Твой муж будет моим (СИ) - Наталия Ладыгина
— Я не… — качаю головой из стороны в сторону, чувствуя, как во рту становится сухо. — Не усложняй, пожалуйста. Я уже все решила, Богдан, — отхожу в другую сторону. — Отдай мне телефон.
Он сразу достает его из кармана своих штанов, как бы предлагая его забрать, но не протягивает руки. И когда я подхожу и беру свой телефон, пальцы его другой руки смыкаются на моем запястье. Он привлекает меня к себе одним движением и, положив ладонь мне сзади на шею, сминает мои губы в собственническом поцелуе.
Я и мычу, и пытаюсь разорвать поцелуй, но бесполезно, лишь чувствую, как мы куда-то двигаемся, после чего происходит падение на кровать под мой глухой вскрик ему в губы.
Глава 31.
— Слезь с меня! — требую я.
Хотя он не на мне, не давит на меня своим телом, а нависает, создавая ощутимую угрозу. Одним локтем он упирается в постель слева от меня, а другой рукой слегка давит мне в плечо, чтобы я не могла встать. Правое колено расположено между моих ног, а глазами он испепеляет так, словно меня есть за что наказывать.
Проклятая юбка задирается, а у меня нет возможности ее одернуть.
Вижу, что просить его, чтобы он сделал то, чего не хочет — последнее дело.
Мне бы только выбраться отсюда! Как можно скорее! Сейчас!
В борьбу вступить, пожалуй, не решусь. Пока что он хотя бы почти ничего не делает. Практика показала, что на силу он отвечает силой. А у него ее больше.
— Ты ведешь себя как семнадцатилетний юнец, понимаешь? — стыжу его.
— Может, рядом с тобой я чувствую себя именно таким. Настолько молодым, — выдает насмешливо, сверля меня откровенным взглядом. — Осознай свои таланты, Янина. Ведь мне вдвое больше.
— Очень смешно, — закатываю глаза. — Слезь!
— Кого ты обманываешь, Янина? — бегает глазами по моему лицу. — Меня?.. Меня не получится.
— В чем я тебя, по-твоему, обманываю? — выдавливаю из себя как можно спокойнее. — В том, что не хочу с тобой спать? Тебе бы, конечно, хотелось, чтобы это было неправдой. Но увы, это правда.
— А если я докажу, что ты врешь? — в его взгляде вспыхивает что-то опасное, я начинаю очень часто дышать, и он это замечает, когда переводит взгляд на мою грудную клетку.
— Н-не надо мне ничего доказывать… — голос дрожит.
— Вот теперь ты похожа на семнадцатилетнюю девчонку, — хмыкает Богдан.
— Я сейчас серьезно. Мне не надо ничего доказывать, — упираю ладони ему в грудь, чтобы хоть как-то сдержать его.
Но при желании стать ближе к моим губам, он с легкостью это делает. Для него препятствий нет. Касается моих разгоряченных губ своими, осторожно их захватывает, не торопясь углублять поцелуй. Мои глаза невольно закрываются, веки трепещут. Хочется визжать, кричать, но по непонятной причине я не могу этого сделать, а лишь испытывать то, в чем очень долго себе отказывала.
Он просто испытывает меня. Хочет вытащить из меня то плохое, что я с трудом удерживаю: желание поддаться, ответить ему на поцелуй. Но даже под таким натиском и воздействием я понимаю, что это будет точка невозврата. А я уже решила, что отказываюсь от мести.
Но даже не отвечая ему, это не останавливает его. Видимо, ему достаточно того, что я сильно не трепыхаюсь.
Дергаться я начинаю тогда, когда его рука скользит мне под юбку, по нейлоновым колготкам, поднимаясь выше сантиметр за сантиметром. А вот это уже ни в какие ворота!
Приподнимаю левую ногу, но ему это только на руку играет, так еще проще лапать меня за задницу.
— М-м… — мычу ему в губы, пытаясь убрать его руку и разорвать поцелуй. Только последнее удается. — Достаточно! — рычу я, смотря в эти безумные, горящие глаза. — Не работает твоя магия. Отпусти. Я не хочу пропустить самолет.
— Самолет вечером. Смирись.
— Да кем ты себя возомнил, чтобы решать, что я и когда буду делать?!
Жене пускай своей приказывает. Она к его приказам очевидно привыкла. Я никогда не привыкну. И даже пытаться не буду.
— Тем, кто говорит тебе: «тебе никуда не деться от меня».
Пока я шокировано осмысливаю им сказанное, он атакует мою шею, целует бледную кожу до мурашек, от которых я инстинктивно чуть прогибаюсь в спине и приоткрываю свои губы.
Чувствуя мою невольную отдачу, он двигается ладонью к местам, до которых давно никто не прикасался. Сжать бедра не получается, его колено между моих ног не позволяет.
— Прекрати-и-и… — тяну я, готовая разреветься от собственного бессилия.
Но вместо того, чтобы наконец услышать меня, он затыкает меня очередным глубоким поцелуем и усиливает движения пальцами, в то время как я беспощадно царапаю его руку ногтями, не в силах ее убрать.
Мне противно от того, что мне это приятно. Противно, что каждый раз, когда он касается меня, я становлюсь неспособная дать достойный отпор. Я должна сейчас извиваться под ним змеей, делать все, чтобы прекратить это, но... не делаю этого.
Еще какие-то десятки секунд, и я начинаю откровенно постанывать, не в силах подавить в себе удовольствие. Меня начинает трясти от этого усиливающего жара внизу живота. Скопившаяся за эти годы неудовлетворенность дает о себе знать.
Теперь я еще рьянее пытаюсь убрать его руку, уже перед самым взрывом, но она словно прикипела ко мне, а подонок вынимает язык из моего рта, чтобы взглянуть на выражение моего лица. Он словно точно знал, в какую именно секунду доведет меня до пика.
— Твои стоны безумно заводят… — звучит в момент, когда все окончательно плывет у меня перед глазами, а его рука оставляет меня в покое.
Когда картинка восстанавливается, новая пелена возникает перед глазами — пелена злости.
— Ты… ты… — смотрю на него, готовая убить. — Ты... сволочь. Если ты сейчас же не слезешь с меня и не дашь мне уйти, то…
Не заканчиваю, сразу бью по лицу, потому что по нему уже и так видно, что плевать он хотел на мои угрозы. Тем более он заслужил.
Ударила не слабо. Надеюсь ему больнее, чем моей руке, которую как огнем обожгло.
Потом толкаю. Сильно толкаю! Множество раз! Грубо, как можно больнее. И он отступает. Делает возможным мой побег
