Случайная мама (СИ) - Ручей Наталья

Она поворачивает голову, оценивающе осматривает меня, как и кошка у нее на коленях, и вздыхает:

– Был бы толк…

– Ну вот, дали прокатиться на джипе!

Такие результаты ее не устраивают, но я не очень настроена на диалог. Иду в ванную, становлюсь под горячие струи воды. Двигаться по-прежнему больно, но к этому еще можно привыкнуть. А вот то, как саднит между ног… и покраснения…

«Поздравляем дедушку, – проносится в памяти. – Ох, вы будете таким хорошим дедушкой… повезло внучке с дедушкой…»

Да уж, дедушка.

Нет слов.

От джинсовых бриджей приходится отказаться. Я выуживаю из шкафа мягкие трикотажные штаны и футболку. О да, так вполне можно жить.

Сажусь на кровать. Подумав, подсовываю подушку под зад. А потом не выдерживаю. Слишком много эмоций.

– Наташка, – набираю подругу, – ты спишь?

На самом деле я без понятия, который час, но очень надеюсь, что молодожены предпочитают сну другой вид отдыха. Например, поговорить по душам.

– Уже нет, – отвечает шепотом Натали.

Понятно: укатала уже мужика. Ему бы у папы своего поучиться. Измочалил меня, а сам бодряком отправился на прогулку.

– Ага, – глубокомысленно говорю я.

И молчу. Подбираю слова.

– Ир, что-то случилось?

– Да нет. Или да. Тут как посмотреть.

– Не томи!

– В общем, – вздыхаю, даю себе тем самым пару секунд отсрочки, а потом все-таки признаюсь: – Кажется, я переспала с вашим дедом. Случайно.

У подруги шок куда больший, чем был у меня. Она долго молчит, а потом встревоженно спрашивает:

– Как это получилось?!

– Случайно.

– Боже. Ира… Нет, я все понимаю – дело вкуса, опять же случайность… кому, как не мне, это знать… Но ты не могла присмотреть кого-то другого? Все-таки у него уже такой возраст!

А вот тут становится даже обидно.

– Ты за меня лучше переживай. Это я еле жива. Ломит все тело. Да я ходить не могу!

– За тебя я тоже переживаю. Но если тебе так плохо, то я не представляю, что сейчас с ним. Михалыч хоть жив?

Отличная подруга. То за Матвея Сергеевича переживает, то за знакомого Луки. А то, в каком я состоянии, ее не волнует!

– Откуда я знаю?

– Ты что… оставила его и не проверила пульс? На шее лучше всего, так надежней.

– Знаешь, ваш Михалыч на свадьбе познакомился с какой-то женщиной. Вряд ли бы ей понравилось, что я его щупаю.

Проходит минута.

Или две.

– Ир, – спрашивает Натали с придыханием, – ты говоришь о Матвее Сергеевиче, да? То есть ты и он…

Дошло наконец-то, кого нужно жалеть!

– Угу, – подтверждаю. – По-моему, да. Я мало что помню. В общем, ладно, Пончик, я, пока с тобой говорила, чуть-чуть отдышалась. Теперь, наверное, даже до кухни дойти смогу. Увидимся позже. Если я выживу.

Я отключаю связь и откидываюсь на кровать с громким стоном. Боже, нет… я отсюда за все деньги мира не поднимусь, помня, насколько это болезненно.

Ну и ладно, очень удачно. Какая кухня, и правда? Отличный повод полежать на диете!

Переворачиваюсь на бок, натягиваю на себя одеяло, стараясь не выдать, насколько для меня это сложно.

Закрываю глаза и пытаюсь расслабиться.

Да уж, Матвей Сергеевич…

По-моему, я теперь знаю, как именно Светлана сломала ногу. И мне, можно сказать, еще повезло.

Глава 19

Врут, когда говорят, что лучший отдых – сон. Теперь, помимо того, что по-прежнему ломит все тело, на щеке отпечаток подушки.

Вставать не хочется, но с диетой надо как-то заканчивать. Иду на кухню. С удивлением обнаруживаю, что из еды у нас только каша и овощи.

– Ба, – кричу, – что-то мы обнищали!

– Не обнищали, – раздается у меня за спиной, – а стали придерживаться здорового образа жизни.

– Это мы молодцы, но как-то не вовремя.

Заглянув в морозильник, замечаю пару куриных грудок, которые вызывают во мне отторжение. И их еще размораживать, ждать – не пойдет! Ну что ж, тогда быстрый вариант – яичница с помидорами.

– На тебя пожарить?

– Мы с Жозефиной уже пообедали.

