Хочу тебя себе (СИ) - Мельникова Надежда Сергеевна "Хомяк_story"

— Я не могу вам помочь, — полушёпотом, — у меня дети. Я вдова, у них никого, кроме меня, нет. Я боюсь.

Начинаю плакать. Беззвучно, одними глазами. А девушка дышит глубоко и шумно, кажется, её мучит совесть. Как меня когда-то, когда я видела вот таких же несчастных девочек. Измученных, иногда голых.

Сама виновата. Позволила себе увлечься Глазуновым и попала в те же сети.

— Как вас зовут?

— Ксения.

— Помогите мне, Ксения. Умоляю.

Глава 43

Девушка, назвавшая себя Ксенией, смотрит на меня большими и умными, но до смерти перепуганными глазами. Красивая брюнетка, с собранным на затылке хвостом, в потёртых голубых джинсах и простой чёрной футболке, опустив голову, хлопает пушистыми ресницами. Явно размышляя о своих дальнейших действиях, она никак не может решиться. Один бог знает, чего ей сейчас стоит рискнуть и помочь мне. Если она мать, да ещё вдова, то она для детей единственный родитель. И испытывать судьбу ради меня?

Я для неё никто и пойму, если Ксюша пошлёт меня к чёрту. Это же почти то же, что перебежать рельсы перед идущим на полной скорости паровозом. Тупо и бессмысленно. Она должна заботиться о малышах и вырастить их, а я дура, которая изначально полезла не туда, куда следовало. Связалась с бандитами, теперь расхлёбываю. Я своё положение заслужила! Никто передо мной не виноват! Вначале возомнила себя долбаным секретным агентом, рискуя жизнью, жонглировала паспортами и флешками, а затем влюбилась, и опять мимо.

Эта милая Ксюша с флягой мёда и обязанностями перед детьми не должна тонуть вместе со мной. Ни к чему ей проверять дно моей бурной никчёмной жизни. Я пойму, если она убежит.

Но молодая женщина не уходит. Изучает меня долго и внимательно, как маршрут далёких странствий. И медлит. Не подгоняю её, не смею этого делать, молюсь, но молчу. И просто надеюсь, почти плачу и жду спасения. Потому что никто не хочет умирать. Особенно молодым.

Бывает, глянешь на человека и сразу понимаешь — хороший. Вот так и с этой Ксюшей. Её переполошенный, но дружелюбный взгляд говорит о том, что она положительная личность. И, демонстрируя недюжинную доброту, медовая девушка всё-таки суёт мне в руки свой недорогой обычный мобильный телефон.

Перепуганно озирается, от нервов и концентрации адреналина в крови её аж потряхивает, заметно, что она очень и очень переживает. Это видно по тому, как сильно она бледнеет, помогая мне.

— Быстрее только, пожалуйста, быстрее, умоляю вас, — говорит негромко, почти шёпотом.

Неосознанно бросаю недоеденный кусок хлеба на пол и, схватив трубку, выбираю категорию «сообщения», вбиваю в окошко свое имя.

— Где мы? — суетливо интересуюсь у девушки, так как понятия не имею, куда конкретно привёз меня паскуда Попов.

Ксюша называет адрес. Я быстро добавляю его в смс. И тут же отправляю всё это Антону.

— Заклинаю, быстрее, у меня дети, — невнятно говорит она охваченным страхом голосом, повторяя как заведенная: — девочка и ещё одна девочка. Они маленькие.

Кажется, Ксения в шоке, но, как любой хороший человек, просто не может пройти мимо несправедливости. От ужаса она слегка заикается, не в силах собрать мысли в кучу.

Сообщение объявляется доставленным и даже прочитанным. И нас обеих немного отпускает.

Единственное, что я правильно сделала в этой жизни, — умудрилась запомнить те несколько цифр номера Антона, что он написал мне, перед тем как оставить нас и уехать. Слава богу, вспомнился номер телефона. Цифры моментом воскресли в памяти, сами собой встали в ряд перед глазами как живые. Десятки и нули зашевелились, выстраиваясь в линию.

И это просто подвиг, ведь в тот момент я была совершенно дурной, сумасшедшей и неадекватной. Нежилась в постели с Глазуновым. Целовалась, любила его, а он… В памяти некстати всплывают фото с Инной. Не хочу верить в их интрижку, но не могу до конца и с точностью заявить, что Алекс на такое не способен. У него было много женщин. Он перешагивал через них. Он никогда не скрывал, что ему не нужны отношения. Что любовь для него пустой звук. А у меня был только он. Для него это нормально, а для меня настоящая трагедия.

