Люба, любовь и прочие неприятности (СИ) - Шайлина Ирина
— Что мам? — переспросил ребёнок, который, как я думала спит уже.
— Дождь закончится, малыш.
И правда, дождь шёл. Весь день, нудный, моросящий. Дождь сейчас совсем не кстати, где он был в начале лета? А теперь сенокос в разгаре, скоро уборка начинается, а тут… моросит. И да, пришлось сексом заниматься в машине, а она хоть и большая, все равно неудобно. Родители у меня, словно чуя, что происходит, Маришку на ночь не оставляют, я сама оставить её не могу одну, Хабарова пустить тоже. К нему днем не могу тоже, кругом глаза, хотя по сути, какая уже разница, и так все шепчутся… Пока держусь, они побаиваются Хабарова, а что потом будет, когда он уедет? И самое страшное, что сейчас так к нему хочется…
— Мам, — позвала дочка из своей комнаты. — Там кто-то в дверь стучится.
Я выпала из своих мыслей — и правда, стучат тихонько. Особо я не боялась, спокойно жила одна — все свои, деревня. Но немного насторожилась. Глазка в двери нет, сразу открывать не стала, все же осторожнее надо быть, время — скоро полночь.
— Кто там?
— Это я…
Хабаров, стоило только вспомнить, тут же появился. Дверь открыла. Стоит, мокрый весь, тем не менее шагнула и обняла, такого холодного — удержаться не смогла. На лицо все симптомы страшной зависимости.
— Ты чего приехал? У меня дочка дома…
— Мама! — крикнула она. — Кто там?
— Почтальон! И спи уже, я тебя разбужу завтра рано, а время ночь совсем.
Куртка чуть расстегнута на груди, туда я лицом и уткнулась. Тепло, Хабаровым пахнет, вагина вдруг решила, что вовсе она не убита, и ещё разочек точно переживёт… нет, дорогая, не сегодня.
— Люб… у меня самолёт через четыре часа. Я ненадолго, правда. В отцовской фирме проблемы, раньше я все на себе тащил, а брат не справляется.
Я кивнула — понятно. Должен был уехать рано или поздно, хотя конечно слишком рано получилось… И плакать хочется. Да, я стала, как они все, девчонки, влюбленные в Хабарова.
— У меня номера твоего нет, бежал предупредить. Давай уже, я буду тебе звонить каждый час.
Глупое сердце радостно забилось, того и гляди из груди выпрыгнет. Что ты, он же звонить будет. Торопливо продиктовала цифры, Хабаров поймал моё лицо и поцеловал в губы.
— Почтальон, — раздалось скептически сзади. — Так я и поверила. Я между прочим почти школьница и вовсе не глупая.
Повернулась — стоит, босая, в одеяло чуть не с головой завернувшись. Вот, теперь и дочка знает, как я низко пала. Главное, не рассказала бы бабушкам… нужно поговорить. Если не получится — подкупить.
— Я и правда, почти почтальон, — вмешался Хабаров. — А ещё немножко дед Мороз. Сейчас вот списки собираю на подарки. Тебе что привезти?
— Ничего не нужно, — улыбнулась я, и еле удержалась, чтобы не попросить, только сам приезжай…
— Люб, ты утку мою корми, хорошо? Он привык жрать, ни в чем себе не отказывая, гад.
Я кивнула, Хабаров чмокнул меня в нос и растворился в мокрой темноте. Я заперла дверь, подхватила дочку на руки, едва не сложившись пополам — тяжёлая такая! Понесла к себе.
— Сегодня можешь со мной поспать, как раньше.
Маришка взвизгнула и обняла меня за шею. Лежим, дочка сопит ровно, я гоняю в голове не весёлые мысли, дождь мерно моросит по крыше, а Хабаров наверное уже в город едет… Надо было попросить его осторожнее на мокрой дороге… Хотя, это точно ни к чему, прожил же без моей опеки тридцать с лишним годков, и сейчас не пропадёт.
— Маам, — подала голос Маришка, которой утром явно сложно просыпаться будет. — Ты влюбилась, да?
Я задумалась и испугалась. Я? Влюбилась? Я чувствую к Хабарову почти ровным счётом тоже самое, что и раньше, в университете. Разве теперь больше сексуальных мыслей, да и зависимость эта… Значит ли это, что я и раньше его любила, или то, что я не люблю его сейчас? Тьфу, совсем запуталась.
— Не знаю, — честно ответила я. — Правда. Но… чтобы в жизни не случилось, я всегда буду любить тебя больше всех на свете.
