В слепой темноте (СИ) - Янг Энни

— Да пошли вы, — гневно выплевывает таксист, разворачивается и садится в машину, отъезжает.

— Как ты? — оборачивается ко мне… Михаил?

— Спасибо, но я бы сама справилась, — отвечаю я сухо.

Коротко усмехнувшись, он говорит:

— Слишком самоуверенно, Алекс. Как раз для таких подобных случаев я и преподаю основы самообороны для девушек. А еще бокс и боевое искусство для всех желающих. Не хочешь попробовать? — Михаил с вызовом вскидывает бровь.

— Вот так вот сходу? Без церемоний, без приветствий делаешь мне заманчивое предложение — ходить к тебе на уроки выживания? — хмыкаю я.

— Ну привет, — с тихим смехом.

— Здравствуй, Михаил.

— Для тебя просто Миша.

— Хорошо.

— Не хочешь пройтись? — кивает он на сиреневую аллею впереди.

— Не против, — пожимаю я плечами.

— Знаешь, я искал тебя, — неожиданно изрекает Михаил. Я вопросительно поднимаю брови. — Ну, в тот день. После того, как ты вылетела из моей машины и призраком растворилась в ночи.

— А зачем?

— Ну хотя бы затем, чтобы вернуть тебе куртку. Ты оставила ее в моей машине.

— А, ну да, точно, — Я в задумчивости спотыкаюсь о сухую ветку под ногами.

— Осторожно. — Миша молниеносно подхватывает меня за локоть. Видя, что мне более не угрожает быть распластанной по каменной брусчатке, он отпускает мою руку.

— Спасибо.

— Скажи, почему ты тогда убежала? Что-то случилось?

Пауза. Я поджимаю губы.

— Да, случилось очень страшное. Помнишь ту аварию? — говорю я нехотя, и он кивает. — Вот в ней разбился насмерть племянник моего… неважно. В общем, Андрей был очень хорошим человеком, добрым, хоть и не показывал этого. Даже наоборот, пытался всем доказать, что он тот еще ублюдок. Но ему не удалось меня одурачить, я разглядела в нем свет. Маленький такой светлячок, но живой, яркий. — Я, вновь задумавшись, замолкаю на миг. Но мужчина будто чувствует, не спешит сказать что-либо в ответ, ждет. — Я говорила, что он был хорошим человеком?

— Да, — с печальной усмешкой говорит Миша, — уже два раза.

— А я так до сих пор и не нашла в себе сил сходить к нему на кладбище, знаешь? — тихо шепчу я, мельком взглянув на него. — А ведь я так виновата перед ним. Он ехал за мной, представляешь? Ему я звонила в ту ночь. Он единственный, кто взял трубку и без колебаний согласился мне помочь… Но он разбился. Я не ожидала, что обретя друга, так быстро его потеряю. — В моем голосе нет печали, тоски, в нем лишь легкая, невесомая грусть от воспоминаний той ужасной ночи.

— И ты винишь себя, — понимающе кивает мужчина. — Но не стоит. Это жизнь. Такая, какая есть. В ней неизбежно кто-то умирает, случайно ли, иль нет, но… знаешь, я верю, что так задумано Вселенной. От нас, быть может, многое зависит, но только не смерть. Те, кому нужно уйти, уходят. Независимо от того, хотим мы этого или нет. Больно нам, оставшимся здесь на земле, или нет. Я правда верю, что нашей вины в смерти родного человека нет. Ведь если бы было иначе, можно было бы сойти с ума. А это слишком жестоко для Вселенной: убивать людскую душу живьем. Когда она сама в свое время с любовью эту душу создавала. — Его голос пропитан огромной тоской и грустью.

— Кого ТЫ потерял? — догадываюсь я, повернув к нему голову.

— Жену, — после очень долгой паузы наконец произносит Михаил. Склонив голову, пинает ботинком очередную мелкую сухую ветку. — Пять лет назад.

Пять лет назад. И сколько же ему сейчас лет? Тридцать? Тридцать пять? Так и не определишь сходу.

— Сожалею, — говорю я, стараясь вызвать в себе крохи сочувствия, чтобы не выглядеть совсем уж бессердечной.

Он резко поднимает на меня глаза и ловит чуть хмурый, почти непроницаемый взгляд.

— У тебя пустота в глазах, я только сейчас это заметил. Ночью особо не разглядишь… Как так вышло?

— Жизнь потаскала, и поверь, она бывает жестока. И душу тоже убивает живьем. Наивно полагаться на кого-то там, — я устремляю глаза ввысь, — наверху.

