Елена Рахманова - Любит – не любит
Но вообще-то Тине было невообразимо трудно каждый день появляться на работе и встречать там Максима с Альбиной, хотя эти двое и старались свести количество непосредственных контактов с ней до минимума. Причем делали это весьма тактично и незаметно для окружающих.
Словом, самолюбие Тины внешне не страдало. А внутренне она настроилась, что надо с достоинством вынести то, что выпало и еще выпадет на ее долю. О странной размолвке между нею и Максимом посудачили, посудачили и перестали. Но через некоторое время пламя слухов и пересудов вспыхнет с новой силой, когда станет ясно, что она беременна. Вот к этому-то испытанию и готовила себя Тина.
Венчик ни к чему не готовился. Но постоянно пребывал в тревоге и ощущал себя бедненьким и несчастненьким, над которым жестоко посмеялась судьба. Ведь он был совершенно уверен, что его утешат и обнадежат. По правде говоря, за этим дело не стало. Но все было не то. Хотелось чего-нибудь этакого. А точнее, увидеть хоть одним глазком Тину, перемолвиться с ней хоть словечком. Чем не повод для беспокойства о своем психическом здоровье? Живи Венчик в Штатах, уже давно возлежал бы на удобной кушетке у известного психоаналитика и в час по чайной ложке выяснял бы с его помощью, кто виноват и что делать.
Правда, психоаналитики и у нас теперь завелись, но еще не вошли в жизнь так прочно, как за рубежом. И Венчик пока уповал на собственные силы и здравомыслие. А рассудок подсказывал, что надо отвлечься от грустных размышлений, взбодриться и уповать на светлое будущее. Наступит же оно когда-нибудь, черт его побери!
И вот, чтобы скрасить ожидание, продюсер как-то решил просмотреть подряд несколько серий последней мелодрамы под названием «Роковые зигзаги любви». Вообще-то он имел представление о том, чем с его помощью наслаждаются по вечерам и выходным телезрительницы. Однако сам не видел от начала до конца ни одного сериала. Ну и у кого бы из мужчин, спрашивается, язык повернулся бы укорить его за это? Наверняка ни у кого…
Сейчас же Венчик решил, что раз в сказке ложь, но в ней есть и намек, который добрым молодцам урок, то он сможет почерпнуть что-то полезное из хитросплетений судеб героев. Чем, как говорится, черт не шутит, ведь не на пустом же месте пишутся сценарии…
Жгучий брюнет лихо подрулил к фигурным чугунным воротам парка в роскошном кабриолете и, затормозив, вылез из него. Он только что успешно провернул многомиллионную сделку и решил прогуляться среди благоухающих клумб и ровных чисто подметенных дорожек этого зеленого оазиса в центре провинциального российского городка. Сквозь кружевные кроны деревьев просвечивали новехонькие, крытые золотом купола. В пруду среди водяных лилий плавали белоснежные лебеди. По аллеям молодые мамочки в прикидах от-кутюр катили навороченные коляски с обворожительными младенцами…
– Господи, опять, куда ни плюнь, эти дети, – проворчал Венчик, однако совладал с раздражением и стал смотреть дальше. Тем более что сейчас на экране должна была появиться восходящая звездочка, многообещающая звездочка.
И она появилась. Воплощение невинности и наивности, с огромными серыми глазами и… и с девочкой лет пяти-шести, которую она держала за ручку.
Венчик чуть было не взвыл от такой подлости. Он знал, что герои должны неожиданно встретиться в весьма душещипательной ситуации. Но к такому повороту событий был не готов. Тем более что у юной героини просто не могло быть такой взрослой дочери. Впрочем, он сам раньше отмахивался от подобных замечаний помощника режиссера.
– Главное, чтоб за душу брало и смотреть было приятно, – говаривал бывало Венчик. – А на эти мелочи никто обращать внимания не станет.
Итак, столкновение жгучего брюнета в дорогом длиннополом пальто нараспашку и небесного сероглазого создания в сиротской голубенькой курточке и с ангелоподобной крошкой в придачу было неизбежно. Ибо двигались эти двое друг другу навстречу по аллее, обсаженной ухоженными фигурно подстриженными кустами. Ну, чем не Версаль или, на худой конец, Царское Село!
«А может, пронесет?» – подумал продюсер и молитвенно сложил руки, хотя прекрасно знал, что нет, не пронесет.
И не пронесло. Двое застыли как вкопанные в шаге друг от друга и вытаращили глаза, изображая потрясение. Потом брюнет раскрыл рот и так, как если бы его только что осенило, сдавленно прошептал:
«Это… это моя дочь?»
Девочка тем временем вырвала у матери руку и, отбежав в сторону, стала собирать красивые осенние листья, о чем-то сама себе оживленно рассказывая. Не в пример взрослым, вела она себя куда естественнее.
Блондинка с равнодушными глазами вздернула нос и повела плечом, демонстрируя презрение и некогда попранную женскую гордость одновременно.
«Нет, это моя дочь, только моя, и ничья больше!» – произнесла героиня, и в уголке ее глаза на крупном плане бриллиантом сверкнула прозрачная капля. Видимо, слеза.
«Но как же я? Ты ведь когда-нибудь расскажешь ей обо мне?» – воскликнул брюнет, вне себя от нахлынувших на него воспоминаний о минутах настоящего счастья, которые он познал некогда с этим юным и непорочным существом.
«Да, скажу, – ответствовала молодая мать-одиночка с придыханием. – Скажу, что ты умер, умер для нас обеих. И это будет истинная правда! Идем, Авдотьюшка», – меняя тон с гневного на сладко-проникновенный, произнесла она.
Девочка подбежала к ней и вложила крошечную ладошку в ее руку с длинными, отливающими кроваво-красным ногтями. И в кадре еще долго маячили их удаляющиеся силуэты. Прогуливающихся с колясками молодых мамаш как корова языком слизнула. Неизвестно почему яркий солнечный день вдруг в мгновение ока сменился туманными сумерками. Естественно, заморосил дождь.
– Ну и как идиотку с такими когтищами можно подпускать к ребенку? – неожиданно для себя возмутился Венчик. – Она же его покалечит!
А героя тем временем разрывало на части: то ли бежать вслед за недопетой песней любви, то ли возвращаться в стольный град Москву, к престижной, но, как водится, нелюбимой жене и долгожданным новорожденным сыновьям-близнецам.
Тут Венчик не выдержал и нажал на пульт. Экран послушно погас, а видеоплеер выплюнул диск на подставочке.
– Чушь собачья, – пробормотал продюсер. – И как только такое люди смотрят? Неужели кто-то может воспринимать это всерьез?
Венчик невольно представил себя на месте героя… Он встречает Тину, за ручку она ведет девочку… или мальчика, не суть как важно. Но разве могла бы она нести такую чепуху, так поводить плечиком, так морщить нос? Нет, все наверняка было бы совсем по-другому…
Венчик настолько увлекся, представляя себе эту умозрительную встречу, что очнулся, только когда в груди стало неимоверно больно и возникло ощущение, что он совершил непоправимую ошибку.