— Правда?
— Правда.
Маришка замолчала, явно переваривая услышанное, а я напряглась, ожидая новых вопросов. И дождалась.
— А если родятся другие дети? Все влюбляются, женятся, потом новых детей рожают, будто им старых мало.
Я улыбнулась — смешная.
— Тогда придётся делиться мной. Но, милая, я буду стараться, чтобы моей любви никогда не было тебе мало.
Маришка кивнула, накрылась одеялом с головой.
— Дочь? — решилась я. — Не говори пока бабушкам, хорошо?
— Хорошо.
Ну, вот, а я переживала. Хабаров позвонил только в девять утра. Я к тому времени успела отвести дочку к маме, покормить противную утку. Зато не пришлось выкидывать недоеденную кашу, бабуля считает, что это грех. Селезень все сожрал за милую душу, и вчерашнюю кашу, и чуть почерствевшие блинчики. Сходила в сельсовет. Теперь, когда Хабарова не было рядом, я чувствовала себя, как улитка, у которой отобрали раковину. На меня смотрели абсолютно все. Сбежала на поле, так все пялятся на мой джип. А в нем так Хабаровым пахнет… Телефон зазвонил, я чуть не подпрыгнула, а потом едва не уронила его от волнения.
— Я покормила твою утку, — сказала я вместо приветствия.
— Хорошо…
И неловкое молчание. Затем ещё большая неловкость:
— А тут дождь идёт.
— У нас тоже…
Снова молчим, а потом я не выдержала.
— Ты же приедешь, да?
— Конечно приеду, я же обещал. У меня времени не будет, ты съезди в мой новый дом, там что-то решить нужно, я Варе сказал, что ты поможешь, и что во всем тебя слушать.
Ну вот — точно вернётся, у него же здесь дом. А за то, что заставил меня волноваться, я ему гостиную обклею обоями в ядовито розовый цветочек, у нас в сельпо они девяносто рублей за рулон. Будет знать. Но на душе сразу легче стало, даже вдруг улыбаться захотелось, или даже запеть какую-нибудь глупую песенку. Про любовь…
Я усилием воли удерживала себя в хорошем настроении. Вроде как даже улыбаюсь, чужое взгляды игнорирую. Только вот другие меня игнорировать не хотят, я их буквально примагничиваю к себе.
— Занята? — спросила Анжелка заглядывая в мой кабинет.
Я бы рада сказать, что нет, но эта слушать не станет. Всё равно выскажет, что собиралась, поэтому просто кивнула, и она прошла.
— Что такое? Если это из-за премии Фёдорову…
— Да хрен с ней, с премией, — махнула рукой Анжелка. — Пусть будет, не мои же деньги. Ты лучше про машину расскажи. Дорогая же? Сколько стоит?
У меня даже руки на клавиатуре замерли и мысли сбилась, а ей сбиваться никак нельзя — тоннаж сена высчитываю. Вздохнула, призвала себя к терпению.
— Я не знаю. Это не моя машина, Анжела. Она колхозная.
— Угу, конечно… только почему то именно тебе досталась.
Я знала, что так и будет, Господи, как я не хотела эту машину…и хотела. Она была идеальной. Она, мать вашу, скользила по любому бездорожью. Она не прыгала на кочках, словно вот вот развалится. Наконец — она вкусно пахнет…
— Анжел, это совсем не твоё дело. Иди лучше Фёдорову перерасчёт сделай.
Она буквально вспыхнула — щеки заалели. Анжела привыкла быть королевой класса, затем колледжа, потом вот сельсовета… мне кажется, она и из деревни не уехала потому, что здесь она кто-то, а в городе никто. Кольнула мысль — а ты почему осталась? Но её я прогнала, не время заниматься самокопательством, сено вон кроме тебя никто считать не будет.
— Он уехал, — сказала Анжела. — Ты думаешь он вечно будет в нашем колхозе сидеть? Пройдёт блажь и обратно… Или ты надеешься, что он тебя с собой заберёт?
Засмеялась и ушла.
— Вот же сука, — шёпотом выругалась я.
Да, я знала, что так и будет. И действия Анжелы, и её слова, я сама этого опасалась, но тем не менее бросилась в омут с головой. Ничего, моя жизнь, разгребу как нибудь. Анжелу я встретила вечером на парковке. Ехать ей до работы пять минут, но своей крошечной китайской машиной она ужасно гордилась. Теперь её и не видно почти в тени моего джипа. То есть, колхозного…
