Измена вопреки (СИ) - Лара Грей
— Может быть тебя отвезти в город? — спросил тихо Егор. Я дёрнула плечом, продолжая молчать, не потому что злилась, а просто не желая растягивать тему наших с Матвеем отношений. — Всё-таки непонятно когда электричество будет, а ты одна в доме…
— Хочешь — оставайся, и я буду не одна, — со смешком сказала я, раз уж Егор такой заботливый.
— Да зачем мне оставаться? Ты, уж прости, беременная. Что мне с тобой делать? Только переспать. На большее увы…
Я обернулась и застала смущённо распахнувшего руки Егора.
— Скажи, а мужчины всегда так цинично честны? — сарказмом в моем голосе можно было убивать.
— Ну что ты? Только эгоистичные циники, такие как я.
— Тогда уж не выходи из роли и езжай. Не надо фальшивой заботы… — я постаралась мягко улыбнуться, но Егор покачал головой, верно разглядев в моей улыбке оскал.
Я сложила Егору оладьи в контейнер и в коридоре протянула презент.
— Не стоило, — с сомнением протянул Егор, но все же взял гостинцы.
— Ты прав, не стоило, но я не циничная и эгоистичная, поэтому лучше пусть тебе будет вкусно, чем мне совестно, что отняла у тебя вечер.
— Я бы просто рыбачил, — Егор явно был не в своей тарелке, но, если честно, на его грубость моя доброжелательность была лучшей реакцией. Никогда не любила скандалить без повода. А тут его не было. Просто каждый остался при своём мнении.
— Под дождем, — заключила я и на ощупь повернула дверной замок. Егор пожал плечами и шагнул под мелкую изморозь летящую с неба. — Скажи мужу. Он хотя бы будет знать.
— Съешь оладьи, — посоветовала я и, помахав ладонью, стала закрывать дверь. Егор качнул головой и натянув куртку повыше прошёл к калитке, подскальзываясь на размытой дождем дорожке.
Его машина уехала от дома спустя минут десять. То ли доедал оладьи, то ли думал, что ещё мне наставительного сказать.
Я передернула плечами, стянула с вешалки шаль и накинула на плечи. В камине догорали дрова, и я присела к нему поближе, подкинув ещё парочку тонких поленьев.
На кухне пришлось оставить посуду немытой. Я просто составила чашки, тарелки в раковину. Перекладывала в темном холодильнике яблоки с полки на полку. Все не могла решиться. И не на то, чтобы съесть одно из них. Нет.
В груди все сдавило, когда я положила на подоконник телефон со звонком Матвею. Я неосознанно гладила живот и обнимала себя руками, словно так могла уберечь ещё не рождённого кроху от всей боли и тягот мира. Словно так защищала от мира, который зачастую жесток.
— Ксю… — тихо позвал Матвей, и я вздрогнула. Попыталась сказать, но изо рта не вырвалось и звука. Просто его голос… голос, который убаюкивал, будил по утрам. Его голос, который шептал разные глупости и такие слова, от которых мои щёки помимо воли краснели. Голос… — Ксюш, скажи что-нибудь…
— Скажу… — сдавленно выдавила я. — Когда решу, что именно…
— А сейчас помолчишь? — тихо уточнил Матвей, делая так всегда, когда я терялась и не могла собраться с мыслями. Он словно говорил мне этим, что все нормально, он подождёт…
— Да, — мои пальцы стали ловить края шали, вот те самые кисточки по окантовке, чтобы переплетать их в косички.
— Тогда просто расскажу тебе что-нибудь, — смягчился голос Матвея. Я судорожно кивнула, не понимая, что муж не видел этого. Но он все равно заговорил. — Помнишь свои фиалки? Мне жаль, но я не уследил за ними… Я просто забыл заглядывать в зимний сад, а они стояли прямо у окна. И хоть осень, понимаю, но все равно им было много солнца. Я попытался их спасти и отнёс в ванну. В итоге залил. Сейчас просушиваю опять в зимнем саду. Но с орхидеями все нормально. Бордовая начала цвести. Пока что только два нижних бутона…
Я кивала и кивала, понимая, что это просто обычные ситуации, но сам факт, что они небезразличны Матвею только сильнее разжигали душу. Было бы проще, если бы он просто бросил мои цветы. Но нет. Он старался, чтобы они выжили. Дождались меня.
— Возвращайся, Ксень, — тихо шепнул Матвей.
Глава 36
Вот я стояла посередине пустого тёмного дома. Единственной связью с реальностью был голос Матвея на другом конце. Я топталась на маленьком пушистом ковре возле дивана, перебирая шерстяными носками по длинному ворсу. Сжимала в ладони телефон. Боялась произнести то, что давно решено. Ведь по сути у меня даже выбора не было. Точнее он был: проглотить измену, стать послушной марионеткой, которую в следующий раз так же подвинут, или вспомнить про собственную ценность. И если выбирать между жемчугами, но презрением к себе и сырой горбушкой хлеба, но с честью, то второе однозначно.
Я набрала полную грудь воздуха, как перед прыжком, как перед самым страшным поворотом в никуда, чтобы признаться не только Матвею, но и себе.
— Я не могу… — прозвучало плаксиво. — Я не могу, не могу… Понимаешь, головой я осознаю, что это не тот масштаб проблемы, из-за которой можно похоронить все, но сердце… Оно не понимает. Мне больно. До содранной кожи на губах, до горящих огнем глаз, до остановок сердце, мне больно сейчас это произносить…
Матвей молчал. Я опустилась на колени, тяжело дыша, словно позади был триатлон. Слёзы душили. Я правда хотела простить. Я правда ничего этого не желала: холодного дома, разговоров, когда заряд телефона противно пищал, одиночества…
Которое прорастало в душу лозами терния. Которое колючими побегами сдавливало сердце при одной мысли о муже. Которое хуже железной окалины разъедало кожу, где когда-то были отпечатки прикосновений Матвея.
— Тшшш… — шелестом осеннего леса прозвучал голос Матвея. — Я не прошу прощения. Я понимаю, что такое не прощают. И будь три десятка жизней у каждого из нас, этот рубеж не перейти. Мне не прощение твое нужно…
— А что? — давясь слезами, сгибаясь пополам, утыкаясь лбом в пол, спросила я.
— Просто, чтобы ты была счастлива… даже без меня… Понимаешь?
Нет, нет, нет!
Я отказывалась понимать счастье в мире где не было Матвея. Не такая у меня должна была быть жизнь. Не такой финал меня ждал.
Не меня…
Нас.
Я обхватывала себя руками, уже лёжа на боку. Баюкала внутри ещё совсем маленькую жизнь, которая не как моя получится корявая вся, израненная миром снаружи.
Нет.
Только не это.
Я почти решилась. Я почти хотела сказать. Прошептать о самом невероятном чуде. Чтобы
