Отомстить или влюбиться - Оксана Алексеева
– Но лучше Витебского пока отстранить. Или присмотреть. Подожду, что еще покажет экспертиза – это дело долгое, а потом сообщу Сергею Васильевичу.
Оказалось, что сам Алексей в порядке. Конечно, до сих пор выглядел подавленным, но до совета директоров почти целая неделя. Однако он уже переживал на этот счет:
– Первые выплаты! Мы будем обязаны начинать выплачивать долги, а через неделю – дивиденды по простым акциям. Если удержим их, пока паника еще не схлынула, то только усугубим положение. Теперь мы сами можем спровоцировать новый обвал, уже не спекулятивный, если не найдем деньги. А я сейчас изолирован от информации. С ума схожу, когда не знаю, что происходит! И еще… кто-то должен будет озвучить эту идею, хотя она должна быть всем очевидна.
– И ты боишься, что придется тебе?
Ответа не требовалось. Срочно нужны средства, возможно, придется вообще остановить какие-то производственные линии и увольнять рабочих. Сама по себе новость прозвучит ужасно: компания при руководстве отца еще ни разу не была в таком кризисе. Но эта новость из уст Тавригина непременно воспримется громом с киношными спецэффектами. Пригвоздит ему на лоб табличку: «Виновен! И хочет еще сильнее загнать нас в долги!». Сейчас мало кто способен рассуждать здраво и холодно оценивать объективность своих выводов. Вечером еще и Денис Данилин возвращается домой вместе с Илоной, он не может тут больше задерживаться… А он единственный человек, на чью поддержку я могла бы рассчитывать.
Уходила от менеджера в плохом настроении, но при этом бодро желала ему приятного отдыха от болота под названием «Бергман и Ко». Мне даже удалось выбить из него искреннюю усмешку.
* * *
Выяснилось, что напрасно я боялась столкнуться с Ромой на работе – он и не думал отправляться в офис. Возможно, уже понял, что раскрыт, и дальше корчить из себя паяца смысла не имело. А узнала я о его прогуле по очевидному доказательству: он ждал меня на последнем повороте к особняку. Сидел на капоте припаркованной к обочине машины и просто ждал. Я остановила свою рядом – ведь неплохо, если люди хотят поговорить? Значит, в разговорах еще есть толк.
Но вид его меня потряс – Рома Витебский, или как-там-его, совсем перестал придерживаться роли. Стиль одежды тот же – джинсы и футболка, но неуловимо иные, купленные на совсем другие деньги. Или этот эффект производила Феррари под его задницей. Хорошая машина выгодно подчеркивает любые джинсы, как ни крути.
Я подошла, встала перед ним. Парень вдруг положил руки мне на бедра и притянул к себе.
– Давай разыграем влюбленных? Чтобы никто не догадался, о чем мы говорим на самом деле, – он открыто насмехался надо мной.
– Давай. Только если руки не уберешь, я тебе челюсть сломаю. Сможешь после этого правдоподобно изображать влюбленного?
Он поднял руки вверх:
– Сдаюсь! Только не бейте, Лариса Сергеевна! Я больше не буду вас страстно прижимать, пока сами не попросите!
Настроение я ему вряд ли испортила. И себе не подняла:
– Ладно, хватит. О чем ты хотел поговорить?
Он прищурился, но глаза по-прежнему искрились:
– Спросить, почему ты меня до сих пор не сдала.
Эта тема уже была более понятной, я обмозговала ее вдоль и поперек, потому и останавливаться на ней смысла не имело.
– У меня встречный вопрос – зачем ты подвел меня к своему разоблачению? Даже фотографию отца показал.
Рома изобразил задумчивость.
– Чтобы отделить зерна от плевел, напарница. В один момент подумал, что фамилия Бергман – еще не приговор. Потому дал тебе выбор: что для тебя окажется важнее – Королевство твоей семьи или справедливость. И пока ты принимаешь правильные решения.
– Справедливость? – я усмехнулась зло. – Вы подставили Тавригина!
