Виктория Хислоп - Возвращение. Танец страсти
Когда они вышли в город в поисках еды, солнце уже клонилось к закату.
Позже, вечером, оставив Мэгги наедине с ее новым приятелем, Соня направилась в «Бочку». Она надеялась застать Мигеля, пока он не закрылся на ночь. Соня усмехнулась про себя, вспомнив, что подумал Джеймс, когда несколько недель назад на ее имя пришла открытка.
Была уже почти половина двенадцатого, когда Соня подошла к кафе, но она все же решила войти. По лицу хозяина она тут же поняла, что он ее сразу узнал.
— Да, да! — воскликнул он. — Прекрасная англичанка! Вы вернулись!
— Конечно. Спасибо за открытку.
— Вы ее получили!
— Откуда вы узнали, как меня зовут? — спросила она, протягивая руку для рукопожатия. Он восторженно схватил ее.
— Я разглядел ваше имя, когда вы подписывали открытку, — виновато признался он. — И запомнил.
— Правда? — удивилась она.
Казалось, за те недели, что ее тут не было, он чуть сдал. Соню растрогал его радушный прием, она присела на стул возле бара. Остальные посетители уже ушли.
— Вы приехали еще позаниматься танцами? — поинтересовался он. — Должно быть, вы хотите кофе… с коньяком?
Прежде чем Соня успела ответить на оба вопроса, из носика кувшина с бульканьем полилось молоко. Разговор на время прервался.
Пока Мигель делал кофе, Соня встала и с беззаботным видом подошла к снимкам на стене. Они все были здесь, как и раньше, — гордый матадор, рядом с ним танцовщица. Соня подошла ближе и пристально взглянула девушке в глаза. Нет, она не может быть уверена на сто процентов. Черты лица были схожи с чертами лица женщины на фотографии, которую она хранила в бумажнике, но все-таки имелись и различия. Платье на ее снимке напоминало некоторые платья на этих фото в рамках, но они не были одинаковыми.
Сзади подошел Мигель и передал ей чашку кофе.
— Вам нравятся эти фотографии, верно? — спросил он.
Соня заколебалась. Слово «нравятся» не вполне подходило, чтобы описать то впечатление, которое они на нее производили, казалось искусственным, но она не могла сказать Мигелю правду.
— Они меня просто пленили, — призналась она. — Настоящая история!
— Так и есть, — согласился Мигель.
— Вероятно, из-за того, что они черно-белые, — поспешно добавила Соня. — От этого они кажутся такими далекими, из другой жизни. Они не могли быть сделаны на прошлой неделе, согласны?
— Нет, не могли. На них застыло время, — ответил Мигель. — Совершенно особый момент истории.
Его утверждения казались очень весомыми, Соня чувствовала, что эти фотографии значат для Мигеля почти столько же, сколько и для нее. Она не смогла удержаться от того, чтобы продолжить беседу.
— Тогда, — вскользь заметила она, стараясь не выдать своего истинного интереса, — расскажите мне о том, насколько изменилась Гранада.
Сидя у бара, она взяла пакетик сахара со стеклянного блюда и высыпала сахар в кофе. Мигель вытирал стаканы и расставлял их аккуратными рядами.
— Я получил этот бар в пятидесятых годах двадцатого столетия, — начал он. — В ту пору он переживал не лучшие времена, но в конце двадцатых — начале тридцатых годов был настоящим центром общественной жизни. Все, начиная от рабочих и заканчивая университетскими профессорами, посещали его. Люди не ходили друг к другу в гости, они встречались в барах и кафе. В ту пору в Гранаде было не так много туристов, разве что заглядывал какой-нибудь случайный бесстрашный англичанин, наслушавшийся историй об Альгамбре.
— Судя по вашим словам, это был золотой век, — заметила Соня.
— Верно, — согласился он, — это был золотой век всей Испании.
Тогда Соня заметила фото в дальнем углу.
— Они похожи на куклуксклановцев! — воскликнула она. — Такие зловещие!
На снимке была группа из нескольких десятков людей, одетых в белые одеяния с маленькими прорезями для глаз, в остроконечных, похожих на головной убор ведьмы шляпах. Они шли вдоль улицы, некоторые несли на плечах крест.
— Это типичное шествие на Страстной неделе, — сообщил Мигель, скрестив руки на груди.
— Очень драматично, — сказала Соня.
— Верно. Это похоже на театр. Сегодня мы пресыщены развлечениями, но тогда было все иначе, нам нравились эти шествия. Я и до сих пор их люблю. Каждый день в неделю перед Пасхой эти гигантские иконы Девы Марии и Иисуса Христа носят по всему городу. Вы когда-нибудь бывали в Испании в это время?
— Нет, ни разу, — ответила Соня.
— Через несколько недель Пасха. Если вы ранее никогда не видели pasos[34] — получите незабываемые впечатления. Вы должны остаться.
— Прекрасная идея, — сказала Соня, — однако придется мне приехать на Пасху в другой раз.
— Эти иконы огромные. Чтобы пронести одну по улицам, потребуются усилия не менее десятка мужчин. Их сопровождают церковная община и оркестр.
Соня вгляделась в снимок.
— Семана Санта, 1931 год, — прочла она вслух. — Это был особый год?
Старик помолчал.
— Да. В том году сразу после Пасхи король отрекся от престола, страна избавилась от диктатуры монархии. Была провозглашена Вторая республика.
— Похоже, это стало крупным событием, — заметила Соня, еще более обычного стыдясь своего незнания истории Испании. — Много насилия?
— Нет, — ответил Мигель. — Не пролилось и капли крови. И до провозглашения страну будоражили беспорядки, но для большинства людей Вторая республика ознаменовала новое начало. Ей предшествовали восемь лет диктатуры Мигеля Примо де Ривьера, и все это время у нас сохранялась монархия. Этот был худший из режимов. Большинству простых людей диктатура не принесла ничего хорошего. Я помню, как мои родители жаловались на некоторые законы, например на запрет собраний и раннее закрытие кафе.
— Могу себе представить, насколько они были непопулярны! — заметила Соня. Трудно представить Испанию без ее круглосуточно работающих кафе и баров.
— В любом случае, — продолжал Мигель, — диктатура ничем не помогала беднякам, поэтому, когда король Альфонсо XIII отрекся от престола и была провозглашена республика, миллионы людей поверили, что жизнь изменится к лучшему. В тот день состоялись большие гуляния, в кафе и барах было не протолкнуться.
Из-за восторга, прозвучавшего в голосе Мигеля, можно было подумать, что эти события произошли лишь вчера, — настолько яркими были воспоминания.
Соня подумала, что он говорит почти стихами.
— Это был волшебный день, — сказал Мигель. — Все, казалось, так и дышало надеждой. Даже я в свои шестнадцать чувствовал это. Мы вдыхали свежий воздух демократии, но нашлось слишком много людей, возомнивших, что они могут решать, как управлять страной. Землевладельцев, которые довели миллионы крестьян до нищеты, в конце концов лишили власти.