Но всё это уже не имеет значения, даже если он спал с ней из-за каких-то там обстоятельств: шантажа, угроз, спиртного или моего исчезновения. Он с ней был после меня, и я никогда этого ему не прощу и не приму. Такой у меня характер. Пусть даже не пытается. Жив, и хорошо, надо этому радоваться. Но на моём сердце эта рана уже не затянется.

Выкарабкаюсь ли я отсюда живой? Кто знает?

И всё же, несмотря на нервозность, нам с Ксюшей удаётся послать сигнал Антону Бельскому. Мы обе уже вроде бы успокаиваемся, и в этот момент мир решает повернуться к нам жо…

У Ксении очень некстати звонит телефон.

Испугавшись орущей на весь дом мелодии, она роняет трубку на пол. Мы обе в шоке от происходящего. Но ничего уже не изменить. Видимо, недалекие охранники забыли, что пропустили через двор женщину, продающую мёд, что на кухне мы с ней встретимся и что она может мне помочь.

— Беги! — кричу я тупо и громко.

На шум сбегаются сразу все. И Гена, и Сёма, и сам хозяин. Надо отдать Ксюше должное, она сильная женщина и, когда её догоняют во дворе и несут обратно, гордо дёргается, но не плачет и не умоляет, а пытается объяснить Попову, что просто принесла мёд.

Но он, кажется, совсем чокнулся от собственной безнаказанности. Богатый ублюдок возомнил себя королем мира и непреклонен в своих решениях. Придурок командует тащить обеих сучек, то есть нас, вниз, в подвал, чем меня убивает окончательно. Ну зачем ему эта Ксюша? Почему нельзя просто отпустить её? Идиот, подонок, тварь конченая!

Никогда себе не прощу, я в очередной раз облажалась. Я подставила ни в чём не повинного человека, мать двух маленьких девочек. Выть хочется от несправедливости.

Не надо было трогать её. Надо было попытаться найти другой выход. Но только не подвергать опасности молодую женщину.

Нас небрежно тащат по кривым ступеням и грубо бросают на бетонный пол.

Глава 44

Вначале мы боялись, что наши мучители придут сразу. Но время шло. Никто не появлялся. И мы с Ксюшей, перестали ходить из угла в угол. Расселись по разным и стали говорить. Она всё время шептала о дочках. И чем больше она о них рассказывала, тем сильнее меня мучила совесть.

— Моя Ника совсем маленькая. Младшая моя. Она всё время плачет, даже в садик не может ходить, очень ко мне привязана. И расстраивается, когда я на работу ухожу, — Ксюша выглядит оглушённой и потерянной, словно её ударили по голове, говорит тихо и жмётся в своем углу, подтягивая колени к груди. — А Ася, старшая, — продолжает моя подруга по плену, — когда Ваня, её отец, умер, так сильно заболела, — шумно сглатывает ком в горле, всхлипывает, по всему видно, что никак не может смириться, что оказалась в подвале. — У нас проблемы были.

Смотрю на новую знакомую, пытавшуюся меня спасти, и тоже не могу успокоиться. Это моя вина. Совесть грызёт, и мне стыдно, я от этого покрываюсь холодным, липким потом. Ну как так-то? Ну какого чёрта нам так не повезло и ей позвонили?

— В общем, моя старшая дочка так сильно заболела, что мы целый год по больницам толкались. Она даже в школу не пошла, и теперь из-за этого у меня проблемы, ну с администрацией и со службами. Хотя не только из-за этого. У них кроме меня никого нет. А если я ещё ввяжусь во что-то такое, их заберут, — она как будто проглатывает часть истории. А потом, спохватившись, добавляет: — Ей восемь, Асе моей, вот, а она ещё в первый класс не пошла. Но она отца обожала, а его — раз, и не стало. Для нас это страшная трагедия. Девочка не разговаривала долго, какая уж тут школа. Вот и пропустили год. А социальная служба…

— Прости меня, пожалуйста, очень-очень прошу, прости. Всё будет хорошо, — вру я, успокаиваю её как могу, а сама понятия не имею, как оно всё будет.