Сьюзен Филлипс - Блестящая девочка
Снова он подумал о Флер. Стоило закрыть глаза, как он видел ее лицо, невероятно красивое и невероятно невинное. А потом по совершенно неясной причине вместо него явилось лицо Белинды. Не такой, как сейчас, резкой и острой, словно кусок стекла, а прежней, какой она была в первые месяцы их брака, когда весь мир принадлежал им одним и жизнь казалась полной обещаний.
В нескольких милях от этого домика Белинда стояла в своей спальне, глядя сквозь деревья на фонари, блестевшие на улице рю де ля Бьенфезанс. Раздался мягкий щелчок стерео, полился голос Барбары Стрейзанд Она пела «Какими мы были». Песня начиналась долгими чистыми нотами, и Белинда заплакала.
Казалось, все, что у нее было в жизни, осталось только в воспоминаниях. Ей всего тридцать шесть лет, но она живет прошлым, как старуха. Те, пропитанные солнцем и запахом хлорки дни в «Саду Аллаха», когда она была любимой женщиной Эррола Флинна, невероятным образом стали реальнее нынешних.
Флинн. Он умер почти четырнадцать лет назад. Как такое могло случиться? Он умер, ничего не зная о Флер. Слезы, черные от туши, текли по щекам, падали на воротник халата цвета голубого льда. Не могла она забыть и свои первые дни в Париже, медовый месяц с Алексеем. Ночи в огромной спальне… Он так нежно любил ее. Порой, лежа в кровати и закрыв глаза, Белинда пыталась вспомнить, каково это было, когда Алексей Савагар любил ее.
Теперь он замыслил украсть у нее Флер. Ее ребенка.
Ее красивого ребенка, спавшего в соседней комнате, накрутив волосы на палец. Почему он не полюбил ее так, чтобы простить за Флер? Но сегодня она сумела постоять за нее. Сегодня она защитила ребенка от злобы Алексея. Одним телефонным звонком она изменила все.
Наступив на полу длинного халата и слегка споткнувшись, Белинда направилась к стерео и резко выключила его. И услышала свой плач, тихий, как мяуканье кошки. Краем рукава вытерла слезы. Как она испугалась. Боже, а где ее выпивка? Последняя выпивка. После сегодняшнего вечера никаких выпивок не будет.
Рюмка стояла на полу рядом с кучей пластинок, которые она вытащила из шкафа. Белинда села среди них и взяла альбом, лежавший сверху. Музыка из «Дьявольской резни». Вторая картина с героем по имени Калибр. Она посмотрела на обложку. Джейк Коранда. Актер. Драматург. Критики уверяют, что он лучший из драматургов нового поколения. Джейк показал им всем, что он не просто еще одна смазливая мордашка на экране. Она любила бы его фильмы, даже если бы все критики на свете их поносили. Кое-кто уже кричал, что Джейк торгует своим талантом, появляясь в этом образе. Но она так не считала. Калибр, которого он играл, имел при себе все, что полагалось иметь настоящему мужчине: силу, жестокость, способность справиться с любой женщиной, попавшейся на его пути. Белинда обвела ногтем линию его подбородка. Он не так красив, как Джимми, но в нем есть что-то…
На обложке альбома был помещен его портрет из первой сцены «Дьявольской резни». На ней Джейк в роли Калибра. Глаза смотрят прямо в камеру Лицо утомленное, в грязи. Мягкие пухлые губы растянуты до противности, на боку висят «кольты», рукоятки которых отделаны перламутром.
Она откинулась назад, закрыла глаза, пытаясь сдержать фантазии, от которых ей становилось легче; спальня и звуки улицы исчезали, вместо них она слышала только дыхание, тяжелое, влажное, горячее, возле самого уха. Коми, пути, Белинда. Время сводить счеты.
Она закрыла глаза и почувствовала руки у себя на груди. Они мяли ее груди, наслаждаясь их полнотой. Нет! — взмолилась она, — это не правильно. Я не могу. Я…
Лицо мужчины по имени Калибр стало тяжелым, руки грубыми, он с силой встряхнул ее. У тебя нет выбора, маленькая леди. Мы здесь одни. И ничто не остановит меня, я получу то, что хочу.
…Пожалуйста… Пожалуйста…
Она боролась, но он был слишком сильный. Он взял ее на земле, привязав за запястья к столбу бархатными веревками. Он разорвал на ней одежду, гладил ее, любил ее. Его руки летали по ее телу, проникали внутрь, а веревки словно растворились.
Да, Джейк. О да. Да, мой дорогой Джимми…
Пластинка выскользнула из пальцев и упала на пол, вырвав Белинду из мира фантазий. Она опустилась на край кровати и потянулась к мятой пачке сигарет. Та оказалась пустой. Белинда кинула ее на пол, пытаясь придумать, где добыть другую пачку. Она собиралась послать кого-нибудь за сигаретами после ужина, но не могла вспомнить, послала или нет. Все ускользало от нее.
Она снова посмотрела вниз, на фотографию Джейка Коранды.
Она хотела его любви. Насильной. Уже прошла мода на эротические мысли об изнасиловании, но не для нее. Она хотела, конечно, чтобы ее изнасиловал мужчина, которого она сама бы выбрала. Она вспомнила Роберта Рэдфорда и Фэй Даноуэй в фильме «Три дня Кондора». В самом начале картины Рэдфорд швыряет Фэй на кровать, заставляя ее молчать, и, пока он ее держит, Фэй смотрит на него снизу вверх и шепчет:
— Пожалуйста, не насилуй меня.
Белинда была единственная в зале кинотеатра, кто рассмеялся в этом месте. Роберт Рэдфорд. Да ради Бога.
Она услышала неожиданный шум. Шаги Алексея по лестнице.
Но Белинда не сразу подошла к двери. Сначала налила половину рюмки скотча из графина, а потом опустила руку в холодную воду на дне ведерка, где еще плавало несколько кубиков льда. Затем она наконец открыла дверь спальни и увидела его спину, удалявшуюся по коридору.
— Алексей.
Он повернул к ней искаженное лицо.
— У меня кончились сигареты. У тебя есть? Мне нужна одна сигарета.
Когда она подходила к нему, ее халат спустился с плеча, слегка оголив его.
— Ты напилась.
— Я выпила немножко. — Кубик льда глухо стучал по стеклу бокала. — Настолько, чтобы осмелиться с тобой заговорить.
— Иди спать, Белинда. Я слишком устал, чтобы удовлетворить тебя сегодня.
— Я хочу только сигарету.
Внимательно глядя на нее, он вынул серебряный портсигар и открыл. Она медленно выбирала сигарету, как будто они чем-то отличались, а выбрав, прошла мимо него в его спальню.
Алексей прошел за ней.
— Не помню, чтобы я тебя приглашал. — Слова падали тяжело.
— Извини, — проговорила она с сарказмом. — Я забыла, что эта территория стала мужской половиной. Или, точнее, не женской. — Она вынула из кармана халата зажигалку и посмотрела на постель. — Нет, ни то ни другое не точно, так ведь? Как же назвать твою спальню, Алексей? Детской?
— Уходи, Белинда, — сказал он бесстрастным голосом. — Ты сегодня старая и отвратительная. Как отчаявшаяся женщина, которая знает, что ей больше нечем завлечь мужчину.
Белинда закрыла глаза. Она не должна размениваться на ерунду и позволять себе обижаться на его слова. Она должна сосредоточиться на ужасном, грязном рте Алексея, которым он целовал ее дочь. Он снял пиджак и бросил его на спинку кресла.
