Кэти Келли - Мужчины свои и чужие

– Но ее же все терпеть не могут, – возразила Кирстен. – Если папаша желает пригласить ее к себе, это его дело. Не понимаю, почему мы все должны ее терпеть. Ты и так предо – ставила свой дом под эту вечеринку.

– Ну, конечно! – огрызнулась Эмма. Она была раздоса­дована: Кирстен появилась всего час назад с новой укладкой и явно не собиралась делать что-нибудь полезное. – И кому потом придется выслушивать всю ее ругань? Мне, вот кому! Этому конца не будет.

– Эмма, что ты такое говоришь?! Ты взрослая, это твой дом, и ты имеешь право пригласить того, кто тебе по душе, черт побери! Пусть отец устроит истерику – ради бога. Не обращай на него внимания. Я же не обращаю. – Кирстен провела ногтем по списку. – Моника и Тимми Магайр? Фу, он, как обычно, загонит бедного Патрика в угол и начнет спрашивать, что ему делать со своими акциями. Я посовето­вала Патрику в следующий раз потребовать гонорар.

– Тебе бы только советы другим давать! – огрызнулась Эмма, которая уже была сыта Кирстен по горло. Она вспоте­ла и устала. – Ты зачем сюда пришла? Помочь или еще раз доказать мне, что я никуда не гожусь?

Кирстен не обиделась.

– Не заводись, сестренка, – посоветовала она. – Ты злишься, потому что знаешь, что я права. Если ты в один прекрасный день не воспротивишься отцу, то можешь спо­койно возвращаться под родительский кров, ты и так у него под каблуком.

Эмма почувствовала, как гнев уходит. Глаза ее наполни­лись слезами. Гусь еще не прожарился, гости начнут соби­раться через час, а Пит, обещавший прийти пораньше, за­стрял с клиентом и вернется только – к семи.

– Легко тебе говорить, – возразила она, – ты всегда была его любимицей. Могла сказать отцу, чтобы он отвязал­ся, а он только улыбался. А меня он просто ненавидит. Я все делаю неправильно, так он считает. Мне ничего не надо, только немного уважения!

Она вытерла лицо ладонью, но слезы продолжали течь. Однако на Кирстен не действовали ни ярость, ни слезы. На­верное, поэтому она так легко справлялась с отцом.

– Он не ненавидит тебя, сестренка, – спокойно сказала она, не обращая внимания на слезы Эммы. – Просто он ху­лиган, а ты позволила ему сделать из тебя мальчика для битья. Я не могу тебе в этом помочь, Пит тоже. Ты сама должна справиться. Господи, Эмма, если ты можешь руково­дить целой конторой, ты наверняка способна справиться с отцом! Теперь скажи, что я должна делать. Тебе же пора под­няться наверх и привести себя в приличный вид, иначе Гор­гона Патти позволит себе пару оскорбительных замечаний насчет того, как ты распустилась, выйдя замуж.

Если вечеринка по поводу дня рождения что и доказала, так это безосновательность их подозрений насчет матери. Анна-Мари, улыбаясь, вплыла в дом в новых сережках.

– Правда прелесть? – кокетливо спросила она, отодви­гая прядь длинных светлых волос, свободно рассыпанных по ее плечам. – Мне подарил их ваш отец. – Она поцеловала Кирстен. – Кирстен, милочка, не знаю, что со мной случи­лось в тот день, но я нашла пропуск, который ты подарила мне на Рождество. Я знаю, что виновата, но я совсем о нем забыла, а теперь срок уже истек. И все равно приятно, что ты об этом подумала. А еще у меня теперь новые очки, в них спокойно можно читать. Привет, Эмма, дорогая. Как вкусно пахнет из кухни! Надеюсь, что это не гусь? Ты знаешь, тетя Патти говорит, что у нее от гуся несварение желудка с тех самых пор, как мы ели его на крестинах ее Рональда в 1957 году.

Эмма и Кирстен заговорщически переглянулись.

– Основательная причина, чтобы приготовить гуся, вер­но? – прошептала Кирстен.

Эмма с облегчением кивнула. Слава богу, с мамой все в порядке. Ясно, что она соображает нормально. Вряд ли бы она вспомнила, как подействовал на тетку гусь в 1957 году, если бы у нее крыша поехала.

Через полчаса все гости были в сборе, бродили по дому и болтали, а Эмма на кухне поспешно гладила салфетки, кото­рые только что достала из сушки. С мамой случился бы при­падок, предложи она гостям бумажные салфетки.

– Какая приятная столовая! – услышала она голос Мо­ники Магайр. – Мне нравятся эти картины, – добавила она, видимо, разглядывая репродукции Поля Кли, которые Эмма так любила.

– Ну, мне они не нравятся, – ворчливо заметил ее отец. – Но кто меня нынче слушает? Мы с Анной-Мари дали им деньги на первый взнос и рады были бы помочь с обстановкой, но вы же знаете эту молодежь, благодарность им не свойственна.

Эмма почувствовала холодную ярость. Как смеет он рас­сказывать посторонним, что дал им деньги на первый взнос?! Это их личная жизнь! Кроме того, ничего он им не давал. Они с Питом настояли, что берут деньги в долг, и с той поры каждый месяц вносят деньги на счет родителей. Но мимохо­дом рассказывать об этом соседям, как будто они с Питом – дети малые, на которых нельзя положиться… Ужасно, кош­мар какой-то! Ярость раздирала ее обычно такую миролюби­вую душу. Видит бог, она ненавидела этого человека!

9

Лиони была собой недовольна. Несмотря на несколько часов, проведенных с кистью в руках, результат был далек от идеала. Насмотревшись телепередач, Лиони решила, что сама может превратить свою простую кухню в экзотическое помещение по египетским мотивам. Но то, что с помощью кучи квалифицированных помощников делалось по телеви­зору за полчаса, потребовало от нее многочасовой работы с весьма плачевными результатами. После трех вечеров и цело­го воскресенья, проведенного по колено в грязных газетах под аккомпанемент скулящих за дверью обиженных живот­ных, кухня выглядела кошмарно.

– Немного переборщила, Лиони, – заметила ее добрая мама, появившаяся с цветами из собственного сада и пиро­гом, испеченным в честь возвращения детей.

– Я знаю, – вздохнула Лиони.

Она с ног до головы была покрыта краской и едва не па­дала от усталости. Придется как минимум час отмокать в ванне, чтобы смыть все это.

– Ну, а что ты делала сегодня, мама? – спросила Лиони и погладила шелковые уши Пенни, сидящей под столом. Со­бака, на которую во время покраски никто не обращал вни­мания, заурчала от удовольствия.

– Несколько часов провела над свадебным платьем доч­ки миссис Бирн. Эти дамы меня замучили. Стоит мне что-нибудь сделать, как они меняют свое мнение, и мне прихо­дится все спарывать. Миссис Бирн настаивает на своем при­сутствии, пока я тружусь над платьем, кошки все время бродят между ее ногами, поэтому она постоянно в шерсти. Мне то и дело приходится чистить ее платье.

Мать Лиони работала швеей, а после выхода на пенсию завела свое маленькое дело. Она была прекрасной портни­хой, так что ее гостиная была всегда полна потенциальными клиентками, желающими по дешевке сшить себе выходное или свадебное платье.