Нельзя влюбляться - Рита Хан

— В это время?

— Да, ремонт, все такое. Все нормально, я в полном порядке.

— Вижу я, в каком ты порядке. У нас чуть стекла не вылетели. — Скептично поджимает мама губы, стараясь казаться строже, чем она есть. — Может, чаю?

И это её предложение, казалось бы, такое простое и бесхитростное, почти всегда действует безотказно. По-крайней мере, на меня и даже на отца, терпеливо переносящего все этапы китайской чайной церемонии, которой в последнее время увлеклась мама.

Разве я могу ей отказать?

— Томми, расскажи мне, как дела в универе? — спрашивает мама мягко, пока лезет в буфет за своим любимым фарфоровым сервизом.

А знаете, есть в этом что-то. Ну в этой китайской церемонии заваривания чая. Пока греется чайник, пока выдерживается определенная температура и раскрываются лепестки засушенного лотоса, я успеваю немного успокоиться.

Но на Зою я все так же зол, пусть и не крушу все вокруг и не пытаюсь сорвать дверь с петель.

— Как обычно, ма.

— Ну нет, я так не играю.

— Мам, правда, нечего рассказывать. Пары, скучные лекции, вредные преподы, — камень в огород сами-знаете-кого. — Ничего нового, все стабильно.

— И мысли твои заняты исключительно учебным процессом? — еще один вопрос с подвохом от мамы.

— Да.

— Судя по тому, что ты отправил в чашку не два, а четыре кусочка сахара, дело серьёзно, — усмехается она, но больше не задает вопросов.

Наверное, все понятно по моему хмурому виду.

— Ну и… сладость, — морщусь, отпивая из чашки.

Надо же, сам не заметил, как переборщил со сладким.

Прямо как со своими словами, которые вырвались совершенно против моей воли, и стали той самой последней каплей, разрушившей идиллию, воцарившуюся между мной и Зоей на одно короткое утро.

— Так легко всё испортить, да, сынок? — мама ставит передо мной новую чашку, отодвинув первую в сторону, и разливает свежий чай. — Одно неверное движение, и, кажется, всё разрушено.

И откуда в маме столько проницательности? Она, точно читает мои мысли, попутно сканируя мое состояние своим взглядом.

— И многие забывают, что всегда можно все исправить, начав сначала. — Розетка с кусочками сахара придвигается ближе. — Каждый имеет право на второй шанс.

От этих слов становится чуть легче на душе, даже кажется, что тучи, затянувшие небо над моей головой, вдруг рассеиваются в сторону, пропуская солнечный свет в виде теплой маминой улыбки.

— Мам, я уже говорил, что ты — чудо?

— Я готова слушать это бесконечно, мой мальчик, — ласково треплет мне волосы, от чего я вновь превращаюсь в пятилетнего мальчишку, избалованного маминым вниманием. — И я хочу, чтобы ты научился слышать свое сердце. Оно никогда тебя не обманет, в отличие от этого, — легкий стук пальцами по виску.

— Слышал бы тебя папа, — усмехаюсь я, представив то, как отец строго поджимает губы, считая подобную философию недостойной жизни. А потом все-таки решаю спросить: — Мам, как вы вообще с ним сошлись? Вы же такие разные.

Конечно же, она сразу понимает, о ком идет речь.

— У нас много общего, но в первое время мы с ним... — мама делает паузу, ностальгически улыбнувшись. — Мягко говоря, не ладили.

— Не ладили? Это значит, ссорились? — Я даже подскакиваю на месте, это откровение становится очень неожиданным.

— Ну, что-то вроде того. Как сейчас говорят, были в контрах.

— Мам, так уже не говорят, — улыбаюсь я над попытками мамы закосить под молодежь.

— И когда ты успел так вырасти?

— Не знаю, ма. — Пожимаю плечами, греясь в лучах маминого внимания и ласки. — Так, что ты говоришь, вы с отцом не ладили?

— О, да. Когда мы были студентами, часто встречались на общих тусовках, вроде квартирников. И каждая наша встреча начиналась и заканчивалась одинаково — ссорой. Артура в свое время так заносило, что он считал себя пупом Земли, не меньше.

— Можно подумать, сейчас что-то изменилось, — бурчу я под нос, отхлебывая остывший чай из чашки.

— Не будь так предвзят к нему, — снова улыбка на губах мамы, и я не могу не заметить, сколько появляется нежности в её взгляде, когда она говорит об отце.

Мы словно говорим о разных людях, даже представить не могу Ярцева-старшего молодым, беззаботным студентом.

— Я один раз дала второй шанс твоему отцу и ни разу не пожалела о своем решении. Думаю, и у тебя все получится, мой мальчик.

Мы еще долго сидим с ней кухне, наслаждаясь уютной, семейной атмосферой. Уже позже, стоя под струями горячего душа решаю дать себе возможность проанализировать события сегодняшнего дня. Обычно я редко когда занимался подобным самокопанием, но, наверное, мамин чай имеет особый эффект.

Хотя есть подозрения, что дело не только в чае.

Мой анализ превращается в сеанс садомазохизма, когда вспоминаю слова и гневный взгляд Зои. Совершенно непроизвольно каждая клеточка моего тела заполняется злостью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Почему ты ведешь себя так? — спросила она у меня, всплеснув руками, когда мы оказались на стоянке.

— Как?

— Как самая большая задница в мире.

— А ты ведешь себя как твоя мама.

— Как моя мама? — сузила глаза Зоя, и я понял, что ступил на опасную дорожку, ударив ее по больному месту.

Но меня уже было не остановит.

— Да. Ты не даешь шанса тем, кого считаешь другими, не вписывающимися в устав жизни твоего маленького уютного мирка.

— Это не правда!

— Правда, малыш, и ты это прекрасно понимаешь. Просто не хочешь признавать.

— Какой же ты... — в сердцах бросила