Розамунд Пилчер - Фиеста в Кала Фуэрте
Селина наблюдала за Пёрл, которая, расположившись на маленьком солнечном островке под террасой, совершала утренний туалет. На мелководье то там, то сям выпрыгивали из воды рыбы, и Пёрл отрывалась от своего занятия и замирала, а затем снова принималась вылизывать пушистую шерсть.
— Позавчера, когда мы с Томеу приехали в Каса Барко, внизу два рыбака чистили рыбу, и Томеу с ними разговаривал, — сказала Селина.
— Наверное, там был Рафаэль, его двоюродный брат. Он держит свою лодку рядом с моей.
— В этой деревне все родственники?
— Почти все. Хуанита принесла тебе подарок.
Селина повернулась к Джорджу; непослушные пряди, как кисточки, хлестнули ее по лицу.
— Ну да? А что?
— Пойди и посмотри.
— Мы с ней уже здоровались, но про подарок она ничего не сказала.
— И не могла — Хуанита не говорит по-английски. Иди скорей, она сгорает от нетерпения.
Селина скрылась в доме. Оттуда послышался странный диалог; затем Селина вновь появилась, держа в руке прикрытую белой тряпицей корзинку.
— Апельсины.
— Las naranjas, — сказал Джордж.
— Это апельсины так называются? А я подумала, она объясняет, что их прислала Мария.
— Муж Марии сам их выращивает.
— Какие милые люди!
— Тебе бы надо подняться и их поблагодарить.
— Сначала бы неплохо научиться говорить по-испански. Вам для этого понадобилось много времени?
Джордж пожал плечами.
— Месяца четыре. Когда я уже здесь жил. До того я не знал ни слова.
— Но французский-то знали?
— Да, французский знал. И немного итальянский. Итальянский особенно помог.
— Мне нужно выучить хотя бы несколько слов.
— Я тебе дам учебник, зубри.
— Я уже знаю: buenos dias — доброе утро...
— A buenas tardes — добрый день, buenas noches — спокойной ночи.
— А еще si. Это значит — да.
— А по — нет, что молодой девушке знать гораздо важнее.
— Это даже я со своими куриными мозгами в состоянии запомнить.
— Ой, не уверен.
Появилась Хуанита с завтраком на подносе, расставила на столе тарелки и стаканы. Джордж сказал ей, что сеньорита очень обрадовалась подарку и попозже обязательно сходит в деревню и лично поблагодарит Марию. Хуанита заулыбалась, закивала и унесла поднос обратно в кухню. Селина взяла ensamada и спросила:
— Что это?
— Сладкий хлеб. Хуанита каждое утро покупает свежий у пекаря в Сан-Эстабане и приносит мне на завтрак, — объяснил Джордж.
— Ensamadas, — повторила она и отломила горбушку от мягкой слоеной булки. — Хуанита только вам помогает или кому-нибудь еще?
— Она обслуживает собственного мужа и детей. Работает в поле и дома. И так всю жизнь. Работа, замужество, роды и церковь. Больше ничего.
— Но, похоже, она довольна. Всегда улыбается.
— У нее самые короткие ноги в мире. Заметила?
— Короткие ноги не мешают радоваться жизни.
— Конечно. Кто еще может, как она, мыть пол, не сгибая коленей?
После завтрака, пока не наступила жара, они отправились в деревню за покупками. На Селине были севшие темно-синие брюки Джорджа и эспадрильо, накануне купленные у Марии; Джордж нес корзинки; по дороге он научил Селину говорить: «Muchas gracias para las naranjas»[14].
Передняя часть лавки была загромождена соломенными шляпами, кремами для загара, фотопленками и купальными полотенцами; дверь в глубине вела в высокое и темное подсобное помещение, где в холодке стояли бочонки с вином, ящики с ароматными фруктами и овощами и длинными, с человеческую руку, буханками хлеба. Мария, ее муж Пепе и Томеу обслуживали немногочисленных покупателей. Когда Джордж и Селина переступили порог, все замолчали и замерли. Джордж подтолкнул Селину, она сказала: «Maria, muchas gracias para las naranjas», покупатели и хозяева дружно расхохотались и принялись хлопать их по спине, точно услышали что-то невероятно остроумное.
Потом Селина с Джорджем набили корзинки бутылками вина, хлебом и фруктами, поручив Томеу доставить их на велосипеде в Каса Барко, и, после того как Джордж выпил предложенную ему Пепе рюмочку бренди, пошли в гостиницу «Кала Фуэрте» к Рудольфо. Там они уселись за стойку бара, и Рудольфо принес им кофе, а они сообщили, что отправили в Англию телеграмму, и очень скоро, буквально на днях, получат деньги и смогут вернуть ему долг, но Рудольфо только рассмеялся и сказал, что готов ждать сколько угодно, и Джордж выпил еще рюмку бренди, а потом они распрощались с Рудольфо и побрели обратно в Каса Барко.
Вернувшись домой, Джордж отыскал испанскую грамматику, с помощью которой овладевал новым языком, и вручил Селине.
— Я начну прямо сейчас, — объявила она.
— А, может, отложишь занятия и составишь мне компанию?
— Я отправляюсь на «Эклипс».
— Покататься решили?
— Покататься? Это тебе не Фринтон. — И добавил с простонародным акцентом: — Прокатимся, мэм? Всего за полкроны...
— Я просто подумала, вам захочется выйти в море, — робко сказала Селина.
— Не захочется. — И, словно извиняясь за свою непреклонность, примирительно сказал: — Я уже давно собирался перевезти на яхту новый гребной винт, и сегодня для этого как раз подходящий день. А ты искупаешься, если захочешь, только, предупреждаю, вода холодная.
— А можно взять с собой учебник?
— Да все что угодно. Давай, устроим пикник.
— Пикник!
— Хуанита наверняка даст нам с собой корзинку с чем-нибудь вкусненьким. Это, конечно, не элегантная корзина с крышкой от Фортнама и Мейсона...
— Ой, попросите ее... Тогда незачем будет спешить к ланчу...
Спустя полчаса они погрузились в шлюпку. Селина уселась на корме, поставив коробку с винтом между ног. Она захватила с собой учебник, словарь и полотенце — на случай, если решит искупаться. Джордж сел на весла; корзинка с продуктами лежала около него на дне. Когда они отчаливали, Хуанита, перегнувшись через балюстраду, вытряхивала тряпку: казалось, она машет им на прощанье. Пёрл с печальным мяуканьем ходила взад-вперед по самому краю воды: ей тоже хотелось с ними поехать.
— Почему б нам ее не взять? — сказала Селина.
— Она тут же запросится обратно. Не выносит, когда кругом много воды.
Селина, опустив руку за борт, следила за извивающимися в глубине зелеными водорослями.
— В точности, как трава, верно? Или как лес на ветру...
Вода была очень холодная. Селина вытащила руку и, обернувшись, поглядела на Каса Барко: дом с воды, к ее удивлению, выглядел совершенно по-новому.
— До чего же он не похож на все остальные дома! — вырвалось у нее.
— Это дом-корабль. Barco по-испански — корабль.
— А он уже был таким, когда вы в нем поселились?
