На прицеле Цереры (СИ) - Задорожня Виктория
Спустя минут двадцать жар начал спадать. Это время ни на секунду не отходила от него, пытаясь отнять себе часть его страданий. Возможно, что-то у меня и вышло. Уснул. Мирно сопит, укутавшись в старое, потертое шерстяное одеяло.
Подняла уставший взгляд. Я действительно, устала… От всего этого. От такой жизни. Сильной быть нелегко, да и, была ли я на самом деле сильной? Спорный вопрос. Поддалась первому соблазну заработать лёгкие деньги. Второму. Продала душу дважды. Теперь по счетам плачу. Да и ладно… Пусть, заслужила! Но, ребенок то здесь при чём? Зачем ему страдать?
Осмотрелась. Старая, много лет нежилая квартира. Захудалая комнатушка, потрескавшаяся побелка на потолке, выцветшие обои. Мебели почти нет, только односпальная кровать со скрипучим, пружинистым матрасом. Окна выходят на бедный дворик, окутанный серым туманом.
— Возьми, выпей. — Мир подошёл из-за спины, и продвинул мне надбитую чашку с горячим, дымящимся чаем. — Нам всем нужно выдохнуть. Нужна пауза, хоть в один вечер. Сейчас отдохни, а завтра решим, что делать…
В голове будто переключатель сработал… Эмоции спутались, наросли снежным комом, скатываясь по наклонной. Губы задрожали… С глаз хлынули слёзы, я вцепилась пальцами в обжигающую посудину, и, задыхаясь, отчаянно про себя зашипела
— Что мы решим? — хриплый, невменяемый шёпот… — Самир, что мы, чёрт побери, решим?! — не чувствую жжения в пальцах, оно увязло в более ощутимых, подавляющих, уничтожающих морально, чувствах. Раздражение, ярость, ненависть и жалость к самой себе… Ненавижу!
Руки дрожат, в них — чашка. Кипяток начинает капать на кожу, и посудина падает на пол, разбиваясь на осколки и опаляя пяты. Закусываю губу, лишь бы не закричать! И от боли, и от безысходности. Падаю на пол и притягиваю к себе колени.
— Ааааа…. - стону, негромко, просто, даю выход тому, что ещё немного — разорвет изнутри.
Мир широко распахнул глаза и лишь мгновение не находил себе места. Упал ко мне, прямо в раскрошенные щепки. Притянул мимо воли. Я не хочу… Дышать сложно! Рефлекторно его толкаю, но, он не разомкнул хватку, лишь ещё сильнее сжал руки, не позволяя вырваться.
— Пусти!!! Пусти меня, Саамииир!!! — завываю громче, Мишка не встал, наверное, только из-за недавно отступившего жара. Я бесконтрольна. Невменяема. Сама в себе не ощущаю рассудка. — Я не хочу!!! — плечи потряхивают… Ещё нахожу силы на сопротивление, и задаю по каменной груди очередной удар. Он не дрогнул… Как и следовало ожидать. — Я не хочу… — обмякла, озноб пробежал по коже. Устало скатилась на его плечо. Мир положил большую, смуглую ладонь мне на затылок. — Не хочу всего этого… Не хочу…
— Я знаю, девочка… — гладит, словно ребенка. Баюкает, покачивает. Ложит руки на скулы и приподнимает мое лицо, пристально всматриваясь в глаза. Кладет большие пальцы на веки, смахивает слёзы. — Всё наладится…
Зажмурилась.
— Наладится?! Да ты сам то веришь в то, о чем говоришь?! — молчит. Держит меня рядом, смотрит в глаза — и молчит. Нечего ответить. Врёт. Просто успокоить пытается! — Ничего не наладится… И ты сам прекрасно это знаешь…
Минута… Две… Так тихо. Даже часы на стене не тикают. Слышно только дыхание. Его, моё, мирно сопящего Миши…
— Да, плевать мне на всё! Веришь? Я бы не дожидалась приглашения, и пошла бы к Люцию сама! Лишь бы малыш был в безопасности. Но, так ведь не будет, да? Он не остановится! — всхлипываю… Часто… Не могу отстраниться, лицо зафиксировано — не дёрнуться. Реву, на показ. Навиду… И не стыдно! Неважно…
— Ну, девочка, успокойся, пожалуйста! Мы что-нибудь придумаем, не плачь! — не будь у меня истерики, я бы подметила, что не похоже это поведение мастера на привычного, холодного убийцу, научившего убивать меня. Но, мне не до того…
Нечего ответить. Я знаю, это лишь слова жалости. Они ничего не стоят. Нет в них правды. Даже он теперь мне врёт…
— Послушай, Самир… — в какой-то момент что-то в душе оборвалось. Истеричные всхлипы стихли, глаза опустели… — Наверное… Я действительно, пойду к Люцию. И, будь что будет! Вы с Мишей уедете, далеко. Он будет в безопасности…
Учитель с каждым моим словом все больше округлял глаза. На его лице проступили играющие желваки. Но виделись они мной через пелену… Безразличия. Полного. Ко всему происходящему. К его мнению.
