Екатерина Вильмонт - Трепетный трепач
— Не смей кричать! — одернула его Вита Адамовна.
Игнат крайне редко так выходил из себя.
— Буду кричать! Хочу и буду! — он стукнул кулаком по столу. — Мама, где твои глаза? Ты что, не видишь, что это за птица? Думаешь прелестная колибри, райская птичка? Ни хрена, это настоящая пиранья…
— Пиранья, между прочим, рыба, — осторожно попыталась свести дело к шутке Милада.
— Какая хрен разница! Я, конечно, давно смекнул, что ты из себя представляешь, но что ты к моей матери за подмогой полезешь, это, доложу я вам, сюрприз! Всем сюрпризам сюрприз! А ты, мама, тебе плевать на мои чувства, на то, что я встретил главную женщину своей жизни, свою вторую половинку, тебе важно только, чтобы все было по-твоему! Та к вот тебе мое последнее слово: наши отношения отныне, как это ни горько, сводятся исключительно к деньгам. Я буду каждый месяц переводить деньги тебе на книжку, если понадобится что-то еще, дай знать — я все сделаю, но общаться мы не будем до тех пор, пока ты не признаешь Леру. Тебе не надо ее любить, обойдемся, но, по крайней мере, ты не будешь плести против нее интриги, даже если к тебе явятся все бабы, которых я когда-либо трахнул! Счастливо оставаться! — и с этими словами он выскочил из квартиры. Он весь дрожал. Его миссия с треском провалилась, а он даже не успел слова о ней сказать. Вчера его посетила, как ему показалось, благая мысль — уговорить маму переехать в его квартиру на Красноармейской. Тогда они с Лерой могли бы жить вместе, не мозоля глаза ее детям, притерлись бы постепенно друг к другу, а там, глядишь, и сменяли бы две квартиры на одну большую. Не вышло, ну и ладно, обойдемся! Господи, почему люди всеми силами стараются испортить друг другу жизнь? И зачем матери нужно, чтобы тридцатипятилетний мужик, давным-давно самостоятельный, плясал под ее дудку, тем более что я никогда под нее не плясал? Она хотела, чтобы я стал ученым, я пошел во ВГИК. Еще в детстве она решила учить меня музыке, а я хотел только рисовать. Она хотела, чтобы я дружил с Виталькой, мальчиком из семьи дипломатов, а я дружил с отпетыми хулиганами Петькой и Гошкой. Ничему ее жизнь не учит и что в результате? У меня есть моя работа, есть Лерка, а у нее что? Дурной пес, злоба на мою Лерку и эта гадючка Милада. Хотя после сегодняшней сцены Милада попросту забудет о ней, как о досадном недоразумении. Ему даже стало жалко мать, но портить жизнь себе и Лерке он не позволит!
Я со своим ноутбуком сидела в саду и писала. Погода стояла чудесная. Званцев с Лощилиным после завтрака куда-то ушли, и никто мне не мешал. Работалось легко, пальцы так и летали по клавишам. И вдруг кто-то положил руки мне на плечи.
— Ай, — испугалась я. — Дим, ты что, спятил? Та к можно до смерти напугать.
— Извини, не хотел, Лер, нам надо поговорить с глазу на глаз. Сейчас самая подходящая ситуация.
— Вообще-то я работаю.
— Ничего, наверстаешь. Ты всегда быстро писала.
— Хорошо. Говори.
Он сел за садовый столик напротив меня. Волнуется, сразу определила я. А он интересный мужик, ему идет возраст, как-то отстраненно подумала я. Он молча сверлил меня взглядом.
— Ну, чего ты молчишь? — не выдержала я. — Говори, что хотел сказать.
— Лер, у тебя с ним всерьез?
— Да, Дима, у меня с ним всерьез.
— И ты его любишь?
— Представь себе.
— Да вот как раз и не могу себе этого представить. Не пара он тебе.
— Как интересно! Тебе, конечно, лучше знать! — начала закипать я.
— Ну, со стороны-то виднее.
— Ты полагаешь? Ну, допустим. Но к чему этот разговор? Тебе-то какое до этого дело?
— У нас, между прочим, дочь.
— Ах дочь? — задохнулась я. — Этот маленький злобный звереныш?
— Признаю, был не прав. Но у всего этого есть свои причины.
— А мне плевать на причины, если у них такие следствия. Девочка отказалась носить твою фамилию, запретила мне принимать от тебя алименты и в третьем лице называет тебя только Лощилиным, просто забыла слово «папа». Вот такая тут причинно-следственная связь! Знаешь, что она сказала, когда ты ушел…
— Неважно! Это чепуха! У меня тогда был творческий кризис, и в какой-то момент показалось, что это из-за Гришки.
— Показалось? А теперь не кажется?
— Теперь я знаю точно, что совершил роковую ошибку.
— Дима, я не священник, я грехов не отпускаю. Поди в церковь, покайся, тем более сейчас это модно…
— Дело не в покаянии. Лера, как бы там ни было, но Катя наша общая дочь. Дочь умная, серьезная, с характером, это замечательно. Гриша уже большой мальчик, наверняка разумный…
— И что?
Я не понимала, куда он клонит.
— Лера, я за эти годы многого достиг, к тому же ты дружна с моей матерью…
— И что из этого? — повторила я с все возрастающим недоумением.
— Лера, давай вернемся на круги своя…
— Что? — я не поверила своим ушам.
— Я понял, что по-прежнему люблю тебя, мне плохо, тяжело без тебя…
— Ты с ума сошел!
— Нисколько. Я, напротив, что называется, вошел в ум. Со мной в последнее время черт-те что творится, я пытался анализировать это свое состояние и пришел к выводу, что дело именно в тебе. Я сам отрезал по живому и рана не зажила, загноилась и гной уходит вглубь, разъедает душу.
— Но ты на минуточку женат и Марина тебя любит.
— Откуда ты знаешь? Ах да, вы же встречались…
— И она мне очень понравилась, прелестная женщина.
— Да, она хорошая, славная, но я не люблю ее. Я тебя люблю, вот в чем беда.
— Но я-то тебя больше не люблю. Моя рана зажила довольно быстро. Все твое поведение этому способствовало.
— Неправда.
— Это правда, Димочка. Я люблю Игната, он моя вторая половинка, так что забудь эти бредни. В тебе просто говорит инстинкт самца-собственника, как это она могла променять меня на…
— Чепуха! А ты хоть поняла, что «Насморк» это о тебе?
— Конечно, поняла, и все-таки роман мне совершенно не понравился. И ты мне тоже не нравишься, Дима. Ты холодный, рассудочный, как и твои книги. Мне холодно с тобой, Дима.
— О, я так могу тебя согреть!
— И не мечтай!
— Послушай, Лера, ты меня знаешь…
— Увы.
— Ты прекрасно знаешь, я умею добиваться поставленной цели. А я поставил себе цель…
— Дим, прекрати, меня уже тошнит.
— Если б ты знала, как меня тошнит, когда ты вечером уходишь наверх с этим своим. И я точно знаю, что вы там делаете… Меня колотит от ревности, я же знаю, какая ты бываешь в эти минуты, и я хочу тебя как в наши первые дни…
— Замолчи!
— Лера, людям свойственно ошибаться, я роковым образом ошибся, так имей же снисхождение…
— Ты чудовищно непоследователен, Дима! В прессе ты назвал ошибкой наш брак, теперь называешь ошибкой наш развод, но это все проблемы твоего сознания, ко мне это уже никоим образом не относится. И вообще, шел бы ты отсюда, я устала, а мне нужно работать.