— Может быть, ты права. — Он пожимает плечами. — Только так жить легче, почти не больно.

— Знаешь ли, мне тоже уже давно не больно, — копируя его движение, тоже пожимаю плечами.

— А вот твои глаза говорят об обратном, — заявляет он, в кривой грустной усмешке приподняв уголок рта. — В них как в смоле застыла боль, будто затвердела навеки. Она там слишком давно, верно? Потому-то ты ее больше не замечаешь, привыкла нести ее в себе, слилась с ней, перестала ее замечать. А вот постороннему человеку очень даже прекрасно видно. Пустота в глазах — верный признак застаревшей боли. Думаю, любой это знает, и любой неравнодушный в беседе с тобой заметит эту боль и возьмёт себе на заметку. Он может сказать об этом вслух при встрече, как я тебе сейчас, а может тактично промолчать, чтобы позже сделать все возможное, чтобы исправить это, зажечь в пустых глазах свет, избавив тебя от боли.

Остановившись, я долго смотрю ему в глаза, карие и мудрые. Потом отворачиваюсь и натыкаюсь на красное колесо обозрения: далеко стоит, но отовсюду виден.

— Покажешь мне свой тренировочный зал? — вздохнув, меняю я тему.

— Хочешь выпустить пар? — сдержанно улыбаясь.

— Для начала просто осмотреться.

— Тогда прошу, — Миша делает жест рукой, призывая меня продолжать путь. — Здесь недалеко. У ближайшего перекрестка завернем налево, а там аккурат выйдем к нужному зданию.

— Как там Алеша поживает? — между тем интересуюсь я.

— Да по-прежнему работает в клубе, ничего нового, — отмахивается он, помогая мне переступить лужу…

Мокрая из-за внезапно хлынувшего с неба дождя и слегка продрогшая, возвращаюсь домой.

— Где ты была, мать твою?! — накидывается на меня Игорь, едва я вхожу в дом.

— На тренировке, — пожимаю я плечами.

— Ты на часы глядела, черт возьми?! — продолжает упрекать он, становясь передо мной и нервным движением запуская пальцы в свои волосы.

Да он меня, похоже, не слышит. Вбил себе что-то в голову, теперь не отстанет от меня, пока всю ярость свою не выльет в виде нотаций на бедную меня.

— Я не обязана перед тобой отчитываться, — напоминаю я на всякий случай. Ну а вдруг он забыл, что с некоторых пор мы друг другу никто.

— Дура! — в сердцах восклицает мужчина, схватив меня за плечи, но, тотчас опомнившись, заметно смягчается и мягко берет мое лицо в свои ладони: — Я же волнуюсь, как ты не понимаешь? Ночь уже, а ты одна шатаешься не пойми где. А вдруг вор? Вдруг насильник?.. Прости. — Он устало роняет голову на грудь, отпуская меня. — Прости, — повторяет вновь и, отступив в сторону, резко проводит ладонями по щекам, безжалостно растирая до красноты лицо, потом выдыхает с облегчением. — Ладно, с тобой всё в порядке, я могу быть спокоен. Спокойной ночи, — быстро бросает Игорь и твердой походкой уходит наверх.

Ну и что это было? Что за крышесносный порыв души, резко сменившийся на штиль?

Глава 19. На полу.

5 июля 2020.

Воскресенье.

Осмотревшись вокруг еще раз — при теплом дневном свете, а не в ночь, когда с потолка светят ядовитые, холодные лампочки-софиты и портят обзор, — нахожу помещение вполне приемлемым, годным для занятий и по самообороне, и по боксу. Просторный зал, выдержан в строго мужском стиле, в основном преобладают темно-серые, черные, белые и коричневые оттенки, за исключением главной центральной композиции — посреди зала величественно красуется красно-белый боксерский ринг. Четыре внушительных столба, между которыми натянуты здоровенные, прочные белые канаты, что огораживают область, где обычно, надо полагать, проходят поединки бойцов. Ровный настил ринга абсолютно красный, бросающийся сразу в глаза, как алая роза на черно-белой картинке. А за счет покрашенных в белый кирпичных стен и светлого потолка помещение кажется еще больше в размере, более уютнее. По периметру зала рассредоточены различной формы боксерские груши: в виде цилиндра, перевернутого воздушного шара, усеченного конуса; к стенам прикреплены мешки-подушки, которые, видимо, имеют схожее функциональное значение, что и первые.