Ирина Лазарева - Голубая искра
За стеклами медленно кружилась, стлалась по капоту и оплывала клочьями на землю ночная мгла – вечная сообщница всех влюбленных. А они не хотели прерывать своего нечаянного уединения. Ушли заботы и опасения; время, люди, события перестали занимать любовников, они открывали новый мир – чувственности, наслаждения, единения душевного и физического. Это было восхитительно, они шептали признания, слова любви и не могли оторваться друг от друга.
Как и следовало ожидать, оставшаяся в доме пара никакого беспокойства по поводу длительного отсутствия гостей не выказывала. Возможность побыть наедине оказалась для них самих весьма кстати. Обе пары забылись совершенно, страх не преследовал их, тени не мелькали, ветер зловеще не выл на разные голоса. В избушке золотом горели окошки, в машине красным светом мерцала приборная панель, было жарко от воспаленного дыхания любовников и горячего воздуха кондиционера.
Среди ночи Яков все же вышел проведать уединившихся влюбленных, пошел к машине – и ахнул. Дверцы были распахнуты настежь, на земле валялась куртка Лизы, на сиденье – скомканная рубашка Арсения, самих их нигде не было видно.
Яков бросился в сени, схватил фонарь и вернулся к машине. Как и подсказывало ему дурное предчувствие, земля вокруг автомобиля была истоптана множеством ног. Девушку и парня похитили – не было никакого сомнения. Яков схватился за голову! Идиот! Растяпа! Ведь чувствовал, что опасность носится в воздухе, а он расслабился, забылся в Дусиных объятиях. Как теперь перед ней ответ держать? Проворонил племянницу, ослеп, оглох, отупел!
Пришлось идти с повинной к Дусе. Известие ее потрясло. Первым порывом Дуси было немедленно идти на поиски, но Яков предложил дождаться утра.
– Тебя я отвезу домой. Поедем на машине Арсения. Потом разведаю, чем занята его мамаша. Мне многое надо осмотреть, обдумать…
– Надо сообщить участковому, пусть вызывает полицию из города.
– Займись этим сама. Я с полицейскими не дружу, у меня свои методы. Пускай ищут, может, польза будет.
В деревне было тихо и темно, лишь у бабы Марфы горел свет – опять приступы бессонницы мучили старушку либо застарелая хворь напомнила о себе.
Яков оставил Дусю в ее доме, наказав запереться на засов и никому не открывать. Сам постучался в дверь бабы Марфы.
Та долго выспрашивала, кто пришел.
– Да открывай уже, глухая тетеря! Я это, сколько раз повторять! – кипятился Яков.
Погремев щеколдой, бабка наконец впустила позднего гостя.
– Ты пошто по ночам колобродишь? Али опять чего стряслось? – воззрилась она на Якова.
– Постучался к тебе, раз не спишь, у тебя одной окошко горит, а мне совет нужен.
– Ладно, за спрос денег не берут. Вишь, и я тебе на что-то сгодилась.
– Не знаешь ли, мать, есть где-нибудь в округе мосточек деревянный?
– Дык рядом с твоим домом есть. Чудишь ты что-то не ко времени, Яков, – возмутилась старушка.
– Ишь, умная нашлась! Я тебя не про здешний мост спрашиваю. По моему-то еще ходить можно, а тот совсем старый, доски гнилые, наполовину искрошились. По тому мосту не идти, а пробираться надо, а под ним речка, но не Вольша, наша пошире будет. Вспомни, когда по грибы-ягоды ходила, не попадался ли такой мосточек?
– И-и, милай, я, почитай, лет десять в лес не хожу, и с молодости такого моста не припомню. Только один твой и есть через Вольшу. Ты лучше у Черенка спроси. Ен в лучшие времена с ружьишком весь лес окрест исходил, охотник из него никудышный, но, может, и видал чего.
В тот же миг входная дверь заскрипела, из-за нее высунулась негодующая физиономия Черенка, который, как всегда, подслушивал и подглядывал. Приход Якова к соседке не остался для него незамеченным, а любопытство свое старик укрощать не привык.
– У тебя, Марфа, не язык, а молотилка, – начал браниться дед по привычке. – Это кто никудышный?! Да я первый охотник был на селе. Тебе лишь бы всуе соседа поминать. Чуть что – Черенок! Видать, не жисть тебе без меня. Черенок да Черенок, никакого спасу от тебя нету.
– Осподи! – замахала на него руками Марфа. – Больно ты мне сдался, аспид окаянный! А ну, марш отседова, нечистая сила. Сам-то под дверью караулишь, только чертяку помяни, а ен тут как тут! Мало что огород весь истоптал своими ножищами, еще и в горницу лезет, бесстыдник!
Дед прямо зашелся от возмущения. Несколько секунд беззвучно открывал и закрывал рот.
– Ты на что намекаешь, сыроежка трухлявая? Не ты ли за своей козой кажный день ко мне в огород бегаешь? Только забор залатаю, а дыра опять на своем месте откель ни возьмись. Видал я давеча, как ты своими руками козу в ту дыру заталкивала. Слышь, Яков, что соседка творит: забор мне ломает, опосля козу впихнет и сама следом приходит, вся така из себя блаженна. – Дед запищал, передразнивая Марфу: – «Ахти осподи, Стяпаныч, дереза моя опять со двора к тебе сбежала».
– Э-э, ребята, я смотрю, у вас тут все серьезно, – усмехнулся Яков. – Погоди, старче, с Марфой после разберетесь. У меня к тебе дело неотложное есть.
– Да слыхал уж, не глухой, – проворчал дед. – Ты про мосточек деревянный спрашивал. Может, и смогу я тебе помочь, Марфа и тут не промахнулась. – Черенок зыркнул украдкой на Марфу, та отвернулась, обиженная. – Был похожий мостик, тогда ишо не такой порушенный, как ты описал. Только это не здесь, а отсель далече будет, надо идти по большаку к старой выемке за Острюхино, оттуда через речку Савраску в лес, прямиком к сторожке. Стоит ли еще сторожка – не знаю, я в те края давно не наведывался.
– А черный камень там есть? – подался вперед Яков. – Посреди тропы из земли торчит. Камень видал, Степаныч?
– Точно! И камень есть! А ты-то откуда знаешь? Там, почитай, все буреломом завалено, острюхинские туда ни ногой. Края те совсем одичалые, волки, кабаны развелись, без хорошего ружья в одиночку лучше не соваться. А дальше Саврасова топь, по незнанию можно сгинуть без следа. Опасное место, шибко опасное.
– Сторожка, говоришь? – прищурился Яков. – Что за сторожка? Зачем она там?
– Вестимо – зачем. В стародавние времена лесник в ней жил, потом лес стеречь некому стало, избушкой той позже охотники пользовались, а ныне поди забыли о ней все. В Острюхине население как у нас – одни старики. Кому охотиться?
– Показать хоть сможешь? Многого не прошу. Только до мостика доведи, а дальше я сам.
– Ты чего? Ночь ить на дворе, – опешил Черенок.
– Утром пойдем, сейчас спать иди, – успокоил Яков. – А у меня до тех пор еще дела найдутся.
– Тогда покличь меня с утра, – согласился Черенок и пошел к двери. Перед тем как выйти, погрозил сухоньким пальцем Марфе: – У-у, змеюка подколодная! Ужо доберусь до тебя, так и знай!