по званию тебе не хочется? — рассмеялся Игорь. — Будь добра, оставь это удовольствие более солидным пациентам!
Наташа нерешительно присела на стул рядом с ним, и Игорь требовательно проговорил:
— Объясни, только без обид, что с тобой происходит? То бросаешься на меня, как тигрица, то чуть не плачешь!
— Это от усталости. — Наташа с вызовом посмотрела на него и, гордо вздернув подбородок, неожиданно улыбнулась. — Ты же просил песен? Или передумал?
— Наоборот, жду с нетерпением!
— Тогда потерпи чуточку. В ординаторской есть гитара, попробую выпросить.
Гитара была разбита до безобразия, и пришлось минут двадцать ее настраивать. Наконец Наташа взяла первый аккорд, и Игорь непроизвольно вздрогнул. Это было совсем не то, что он ожидал услышать. Его ночной кошмар — черная туча, предвестник грядущих несчастий, вновь окутала его сознание, и, словно издалека, возникло видение тысячи ног в разбитых солдатских сапогах, мерно шагающих по раскаленным камням в извечном ритме скоротечной солдатской жизни:
День-ночь-день-ночь — мы идем по Африке,
День-ночь-день-ночь — все по той же Африке.
«Только-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!» —
Отпуска нет на войне солдату!
Пытаясь избавиться от наваждения, Игорь открыл глаза. Наташа отрешенно смотрела куда-то за окно. Она пела песню для мужчин и о мужчинах, чье ремесло было и его ремеслом, в котором на первом месте стояло умение выжить и не дать выжить тому, кто в этот момент против тебя.
Игорь поймал себя на том, что шепотом повторяет слова песни. Наташа тоже это заметила, ободряюще улыбнулась, и он уже громче вместе с ней пропел-проговорил заключительные строки:
Я-шел-сквозь-ад — шесть недель, и я клянусь,
Там-нет-ни-тьмы-ни жаровен, ни чертей,
«Только-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!» —
Отпуска нет на войне солдату!
— Здорово! — Игорь взял из рук Наташи гитару и провел большим пальцем по струнам. — Хорошая песня, только после нее мне вдруг захотелось вытянуться по стойке «смирно», взять под козырек и даже вторично принять присягу.
— Ты бы послушал, как Сонька ее по-английски поет — слушаешь, и хочется тут же в Иностранный легион вступить…
— А что ж не в родимую Советскую Армию?
— Ну, потому, наверно, что в Африке Советской Армии нет…
— Ошибаетесь, синьорита, но разубеждать не моя стихия. Лучше повтори, что ты там про Иностранный легион говорила? Есть возможность попасть в легионеры по знакомству?
— Ты что, шуток не понимаешь? Просто стихи эти очень странные, и ассоциации тоже непонятные вызывают… Почему-то хочется идти с кем-нибудь в ногу, сжимать рукой приклад автомата и с гордо поднятой головой смотреть в глаза опасности.
Игорь расхохотался так, как давно уже не смеялся.
— Боже мой, девочка, сколько еще ерунды в твоей головке! — Он вытер носовым платком выступившие на глазах слезы. — Ты хотя бы знаешь, сколько этот приклад в комплекте с остальными причиндалами весит?
Наташа покраснела и с негодованием посмотрела на Игоря. Он упреждающе поднял ладони:
— И запомни раз и навсегда: военные дела прежде всего грязь, кровь, мат и — очень часто — смерть!
— Ты это видел? — прошептала Наташа.
— В кино, как и ты, — улыбнулся Игорь.
— А откуда тогда рана?
— Это тоже как в кино: шел, упал, очнулся — дырка в боку…
— Опять шутишь? — протянула разочарованно Наташа. — Но неужели тебе ни разу не хотелось побывать за границей? Мир посмотреть…
— С распоротым брюхом? Боюсь, теперь я в состоянии служить только как наглядное пособие для некоторых студентов-медиков.
