Мари Соул - Подходящая пара
— Я и не представлял, что это так сложно. Бесконечные «можно», «нельзя».
— Клоуны очень серьезно относятся к своей работе.
Он усмехнулся, и она поняла, как нелепо прозвучали ее слова.
— Конечно, это кажется парадоксом, но я очень серьезная. Клоуны должны поддерживать свой имидж. Клоунада — древний вид циркового искусства. Клоуны появились в начале девятнадцатого века, а до этого, в средние века и в период Ренессанса, если ты помнишь, были шуты и скоморохи.
— С какого же времени берет начало Искрометная Эффи? Когда мисс Сандерс стала этой самой Эффи?
— В школу клоунов я поступила шесть лет назад, но ты помнишь, что я еще в детстве хотела быть клоуном. Любовь к клоунаде пришла ко мне после первого же посещения цирка, куда меня привели дедушка и бабушка. Имя я выбрала, когда училась в седьмом классе. В одном из диктантов мне попалось это слово — «искрометная».
— Выходит, что все эти годы ты хотела быть клоуном, потом ты им стала. А теперь это позади? Мечта прошла, растаяла как облако?
— Нет, мечта не прошла, просто я… Я не могу выступать.
— Эффи, я знаю, как ты переживаешь из-за того, что не сдержала слово, данное бабушке. Но подумай о Мэнди. Отказываясь выступать, ты бросаешь в беде и ее, не так ли?
Эффи закрыла глаза. Она молчала. Слишком болезненным был этот вопрос, чтобы сразу ответить на него.
Вскоре она почувствовала, что машина съехала на обочину дороги и остановилась. Эффи открыла глаза. Паркер задумчиво смотрел на нее, и от его пристального взгляда ей стало не по себе.
— Что?
— «Что?» — хороший вопрос. — Он покачал головой. — Ты имеешь в виду, что я должен с тобой что-то сделать?
— Ничего делать со мной не надо. — Она отвела взгляд. — Со мной все в порядке.
— Так ли?
— Мне просто нужно время. — Она прикусила губу, зная, что дело не во времени. Ей хотелось вернуть бабушку.
— Эффи, она любила тебя. Уверен, она бы тебя поняла.
— Как бы она поняла? — Слезы подступили к глазам, но Эффи сдержала их. — Я сама себя не понимаю. Знаю только одно: я обманула, подвела ее.
— Ты сделала это не нарочно.
— Это не имеет значения. Всю жизнь я слышала, как мой отец извинялся за то, что пропускал важные события. «Извините, я не нарочно», — говорил он. Я поклялась, что никогда не буду поступать, как он, но клятвы не сдержала. Я пропустила самое важное событие в жизни бабушки — ее предсмертные минуты. Извинениями теперь ничего не изменишь.
— Ты считаешь себя виноватой, тебе хочется повернуть время вспять и начать все сначала? — Не сочувствие, а насмешка звучала в его голосе. — Что ж, Эффи, продолжай носиться со своей виной. Ты не единственная, кто переживает то же самое. Я тоже виновен. Сколько раз я спрашивал себя, как бы сложилась жизнь, если бы я не уехал в Нью-Йорк? Если бы поступил так, как хотели мои родители: закончил бы университет, потом пошел работать в фирму, помогал бы отцу, облегчил бы бремя его забот. Был бы он жив сегодня?
— Доля твоей вины ложится и на меня. — Ей казалось, что именно так он думает, а, возможно, обвиняет во всем ее одну. — В конце концов, именно я уговорила тебя заняться тем, о чем ты мечтал.
— Ты поступила так, потому что я постоянно твердил, что не хочу изучать экономику, а хочу жить в Гринвич-Виллидж, хочу испытать, что такое жизнь, хочу писать. Не ты подсказала мне эту идею, я сам вбил ее себе в голову. — Он горько усмехнулся. — Тебе, вероятно, осточертело выслушивать мое нытье, вот ты и посоветовала мне уехать.
— У тебя была своя мечта, у меня — своя. Ты отказался от своей, а я не могу следовать своей. Мы — великолепная парочка.
— Именно это я не перестаю внушать тебе. — Наклонившись, он легко коснулся губами ее рта. — Мы — великолепная пара.
Этот неожиданный и нежный поцелуй удивил Эффи. Она смотрела на него широко открытыми глазами, чувствуя необходимость сказать то, чего он скорее всего не поймет. Неужели он все еще считал ее достойной себя?
Но все сомнения были позабыты, когда его рука коснулась ее лица. Паркер ласково погладил девушку по щеке и наклонился к ней. Ее сердце замерло, а внутренний голос твердил: «Оттолкни его».
Но Эффи, напротив, прижалась к Паркеру.
— Ты замечательно играла перед Мэнди, — сказал он. — Спасибо, что позволила мне посмотреть.
От звука его мягкого голоса, от нежности, светившейся в его глазах, голова девушки пошла кругом.
— Я думала, что ты будешь…
Он не дал ей закончить. Поцелуем он закрыл ей рот, лаской губ внушая ей уверенность в его чувствах. Нет, он не считал ее выступление глупым. Он не считал ее эгоистичной и легкомысленной. Он благодарил ее.
Вкус и тепло его губ казались бальзамом, излечивающим ее душу от чувства вины. Позже чувство вины и раскаяние вновь наполнят ее сердце. Позже она будет думать о своей сестре. Но сейчас, когда его язык скользнул в ее рот, когда желание, как стрела, пронзило ее, Эффи могла думать только о Паркере.
Резкий гудок проехавшей мимо машины вернул ее к реальности. Глубоко вздохнув, она отодвинулась от него.
— Паркер!
Его улыбка отражала удовольствие, а не сожаление.
— Что?
— Зачем ты это сделал?
— Потому что мне нравится целовать тебя, я думаю, так ли это прекрасно, как в моих воспоминаниях.
— Ну и? — Его поцелуй вызвал у нее множество эмоций. Хотелось смеяться, плакать, забыть обо всем и думать только о нем. Весь мир растворился, возле нее был только он, Паркер, его глаза, его губы.
Он усмехнулся.
— Ты знаешь, с памятью у меня все в порядке.
— Это безумие.
— Согласен… Безумие и восторг!
— Пожалуй, нам надо ехать. — Ей потребовалось время, чтобы собраться с мыслями и заставить его взяться за руль. — Этого не должно было случиться. Тебе нужна Берн.
— Ты говоришь об этом постоянно. Но жизнь, насколько мне известно, полна неожиданностей.
Выступая на арене, она нередко использовала элемент неожиданности, чтобы предстать перед публикой в выгодном свете. С Паркером же она всегда оказывалась в невыгодном положении.
— Тринадцать лет я не видела тебя, если не считать телевизионную рекламу, и вдруг ты врываешься в мою жизнь, начинаешь целовать и говорить о своих чувствах. Это лишено всякого смысла.
— Есть смысл и еще какой. — Он притормозил на развилке и повернул машину направо. — В том, что я не видел тебя тринадцать лет, моя вина. Иногда я думал о тебе, хотел написать, но не знал о чем. Я был полон надежд и уехал отсюда в погоне за мечтой. Представлял, что увижу свое имя в списке лучших авторов, что буду ездить по стране, представляя свою книгу. — Он засмеялся. — Ох, уж эти мечты!