Обернувшись, смотрю на кошку, которая стоит в дверях у ног бабушки. Хвост у кошки трубой, а взгляд с этаким аристократическим налетом. Ну еще бы, она теперь Жозефина!

– И давно ты ей имя придумала?

– Пару недель выбирала. Не могла определиться.

– Круто, – говорю я, – что-то мне подсказывает, что с именем для меня мучились куда меньше.

Бабушка мечтательно улыбается. Любит вспоминать времена, когда я была еще маленькой, а мама жива.

Еще раз заглянув в холодильник, нахожу тарелку с какой-то рыбой. Мелкая, конечно, но если выбора нет…

– Это для Жозефины, – заметив мой интерес, вступается за любимицу бабушка.

Так, ладно. С кошкой драться не буду, тем более за груду костей. Достаю яйца и помидорчик, ставлю сковородку, тянусь за специями.

– Соли нет, – продолжает радовать бабушка. – И так даже к лучшему.

Я кошусь на кошку, та прячется за ногу бабушки. А потом я вспоминаю, куда ушел приличный запас соли, и претензий не предъявляю.

– Обычно у всех бабушек по несколько пачек соли в запасе. А еще мешки сахара в кладовке, муки.

– Мука тоже закончилась. Ты жарила пончики.

Сегодня мой день, не иначе.

– А постное масло осталось? Или мне ставить воду, чтобы отварить яйца?

Бабуля открывает кладовку, выуживает бутылочку с маслом и ставит на стол.

– Я не обычная бабушка, а продуманная. От долгого хранения в сахаре и муке заводятся жучки. А постное масло сейчас никакое, его можно и внукам оставить. Кстати, как свадьба? Понравилась? Ты вот даже на ночь осталась…

– Бабуль, – говорю я, поймав долгий взгляд и знакомые интонации, – не надейся. Постное масло – наследство так себе. Лучше начинай копить на квартиру. Как накопишь – я тоже подсуечусь.

Бабушка подходит ко мне, ласково гладит меня по плечу и нежно, как несмышленышу, говорит:

– Сейчас дают ипотеку. Денег, что я откладываю на смерть, вполне хватит на первый взнос. Так что если ты захочешь потом переехать, я тебе помогу.

– Бабуль…

Слов нет.

Я просто обнимаю ее. Не сильно, чтобы не сделать больно. Но так, чтобы она почувствовала, как я люблю ее.

– Я пошутила, бабуль. Не нужна мне квартира. Нам с тобой хватит и этой, правда? Всем нам, даже твоей Жозефине.

Бабушка тихонько вздыхает. Обычно, когда она хочет, чтобы я знала, что она чем-то расстроена или не одобряет, она вздыхает громко, чтобы я слышала. Пытается манипулировать, воззвать к совести. А сейчас тихо-тихо, чтобы я не догадалась, не поняла, как сильно она на самом деле волнуется. И боится. Она, которая пережила болезнь дочери и похоронила ее, она, которая была частью стены, на которую я всегда могла опереться, на самом деле боится. И прячет, заталкивает поглубже страх всех стариков – остаться самим, в одиночестве.

– Ир, – выдохнув, бабушка отстраняется от меня, – а ты, я смотрю, не голодная?

– Голодная! Еще как!

Она лукаво улыбается – уже не грустит, время сантиментов прошло, и кивает на плиту у меня за спиной, а там…

– Ох, йо!..

Над сковородкой дымок, яичница начинает подгорать, еще бы пара минут – и все, обед мой пропал бы.

– Успела, – радуюсь я, но преждевременно.

Еда получается так себе. Не люблю, когда вкуса нет. Сижу, ковыряюсь вилкой, вспоминаю наставления одного тренера из сети: «Если ты не хочешь есть правильную пищу – ты не гурман, ты просто не голоден», но помогает не очень. Стоит вспомнить о блюдах, которые были на свадьбе, и берет грусть-тоска. Кажется, я наконец понимаю Егора: он просто наедается впрок.

За то время, пока я медитирую над тарелкой, кошка успевает выйти погулять на улицу и вернуться, а бабушка пообщаться с соседкой через балкон. Приходит ко мне уже с новостями, что в нашем районе кто-то травит бездомных животных и они решили организовать наблюдение.

– Семеновна, главное, видела отравителя неделю назад, – повествует бабуля. – Сначала не думала, что это она. Приличная женщина, говорит, подошла, что-то высматривала под деревом. А потом Семеновна глянула, а там что-то белое рассыпано – много. Какие-то белые гранулы. И так много! Ничего, вот мы поймаем ее, и…