Первозданная - De Ojos Verdes
— Ты принципиально не пьешь спиртное?
— Принципиально? — удивляюсь.
— Из серии «это же вредно»?
— Нет, — качаю головой, — мне просто не нравится ни вкус, ни запах.
— Попробуй распить его. Хорошее вино надо пить небольшими глотками, — информирует, понижая голос, — и тебя тоже.
Змей-искуситель!
Предупреждающе прищуриваю глаза.
Как ни в чем не бывало накладывает мне мясо по-французски.
Я довольно голодна, да и не скрываю, что гурман, поэтому сразу отрезаю кусочек и поглощаю с аппетитом, зажмурившись от удовольствия. Разве что не застонала.
— Обалдеть. Оно тает во рту… Твоя мама волшебница.
Он лишь улыбается. Какое-то время мы едим молча, я стараюсь попробовать всего по чуть-чуть. Но меня хватает только на пару маленьких закусок из овощей и ложку картофельного гратена. Умиротворенная, пытаюсь хотя бы немного расслабиться. Подбираю ноги под себя и откидываюсь боком на спинку дивана, закинув одну руку сверху. Адонц зеркалит мою позу, и теперь мы снова смотрим друг на друга.
— Прими это. Иного исхода не будет. Через месяц, два или пять. Мы окажемся в одной постели.
Игнорируя мурашки от хрипотцы в его голосе, я силюсь скрыть, что это правда.
— Почему ты не можешь говорить на другие темы?
— Хорошо, — насмешливо выгибает брови, — давай поговорим о тебе. Расскажи, почему переехала. Вообще, всё, что считаешь нужным.
— Я не люблю говорить о себе. Давай посвятим этот вечер твоей выдающейся персоне.
Недоверчиво хмурится и изучает меня так, словно увидел впервые.
— Я никогда не встречал женщины, не любящей говорить о себе.
— Поздравляю. Вот природа и сжалилась над тобой, подкинув меня, — пожимаю плечами.
— Сатэ, — давится смешком, — твой язык все же не доведет тебя до добра.
— Не переживай за меня. Лучше скажи, сколько лет ты в этой области? И чем конкретно занимается твоя фирма?
Наконец-то, мне удается увести разговор в нейтральное русло, что позволяет скинуть напряжение. И мне действительно интересно, как он дошел до этого уровня.
— Фирма не моя, я там зарегистрирован как один из ведущих специалистов и преподавателей. Её основал мой отец почти двадцать лет назад. До этого он всю жизнь работал в государственных структурах. После развала Союза, когда исчез советский Госплан, этот сегмент оказался одним из самых уязвимых и недоработанных. Папа любил сложности, поэтому окунулся в эту стезю. Изучал законодательство, оказывал различные услуги — от примитивных консультаций до представления сторон в суде, что позволяли его образование и опыт. Заработал себе имя, благодаря чему годы спустя появился спрос на обучающие курсы. А я за ним наблюдал, впитывал всё, полюбил это поприще и пошел по отцовскому пути.
— Так ты по образованию юрист?
— По первому — да. Оканчивал РУДН.
— Сколько же их? — вырывается нервный смешок.
— Всего лишь два. Второе я уже получал здесь. В Американском университете Армении. Но уже по направлению бизнеса.
— Я впечатлена.
Мне показалось, в глубине его глаз появилось какое-то самодовольство, граничащее с удовлетворением. Видимо, мужское эго заиграло. Это вызвало во мне улыбку. Расслабленный взгляд переместился на мои губы, непозволительно долго задерживаясь на них, заставляя дыхание замедлиться. Если бы я обнаженной прошла перед ротой служащих год солдат, мне было бы легче, чем сейчас.
Его затуманенный взор вмещал в себя слишком много порока.
Он же уверен, что я искушенная женщина, знающая правила этой интимной игры. Какое-то странное сочетание — человек как бы дает тебе право выбора, но уже решил исход. Невероятно. Это и называется, видимо, охотой?
— Ты обещал ко мне не прикасаться, — напоминаю практически шепотом.
Адонц встрепенулся и недоуменно переспросил:
— И?
— Прекрати так смотреть на меня. Разве прикасаться можно только физически?
Ощущаю, как обстановка накаляется. И что-то в нем начинает полыхать не по-доброму.
— Если бы ты знала, Сатэ, как мне хочется устроить геноцид твоим мыслям, препятствующим неизбежному. Опустошить твою голову и научить наслаждаться жизнью по-настоящему, без устаревших понятий… — на износе, будто еле-еле сдерживаясь.
Дыхание мое моментами прерывается. Я слушаю его и понимаю — мне сейчас тоже этого хочется. Просто взять и забыть о воспитании, о своих принципах и ожиданиях. О том, что всегда считала правильным…
— Тебе не кажется, что пора бы избавиться от синдрома хорошей девочки? — продолжает мой смутитель.
Собираю волю в кулак, чтобы восстановить душевное равновесие и не показать, как я сейчас уязвима.
— А ты, смотрю, и в этом спец? Предлагаешь свои профессиональные услуги?
— Да. Исключительно в научно-исследовательских целях. На благо Отечеству.
Не могу сдержать смешок, ловлю его издевательский томный взор и искренне проговариваю:
— Благодарю. Боюсь, твоя частная практика с консультациями и лечением обойдется мне непозволительно дорого.
Адонц хмыкает и тянется за бокалом. А я наблюдаю, как движется его кадык во время глотка, и уверяюсь, что все же сошла с ума. Мне хочется поцеловать его именно туда.
— Ты действительно ведешь себя, словно скромная девственница.
Мне приходится сосредоточиться, чтобы никак себя не выдать.
— Ты что-то имеешь против них?
— Нет. Но желаю держаться подальше. Это лишняя ответственность, некое клеймо особенного мужчины. А быть им для кого-то чревато последствиями.
— Я почему-то всегда думала, что каждому хочется быть первым. Иметь эту власть и почетную роль в жизни девушки…
Торгом тихо рассмеялся, не отрывая от меня своих стальных омутов.
— Говорю же, ты иногда кажешься слишком наивной. Это давно изжило себя. Только если хочется взять в жены чистую и нетронутую. И то — не всегда.
Понимающе киваю. Он к тому, что жениться не собирается.
— И ты с легкостью определяешь искушенных? Никогда не ошибался? Не получал отказов?
Мой вопрос Адонц воспринимает вполне серьезно, даже задумывается на какое-то мгновение. А потом отвечает без всякой кичливости:
— По сути, да. Такого никогда не было. Я вижу их по блеску, пламени во взгляде.
— Как в моём? — горько усмехаюсь, зная, что он всё равно не уловит мою эмоцию — сосредоточен на другом.
— Так точно, — склоняет голову набок и одаривает меня красноречивым взором, от которого вздрагиваю.
— Мы знакомы меньше трех месяцев. Я тебя не знаю. Все, что между нами происходит — для меня стремительно, — опускаю ноги на ворс, выпрямляясь.
— Ты лукавишь, Сатэ. Мы узнали друг о друге всё и даже больше в тот самый момент, когда я к тебе прикоснулся в первый раз. Оказывается, и такое бывает. И я хочу понять, зачем ты так упорно сопротивляешься… Большинство мечтали бы о толике тех ощущений, что испытываем мы.
Я молчу. Как мне это ему объяснить? У нас разные весовые категории. Не исключаю, что такой мужчина может