— Я понимаю, что не имею права просить тебя, но, у меня нет выбора! Возьми опеку над мелким на себя… Пожалуйста!!! — пальцы сильнее вжались мне в скулы. До дискомфорта. Непередаваемая ярость, безумие сменили отрицание. Резко мотнул мое лицо…
— Ты что несёшь?!!! Кира, чёрт тебя побери, что ты сейчас сказала?! — хватка настолько цепкая, что дышать забывала… Подавляющий баритон звериным рычанием опалял раздраженную слезами кожу. — Сдохнуть хочешь, идиотка?!!! Ты теперь, сука, себя жертвой мнишь?!
Судорожно приоткрываю губы… Я его таким ни разу не видела! Мне даже страшно стало…
— Слушай сюда!!! Слушай, и запоминай!!! Никто!!! Никакая сволочь тебя и пальцем тронуть не посмеет!!! И, Кира, тебе я этого не позволю в том числе…
— Но, Мир… — с последних имеющихся сил в охрипшем голосе пытаюсь выдать аргументы, но, не успеваю…
Захват. Не вырваться… На себя потянул, обдал губы жаром дыхания и выпалил прямо в них.
— Люблю… Я люблю тебя, Церера, слышишь?! И ни за что не позволю тебе умереть! — я бы дар речи потеряла… Если бы была возможность попытаться говорить. Ее не было… В подтверждение своего безумного, неправильного, нелогичного признания, Мир жёстко впился в меня диким поцелуем… Теперь… Как прежде точно ничего не будет!
Что важнее прочего
Евгений
— Здравствуйте. Меня зовут Евгений, — уверено протянул руку опасливо потупившему взгляд врачу. Когда он узнал, что я попросил встречи в связи с исчезновением Михаила Демидова, ощутимо стушевался. Судя по всему, ничего конкретного он не знает. Знает лишь, что у мальчика и его юной попечительницы имеется ряд серьезных проблем.
— Добрый день. Чем могу быть вам полезен? — нервно потирает вспотевшие ладони, и не слишком охотно встречается со мной взглядом. Нужно вызвать доверие, иначе он ничего не скажет…
— Я — Евгений Беляев. Возможно, вы слышали обо мне? Суть вот в чём… — улыбнулся со всем имеющимся обаянием, а после… Решил снять маски, и показать ему то выражение, которое приобретает моё лицо, когда думаю о Кире.
— Послушайте… — даже легче стало, когда позволил себе не перечить улыбкой боли. Все, как есть. Очевидность моей в ней потребности… — Меня вы можете не опасаться. Я… Просто хочу помочь ей.
Несколько мгновений мужчина изучал меня. Пытался счесть, как книгу. Конечно, он не верит. Не так сразу. Видно, что боится. Понимает, что втянут в нечто… Опасное. Его захлестнул водоворот, в котором обычный невролог никак не готов был оказаться… Возможно, эта встреча не даст результатов. Осознание, что я могу уйти ни с чем поразило и без того раненую душу. Нет, мне нужна информация! Где моя девочка?! Гордая, сильная девочка Кира, скрывающаяся под маской Цереры?
— Я… Что могу ответить вам? Михаил Демидов вышел из палаты, они пошли прогуляться. Кира Демидова — его законный опекун, имеет вполне основательное право распоряжаться досугом племянника. Я столкнулся с ней мимоходом, когда она пришла. Перекинулись парой слов о состоянии мальчика. И, всё, пока-что они не вернулись. Если хотите — можете подождать их на ресепшене. Обходного пути нет, рано или поздно вы встретитесь. — Доктор Галин ощутимо нервничает… Минует встречи глазами, и голос у него неестественно представительный. Начинаю раздражаться, но, нужно усмирить излишнюю эмоциональность! Иначе…
— Знаете… — присел на диван, скрестив под подбородком пальцы. — Я ведь… Не вру вам. — поднял на него уставший взгляд. — Кира очень много значит для меня. Вы ведь понимаете, что не все так просто… У нее неприятности. Серьезные! Не представляете, насколько… Если не помочь, всё может закончиться летально. А я могу помочь! Поверьте…