– Кто подставил?! – он округлил глаза, но не выдержал и рассмеялся. – Мы только сделали перевод из Питера! Всё! Остальное доделала паранойя твоего папаши. Скажи честно, это каким же надо быть психически больным, чтобы моментально выстроить все недостающие причинно-следственные связи? И никому ведь в голову не пришло, что враги убирают в первую очередь самых сильных противников. Зачем тратиться на слабых, если в центре маячит такой башковитый мужик? Алексей Алексеевич нам здорово потрепал нервы и ухудшил запланированный результат. Его и нужно было выводить из строя первым.
Я знала ответ на свой вопрос, просто мне физически нужно было получить его от Ромы:
– То есть он никогда не играл на вашей стороне?
– Нет, конечно. Тавригин до вас работал в двух компаниях на той же должности, потом Сергей Васильевич его сам пригласил. Вы шпионских боевиков там объелись, если думаете, что человека будут проталкивать на место таким витиеватым путем? У вас что, денег на психиатров не хватает? Сделайте с собой уже что-нибудь, Бергманы.
Реагировать на сарказм я не собиралась, потому что он полностью прав. Алексей не допустил обвала, не позволил им скупить еще больше акций, и он несколько раз предупреждал отца про Тамару Клодину – да он был единственным, кто ей не доверял! И сейчас я вдруг почувствовала усталость – она неизбежна, когда тебя давит моральным грузом. Мы сами виноваты в большинстве своих проблем, и такое осознание не придает сил.
– Ром, – я посмотрела ему в глаза, – сколько откупных дали тогда твоей матери? Это не пустое любопытство – мне легче думать, когда пробелов меньше.
– Спрашиваешь, что дал маме тот мужик, которого прислал Сергей Бергман? Дай-ка вспомню… Два удара по лицу дал, потом в живот – тоже дал. Потом схватил за волосы и подтащил к шкафу, в котором она приказала мне спрятаться. Кричала сначала, чтобы я сидел тихо. А я не мог – ревел, как дурак. И тот мужик вежливо объяснил маме, что произойдет с ревущим ублюдком, если она не примет чек на сто тысяч. Она, конечно, приняла. С душевной благодарностью приняла. Правда, с тех пор немного умом тронулась, чужих боится, – он говорил спокойно, даже весело, а у меня от ужаса мурашки побежали по рукам. – Говорят, что люди не помнят раннего детства. Еще как помнят. Когда есть что вспоминать.
Я только головой качала. Отца я и раньше не считала мягким и добрым, но увидеть его в таком свете – это слишком. И да, в этот момент я поняла Рому – пусть и про себя, но признала его право хоть на какое-то отмщение. Выдавила:
– Ста тысяч, даже по тем меркам, вам не хватило бы… на все это.
– А мы никогда не были одни. Помогали друзья отца, они и вложили деньги так, чтобы сейчас у нас было намного больше. Иронично, но часть наших активов все время была в ценных бумагах «Бергман и Ко». Ну и, конечно, биржевые спекуляции. Ты представляешь, напарница, сколько денег на них можно поднять? Нам бы еще такого парня, как Тавригин, вообще бы напрягаться не приходилось.
Он снова смеялся. А мне хотелось плакать – история складывалась, но складывалась не так, чтобы принести облегчение.
– Долго это не продлится – Петр Александрович уже подозревает тебя.
– Я это понял, когда он вызванивал каких-то крутых программистов. Не знаю, насколько они круты, но, судя по всему, смогут вытрясти чип до той секунды, когда я его поставил. Эх, кажется, придется обойтись без выходного пособия. Но мы были готовы к такому повороту. Не надо так переживать за мое здоровье, напарница, я же сказал, что подстраховался со всех сторон.
Их несколько человек, и акции они наверняка распределили между собой. Раскрытие одного ничего не даст, а остальные могут находиться прямо под носом… А ведь Грегор Хольм тоже подлил масла в огонь, когда репутация Тавригина встала под сомнение. Кто гарантирует, что и он не с ними? Ему нужны акции – через свадьбу или без свадьбы, если кто-то просто подарит ему эти полтора процента за небольшую помощь! И не он ли так дружелюбно предложил свои услуги отцу, тем самым сделав своим первым должником? Паранойя… Или нет?
– И что ты будешь делать? Чего ты вообще в итоге добиваешься? Собрать контрольный пакет?
– Да. Но этого