Колючая земляника - Екатерина Котлярова
Верно полагает, что случится что, ты следом уйдёшь. Как лебедь.
В этом я тоже не сомневаюсь. Герасим наивно полагает, что если даже он отталкивает меня, я смогу пережить его смерть. Слово ужасное, комом в горле встающее. Я просто от тоски сдохну. Как пёс. Потому что никого я не люблю так сильно, как Герасима. И с каждым годом моя любовь к нему лишь становится сильнее. Каков смысл жить в мире, где нет его? Может это и эгоистично, но у родителей есть пять детей. Они переживут. А я нет.
Любовь исцеляет.
Интересно, могу ли я надеяться, что Герасим вылечится? Ведь одно дело верить, загадывать, мечтать. Увы, такой серьёзной болезни плевать на мечты и планы. У неё свой план — убить человека, сожрать его изнутри, высосать все силы. Мила сказала, что бабушка Демьяна не ошибается. Но… Это совершенно незнакомые и чужие мне люди. И человек ошибается всегда. Поэтому я не могу верить словам женщины. Полностью не могу верить. Потому что привыкла ха свою жизнь ждать худшего, чтобы радоваться лучшему.
И даже дитя вижу.
Неужто мы попадём с Герасимом в тот малый процент, кто может иметь детей? Тряхнула головой. Эти мысли пока неуместны. С Герасимом мы нормально ещё не поговорили.
Спины вдруг коснулся холодный воздух. Я обернулась резко и увидела широкоплечую фигуру в проёме.
Глава 19
Герасим застыл в проёме, а мне показалось, что в ванной комнате резко стало мало места. Я руками попыталась прикрыть грудь и между ног. Но только меня это ни капли не спасло. Гер посмотрел так, что колени задрожали. Окинул меня таким жарким, пожирающим взглядом, что меня волной желания окатило. Такой сильной, всепоглощающей, что даже в кончиках пальцев засвербело. От желания в его руках оказаться. Снова жадные губы почувствовать на устах. Но я только смущённо отвернулась и кашлянула, пряча взгляд.
— Гер, — голос мой был похож больше на писк мышонка, — ты здесь чего?
А мужчина мой промолчал. Только медленно стал стягивать с себя одежду, взгляда с меня не спуская. Я всхлипнула вдруг и вжалась в холодный кафель. Кожа тут же покрылась мурашками от разницы температур. Или от жадного взгляда Герасима, что застыл на моих бёдрах. Мужчина отбросил одежду на стиральную машинку, оставшись в чёрных боксёрах. Когда я делала ему укол, я не рассматривала его фигуру. Испытывала нежность, любовь, но не желание, что сейчас цветком расцветало внизу живота. А сейчас… Видела его сухощавую и высокую фигуру, залипала на развитой грудной клетке, кубиках пресса, крепких ногах. Он не был качком. Он походил на атлета. На одну из фигур греческих богов, что в музее стоят. Но только внушительная выпуклость в районе его паха смущала дико, в краску вгоняла. Я чётко видела его возбуждённую плоть, которую ткань боксёров не скрывала. И мой взгляд, против моей воли, прилип к ней. Бог мой. Мой самый смелый сон даже и близко не стоял с реальностью.
Услышала, как чуть насмешливо хмыкнул Гер, сдёргивая последнюю преграду и ногой отбрасывая её на пол. Я вспыхнула тут же и залилась краской смущения. Напряжённая плоть прижалась к животу. А бардовая головка вызвала странное и незнакомое раннее желание коснуться её кончиками пальцев. Провести. А ещё лучше на вкус попробовать. Задумалась на краткий миг. Прислушалась к себе. Противно? Ни капли. До безумия хочется попробовать его на вкус. Ведь его кожа так пьянит, его запах кружит голову.
Быстро провела языком по губам и свела бёдра вместе, пытаясь унять тянущее чувство между ног. Чёрт. Я возбудилась до предела. И влага между складочек вовсе не от воды, что хлестала сверху.
Стыдливо и смущённо отвела взгляд, вовремя поняв, что слишком долго, неприлично долго смотрю куда не положено.
— Лиль, — Герасим шагнул в душевую кабинку, из-за чего места катастрофически перестало хватать.
Меня буквально расплющило, размазало по его телу. От запаха Гера, тяжёлого и насыщенного, закружилась мигом голова. Я вцепилась пальцами в его плечи. До побеления. До судорог. Его кожа, смуглая, чуть шершавая, с капельками душевой воды. Будто в вязком тумане, не понимая, что делаю, не отдавая отчёта своим действиям, подалась вперёд, языком провела по грудным мышцам. Собирая влагу. Каждым рецептором языка и рта смакуя вкус своего мужчины. Единственного. Любимого. И такого необходимого. Прикрыла глаза, чтобы чувствовать. Чтобы проживать каждый момент. Такой долгожданный. Такой желанный.
— Маленькая моя, — рука Герасима скользнула на мою шею, под влажные волосы. Большие пальцы обеих рук заскользили по скулам, смахивая капли. И поднимая моё лицо выше, запрокидывая голову назад. Я недовольно поморщилась. Мне было мало. Мало вкуса Герасима. Я хочу его всего. Поцеловать каждый участок его тела. Хочу… — Вылижу тебя всю, — прохрипел мой мужчина, вторя моим мыслям.
Я охнула смущённо и распахнула глаза. До чего пошлые слова. И до чего нужные. Раскрывающие всю потребность в другом человеке. Зависимость. Когда хочется касаться и касаться. Слиться в одно целое.
— Бл*тство, — рука Герасима скользнула от шеи по спине вниз, смяла ягодицу, — как же долго…
Мужчина мою левую ногу себе на бедро закинул. Пальцами провёл по влажным складочкам. Я затылком ударилась бы о кафель, если бы рука Гера не лежала на моём затылке. Распахнула рот, чтобы жадно глотать воздух, которого катастрофически перестало хватать. Таких чувств не испытывала никогда. Гер с жадностью вглядывался в моё лицо, ловя каждую мою эмоцию. Вновь пальцами провёл по складочкам, ловя губами мой стон. И даря мне дыхание. Прикусывая в нетерпении губы.
Пальцем скользнул внутрь, растягивая, готовя к более существенному проникновению.
— Герочка, — пробормотала в жадные губы, — я сейчас… Гера, не могу, — повела бёдрами, пытаясь на пальцы насадиться. И в то же мгновение уйти от этого прикосновения. Настолько хорошо, что, казалось, на части разорвёт. Хотелось побыстрее закончить. И в то же время продлить.
