Мы не твои. Том2 - Элен Блио
Что со мной сегодня такое?
- Я тут.
- Расскажи что-нибудь. Как ты память потеряла? Совсем ничего не помнишь?
- Помню. Детство помню. Маму и папу. Море. Косички.
- Косички?
- Да. Такие, знаешь… плетут девчонкам на курортах.
- А дальше почему не помнишь?
- Никто не знает. Доктор говорит – вспомню. Но когда я начинаю пытаться – голова болит. Он запретил вспоминать. Вот, жду…
- Чего ждешь?
Хочу сказать, что жду, когда маленький родится, но не говорю.
- Жду, когда вспомню. Все, процедуры на сегодня окончены. Спокойной вам ночи, Вячеслав.
- Ты куда? Не уходи, Надя…
- Я не Надя. Меня тут зовут Вера. И… - нет, не хочу говорить, не буду. Зачем ему знать, что я Воробушек?
Ночь неспокойная. Долго не могу заснуть. Почему-то хочется плакать.
И еще… Хочется завтра узнать у этого парня про ту Надежду, которую он думал, что любит. Не знаю почему.
Ну и что, что она была беременная? Это совпадение.
И вообще…
Утром узнаю, что парня хотят перевезти в другую клинику, в его родной город, соседний Рудник.
Жаль, что я скорее всего не успею с ним поговорить. Приезжает та самая комиссия, которую боится вся клиника. Кроме нашего Дудуляна. Он не боится, и мы тоже не боимся.
Меня ставят на пост, Олег Борисович говорит, чтобы я улыбалась.
- Но животом сильно не свети!
- Да было бы чем светить! Седьмой месяц, а я как будто шашлыка на праздники переела!
- Глупая, нормальный живот у тебя. И хорошо, что небольшой.
Слышим звук лифта, шум в коридоре – шаги, явно комиссия большая.
Улыбаюсь широко, когда вижу первых гостей – хотя не знаю, уместно ли называть их гостями.
- Доброе утро. – приветствую всех, останавливая взгляд на том, в ком подозреваю самого главного. Почему-то увидев меня, он меняется в лице.
- Надя! Надюшка, как ты сюда попала?
Глава 25
Прихожу в себя в палате.
Опять. Почему-то мне кажется, что все это со мной уже было. Ну да, только тогда я была вся переломанная, мне было больно, и голова постоянно кружилась.
И как же хорошо, что я успела сказать о ребенке! Это мне уже потом моя гинеколог объяснила. Могли меня вычистить молча, сказали бы, что я малыша потеряла. Ну или пришлось бы вычистить – если бы препараты вводили какие-нибудь серьезные.
Мне тогда повезло. И моему малышу тоже.
Открываю глаза и вижу того самого, главного из комиссии.
- Надюша, как ты?
- Нор… нормально.
- Ты меня не узнаешь?
- Узнаю.
Понимаю, что действительно узнаю. Это мой отчим, муж моей мамы. Мамы, которая умерла. И папа мой тоже умер. Сначала он. Он погиб в больнице, при пожаре. Мама его очень любила. Мы обе очень любили папу.
А потом у мамы появился Леонид…
Дальше вспоминать больно, я не могу, прикрываю веки, сглатываю, во рту горечь. Лёля подскакивает, подает мне чашку с водой, я улыбаюсь ей с благодарностью.
Леонид рассматривает меня, потом берет за руку, говорит глухим голосом. Я понимаю, что он потрясен, и моим состоянием, и тем, что вот так нашел меня тут.
- Твой врач сказал, что у тебя посттравматическая амнезия.
- Да. Амнезия. Я… я ничего не помнила. Вернее, помнила детство, маму с папой, лет до двенадцати, наверное, помнила. А потом… провал. Только…
- Что?
- Она говорила, что ее Воробушком звали. Ой, простите. – это Лёлька вмешивается, потом смущенно прикрывает рот ладошкой, она стоит рядом с моим доктором, Олегом Борисовичем, глаза красные – плакала, конечно, из-за меня.
- Воробушек, точно. У неё фамилия Воробьева. Надежда Николаевна Воробьева.
- Надежда…
Вспоминаю, как вчера назвала именно это имя, когда говорила по телефону.
«Надежда - мой компас земной»…
Воспоминания накатывают как цунами, с сумасшедшей скоростью.
Палата, пациент с повязкой на глазах и шрамами на лице. Я знаю, что он очень красивый… когда первый раз вижу его у меня сердце ёкает, и как-то странно болит в груди. И еще я дрожу вся.
А он… Он грубит, злится, ёрничает, наглеет.
- Жги. Но учти. Опять мне руку разворотишь – больше никогда, ни в какой больнице работать не будешь. Ясно тебе, компас?
Грозит, а мне почему-то смешно, весело, наверное, такая защитная реакция у меня…И забавно то, что он меня назвал «компас». Нет, конечно меня так уже называли! Как же? Надежда - мой компас земной, даже папа иногда так шутил…
- Весело тебе?
- Нет, просто… интересно, почему компас?
- Если не знаешь – твои проблемы.
Снова старается быть грубым, показать, что у него характер не сахар и шутить с ним не стоит. А я и не собиралась шутить, просто делала свою работу, ставила капельницу и все.
- Я знаю. Это из песни. Мне часто поют. Я просто думала…
- Думала? А ты умеешь?
- Думала, что вы не знаете,
Да, мне тогда любопытно было, откуда этот мажор может знать песню о Надежде? А он, оказывается, знал. И не только это знал…
Он. Мажор-инвалид с жутким характером. Парень, в которого я влюбилась как сумасшедшая. Мужчина, который стал моим первым. Который, как я думала, тоже меня любил… Отец моего малыша.
Ильяс. Ильяс Умаров. Мой… горец. Вернее, не мой. Я видела его с другой девушкой.
Я не успела сказать, что жду ребенка.
Кладу руку на живот, словно стараясь проверить, на месте ли моё сокровище.
Леонид тоже смотрит на мой живот.
- Надюша, ты… Господи, ты прости, что я тебя не искал. Но… Товий мне сказал, что ты уехала домой, в родной город, и…
Да, я вспоминаю, что я уехала. И… почему я уехала.
Ильяс меня прогнал. И я решила, что так будет лучше.
- Надюша, не волнуйся, теперь все будет хорошо, ты все вспомнишь. Сегодня тебе лучше остаться тут, в палате, я сейчас закончу обход и вернусь.
Палата. Обход. Комиссия. Значит, Леонид из той самой комиссии…
- У нас очень хорошее отделение, вам понравится! – улыбаюсь, а он жмет мне руку, встает, поворачивается к Лёле и Олегу Борисовичу.
- Наде нужен отдых, можете посмотреть, чтобы ее не беспокоили, - он обращается к моей подруге, которая кивает быстро-быстро, я понимаю, что ей не терпится остаться со мной наедине, чтобы засыпать вопросами, -
