Рут Уокер - Клуб разбитых сердец
– Присоединиться? Позвольте, я позвоню вам на следующей неделе, и мы условимся насчет даты.
Пытаясь привлечь внимание Лэйрда, Ферн потянулась за бокалом с минеральной водой. Она невинно улыбнулась ему, и Шанель стало ясно, что хочешь не хочешь, а познакомить их придется.
– Это Ферн, – с улыбкой сказала она. – Приехала на выходные. Она из Бэрлингтонской академии – моей альмаматер.
– Очень приятно, Ферн, – сказал Лэйрд. – Наверное, после школьной столовой поход в ресторан – целое событие, а?
– Точно. А равно возможность на целый вечер захватить матушку в собственное пользование.
В глазах Лэйрда что-то мелькнуло. Шанель чуть не физически ощущала, что он подсчитывает ее годы.
– Стало быть, вы дочь Шанель, – протянул он. – Да, теперь я вижу, что вы действительно похожи.
– Ферн скорее в отца, – сказала Шанель. – Плод детского, знаете ли, увлечения. Мне было пятнадцать – совсем ребенок, но очень романтический. Абдул был настоящий красавец, потомок какой-то арабской королевской семьи, великолепный наездник, разве устоишь? – Шанель негромко рассмеялась.
– Бывает, – улыбнулся Лэйрд, все еще не сводя глаз с Ферн. – Вспоминаю свою первую любовь. Она была актрисой, по возрасту годилась мне в матери, но от этого только еще более желанной становилась.
Подошел официант. Лэйрд извинился: надо возвращаться к своей компании. Когда заказы были сделаны и официант удалился, Ферн повернулась к матери:
– Что это за бред насчет арабских шейхов?
– А ты что же, хотела, чтобы он знал, что твой отец был паршивым конюхом, несчастным итальяшкой из Флоренции, чья семья осела в Америке только поколение назад? А дед его – мусорщик? Пора бы тебе знать, что о людях судят по одежке. У человека должно хватать мозгов представить себя в наилучшем свете. И не задирай, пожалуйста, нос. Ты-то сама что говоришь приятелям об отце?
– Правду: что не помню его, что он как-то был связан с лошадьми, что у вас был бурный роман и что ты осталась совсем еще юной вдовой, – без всякого выражения ответила Ферн.
Глава 11
Стефани бросила взгляд на настенные часы. Обычно ей не приходилось звать мальчиков, к столу они никогда не опаздывали. Но в последние дни у них вроде пропал аппетит. По отцу, что ли, тоскуют?
Само предположение было таким чудовищным, что Стефани подумала даже, что становится ревнивицей. Что, конечно, глупо. Отношения у нее с Чаком и Ронни были прекрасные.
Это нормальные ребята, увлекаются спортом и вообще физическими упражнениями. И совершенно естественно, что они тянутся к отцу – человеку, который разделяет их интересы.
– Привет, мама, что там у нас на завтрак?
Чак, как всегда, появился первым. При взгляде на полусырой бекон, постепенно остывающий в собственном жиру, обычно живые глаза его потухли.
– Извини, меня оторвал телефонный звонок, – виновато сказала Стефани. – Садись, вот тебе для начала каша с молоком да сок. Через пару минут будут готовы яйца с беконом и оладьи. А где твой брат?
– Идет. Шнурок порвался, и он ищет новый.
Чак перевернул картонный пакет и плеснул себе в кашу молока; при этом несколько капель упали на скатерть. В иной ситуации Стефани прикрикнула бы на сына, но сегодня всего лишь перевернула бекон на сковородке, прикинувшись, что даже не заметила его виноватого взгляда.
– Извини, не руки, а крюки.
– Не важно. Тебе сколько оладий положить?
– Одну, а яиц не надо. Я на диете.
– Что-что? Наш толстячок Чак решил заняться собственным весом? – неловко пошутила Стефани.
– Ужасно смешно, – заметил Чак, набивая рот кашей.
Пять минут спустя Стефани уже, как обычно, изо всех сил старалась помирить мальчиков, а заодно и сохранить выдержку. Ронни, который с утра был в плохом настроении, разворчался, что, мол, бекон пересох, что было, между прочим, чистой правдой. При этом он умудрился перевернуть стакан с соком, смешавшимся на свежестиранной скатерти с каплями молока, далее затеял ссору с Чаком, который сегодня тоже не выказывал почему-то обычного своего оптимизма.
– Довольно – Стефани пристукнула вилкой. – Вы оба наказаны: телевизор на сегодня и завтра отменяется. И чтобы после уроков сразу домой вернулись, не смейте болтаться бог знает где. Мне надо в город, работу искать, но около трех позвоню домой, и, смотрите у меня, чтобы к этому времени вернулись.
– Да ну тебя, мама, я уже обещал Ларри, что зайду к нему после школы мяч в кольцо побросать.
– А мне надо в библиотеку, – заявил Ронни. – Кое-что для доклада на уроке истории почитать.
– Ничего не хочу знать. В библиотеку можешь пойти после ужина. И не забудьте насчет телевизора.
– Как это, интересно, ты узнаешь, включали мы его или нет? – хмыкнул Чак.
– Да уж будь покоен, узнаю. И не надо умничать, а то еще чего-нибудь лишу.
– Может, поэтому папа и смылся? – выпалил Ронни. На побледневшем его лице ярко горели глаза. – Невтерпеж стало выслушивать разные твои указания – сделай то, не делай этого?
От жестокости и несправедливости этих слов у Стефани язык к гортани прилип. Она почувствовала, что вот-вот расплачется, но все же удержалась и взгляда не отвела.
– То, что происходит у меня с отцом, не ваше дело. И попридержи язык, если не хочешь, чтобы я с тобой по-настоящему разобралась. А теперь выметайтесь-ка оба…
К собственному ужасу, Стефани услышала, что голос у нее задрожал… А она-то думала, что держит себя в руках. Она вскочила из-за стола и, уже выбегая из кухни, услышала, как Чак говорит брату:
– Ну что, засранец, добился-таки своего? Это ты заставил маму плакать.
– А мне плевать, – воинственно ответил Ронни. – В последнее время она ведет себя, как настоящая стерва, и тебе это известно не хуже моего.
Поднявшись к себе, Стефани бросилась на кровать. Слезы уже прошли. Ронни прав. В последнее время ее действительно заносит. А ведь надо наоборот, чтобы все было, как обычно, хотя бы ради мальчиков. Интересно, догадываются ли они, как ей скверно? Или просто поддразнивают – выясняют, как далеко могут зайти? Или обвиняют в том, что она разрушила семью? Но это же несправедливо! Во всем виноват Дэвид, вот только объяснить им этого она не может.
Ладно, надо что-то предпринимать, и чем скорее, тем лучше. Исповедника у Стефани не было, в церковь она перестала ходить, едва уехав из родительского дома. Может, записаться в какое-нибудь общество групповой терапии? Но там вроде требуют полной откровенности, а как сказать совершенно незнакомым людям, что ее муж – «голубой»? Глядишь, еще посоветуют не обращать внимания, быть терпимой. А то и чистоплюйкой обзовут, такое уж тут либеральное общество.
