Рут Харрис - Десятилетия. Богатая и красивая

– Я знаю, – сказал он. – Просто нужно время, чтобы все привыкли к изменениям в твоей жизни.

В такой формулировке все выглядело очень разумным. Конечно, все образуется. Ведь в жизни всегда все образуется, разве не так?

– Я обожаю тебя. Ты всегда все ставишь на свои места, правда? – сказала Барбара. – Я всегда знаю, что на тебя можно рассчитывать. Когда бы что ни случилось, мне следует лишь пойти спросить Ната. Нат – человек, который умеет улаживать дела.

Они поужинали паровыми клецками, креветками с овощами по-китайски и говядиной по-сычуаньски. Спиртного не хотелось, и они пили кока-колу из холодильника.

– У меня утром страшно болела голова. – Барбара искала способ завести разговор о прошлой ночи, о том, как она разозлилась, что Нат напился и подвел ее, о том чувстве одиночества, которое она испытала. – Я не могла уснуть и, как последняя дура, выпила секонал и немного виски.

– Знаешь, как это называется? – сказал Нат. – Самоубийство.

– Ну, я выпила только одну таблетку, – стала оправдываться Барбара. Она не хотела признаваться, что эту таблетку она запила почти стаканом виски.

– Обещай мне: ты никогда, никогда больше не будешь мешать алкоголь со снотворным.

– Обещаю, – сказала Барбара. Она произнесла это кротко, и ей даже понравился его суровый тон. Это было своего рода наказание за ее гнев, в котором уже можно было не сознаваться. Все нормально.

– Если не можешь заснуть, – напейся, – продолжал Нат. – Или прими секонал. Но пожалуйста, никогда не смешивай. От этого ты можешь умереть.

– Я знаю. – Она была тронута его заботой. – Я обещаю, что это не повторится. Просто я никак не могла заснуть. Я не могла отключиться, – сказала она. И с сомнением добавила: – Я беспокоилась за тебя.

– Я мерзавец. Идиот. Я вроде бы звонил тебе? Да? Господи, как это унизительно – ничего не помнить.

Барбара была в шоке. Она и не ведала, что он был пьян до беспамятства.

– Да, и мы разговаривали. Ты что, действительно не помнишь?

– А я… ничего не говорил?

Подсознание посылало ей сигналы, но она не замечала их.

– О чем? – спросила она заботливым тоном, собирая крошки на столе горкой.

– Ну, – ответил Нат, – знаешь, какую-нибудь… глупость?

– Конечно, нет. Какую такую глупость ты мог сказать? Ты самый умный человек из всех, кого я знаю.

Нат пожал плечами.

– Наверное, я псих.

– А все остальные – нет? – Барбара рассмеялась, и подсознание сдалось. Тревога осталась позади. Они снова влюбленная пара, и ничто не изменилось. Напряжение прошло. Все опять стало на свои места.

– Я беспокоюсь, когда ты так пьешь, – сказала Барбара. – Я чувствую себя ненужной.

– И меня беспокоит, когда я так пью, – сознался Нат. – Хотя ты должна признать, что я не так-то уж часто это себе позволяю.

– Нет, конечно, вчера – в первый раз.

– И последний, – пообещал он. – Ты говоришь, голова болела… – Он приложил руку ко лбу. – У меня глаза не глядели сегодня утром. Кошмар.

– Ну, по крайней мере, мы оба страдали. Это идет на пользу компании по производству минералки. Надо купить себе их акции.

– Надо перестать себя истязать.

– Ты совершенно прав.

Вот теперь ей снова было хорошо. Просто чудесно, потому что их отношения с Натом опять стали прежними, он снова был нежным, теплым и любящим, как и раньше. Даже сильнее того. Испытания делают людей ближе друг другу. Это уж точно.

В тот вечер они занимались любовью со всей изысканностью. Это были стихи. Написанные двумя телами.

Имя Эвелин Баум ни разу не упоминалось.

8

Апрель был жестокий месяц. Казалось, мир пошатнулся. И жизнь Барбары Розер – тоже.

То ли планеты изменили траектории, то ли стала одерживать верх человеческая глупость, но в воздухе витали смерть, разрушение и опустошение, но не начало и не созидание.

Апрель был жестокий месяц – Барбара узнала, что Нат Баум ведет двойную жизнь и в этой жизни ей принадлежит лишь меньшая часть.

Правда всплыла, когда в третий раз Нат нарушил свое обещание провести уик-энд в Полинге и познакомиться с детьми и матерью Барбары. Когда Барбара обратила его внимание, что это уже третья отсрочка, он внезапно разозлился и обвинил ее, что она ведет всему счет.

Барбара понимала, что у Ната есть причины нервничать. Она и сама очень нервничала, когда собиралась сообщить детям эту новость. Но она все же сделала это. И в действительности все оказалось не так страшно, как она воображала.

Обо всем этом она сказала Нату.

– Правда, все не так уж плохо, – сказала Барбара. – Давай поедем на выходные и сбросим этот груз.

– Я не могу, – ответил Нат. – На эти выходные я не смогу выбраться.

– Но почему? Ты ведь раньше мог. – Раньше он то и дело выкраивал выходные. Страстные отрезки любви, которые были лишь слаще от того, что они были украдены. – Причем еще до того, как ты сказал жене, – добавила Барбара.

Нат посмотрел на нее и спокойно произнес:

– Барбара, я ничего ей не сказал. Она еще не знает.

Немота. Боль. Унижение. Ярость, огонь и бессилие.

Чувства захлестнули Барбару подобно цепной реакции ядерного взрыва.

Она обрушила на него полный набор ругательств, какие только смогла припомнить. Она обвинила его во всех преступлениях, какие могли прийти ей на ум. Один флакон «Джой» – «самых роскошных духов на свете», – из подаренных им, она запустила в огромное зеркало в прихожей, расколотив и духи и зеркало ценой в девятьсот долларов.

Нат позволил ей выпустить свой гнев наружу. Когда Барбара обессилела и безвольно опустилась на край дивана, он заключил ее в свои объятия, и она, после минутного протеста, притихла у него на груди.

– Но я скажу ей, – сказал Нат. – Только дай мне время.

И она согласилась. Она слишком любила его, слишком была в его власти, чтобы выбирать. Она зашла так далеко, что не могла повернуть назад. Она уже взяла на себя обязательство.

В тот вечер они занимались любовью неумело, как шестнадцатилетние.

На следующее утро, проснувшись, Барбара ощутила запах духов «Джой», который наполнил всю квартиру. До конца дней этот запах будет ассоциироваться у нее с предательством.

Барбара заставляла себя не задавать Нату вопросов. Всякий раз, когда она хотела узнать, сказал он жене или нет, она прикусывала язык. Она проявляла чудеса самообладания; но к концу этого нескончаемого апреля она больше не могла сдерживать себя и спросила его, поговорил ли он уже с Эвелин.

– Дело не только в Эвелин, – ответил Нат. – Есть еще и Джой.