Анри Труайя - Анн Предай
Мысли Пьера тут же спутались. Сначала он решил сказать, что все это время провел в кинотеатре. Но под пронзительным взглядом дочери он не смог бы солгать. Его голова всегда была для Анн проходным двором. Сломленный, он пробормотал:
– Я только что вернулся из Версаля.
– О, какая славная идея! И как же ты туда добирался?
– На машине.
– На машине? С кем это?
– С мадам Редан.
У Анн приподнялись брови:
– Кто она, эта мадам Редан?
– Племянница мадам Жиродэ. Помогает ей в книжном магазине на Коломбье.
Черты лица Анн стали жесткими. Перед ним внезапно предстала Эмильен. Смутившись, он встал и сделал несколько шагов по комнате.
– Племянница мадам Жиродэ. Но откуда ты ее знаешь?
– Я видел ее несколько раз в лавке… Она очень порядочная женщина. Как и я, интересуется историей…
– Какого она возраста?
– Около сорока, я думаю…
– Почему ты мне о ней ничего не рассказывал?
– Я об этом как-то не подумал.
– Ты прекрасно знал, что тебе предстоит с ней свидание.
– Конечно.
– И ты, который якобы никуда не выходит, для которого газету найти – целое происшествие, ты находишь нормальным провести всю вторую половину дня с женщиной. О которой тебе даже мысль не приходит в голову сначала рассказать мне!
Он опустил голову, подавленный справедливостью ее упреков.
– Ты был с ней в машине один?
– Да.
– Это немыслимо!
– Ты знаешь, она очень самостоятельная, свободная. Она ни от кого не зависит. Она разведена…
– А ты – вдовец! Быстро ты обо всем позабыл, папа!
– Ты права, – смущенно согласился он. – Я не должен был этого делать. Но она так мило настаивала! Мне трудно было ей отказать…
Он повернулся и принялся массировать руки – одну о другую. Все это время она не спускала с него вопрошающего взгляда и вдруг спросила:
– Что ты сделал с брюками? Посмотри на них, они же сзади все в грязи!
Пьер прикрыл зад рукою.
– Это прокол, – жалостливо запричитал он. – Мне пришлось сесть на землю, чтобы закрепить колесо.
И спешно удалился, радуясь представившейся возможности оставить эту тему. Сменив брюки и облачившись в домашний халат, он почувствовал себя совершенно другим человеком. Вернувшись в гостиную, он застал там дочь, накрывавшую на стол. Тарелка с холодным мясом, салатница, бутылка вина. Она присела.
– Лорана не ждем? – спросил он.
– Нет! – ответила она с лихорадочным блеском в глазах.
– Это не совсем вежливо.
– Ты – и вежливость? Уже без двадцати девять! А что если он явится лишь к ночи?
Пьер подсел к столу. Анн ела молча, погрузившись в свои думы. Он не собирался ее развлекать. На самом деле он не согласился с той ее прямотой, с которой она осудила его прогулку. И он не отступится от убеждения, что их отношения с Элен безупречны. Вспоминая отдельные моменты поездки в Версаль, он вынужден был признать, что эта женщина проявляла к нему немало интереса. Не единожды – то словом, то взглядом – она давала ему понять, что ей нравится его общество. Смог бы он воздействовать на нее так же, не будучи холостым? Несомненно, нет. Теперь, когда он стал вдовцом, женщины смотрят на него совсем другими глазами. Всем хочется заполучить его в свои сети.
Пришедшая мысль наполнила его юношеским задором. Окруженный охотницами, он потешался над их затеями. Каков бы ни был их напор, уж он-то сможет отстоять свое одиночество. «Если мне и придется поступиться своей независимостью, то я остановлю свой выбор не на Элен», – решил он про себя. Да, в его положении можно найти и получше. Он мечтал о нежных телефонных разговорах, о букетах цветов. Ивон Клардье, к примеру, несоизмеримо привлекательнее Элен, хотя и заметно старше. В последний раз, когда он ездил к ним на бридж, она ему так и сказала: «Вы похудели! Это вам так идет!» У нее на левой щеке родинка. Нет, на правой. Мысль о ней вызвала в нем сильное желание. Воздержание угнетало его. Прошло так много времени с тех пор, как они с Эмильен… Глаза его наполнились слезами. Он любил только одну Эмильен, только ее одну… Он вздохнул. Анн ничего не заметила.
Ужин закончился. Анн убрала со стола, потом взяла вышивание и устроилась в кресле. Пьер включил телевизор. От дочери его отделяла пропасть. Он видел ее рядом, и в тоже время она была от него в тысяче лье. Что за химера?
Лоран объявился в половине одиннадцатого. Весь какой-то растрепанный, он громко поздоровался и убежал на кухню. Анн догнала его, когда он наливал в стакан воду прямо из-под крана.
– Как же я хочу пить! – сообщил он.
– Ты ужинал? – спросила Анн. Она заставляла сдерживаться себя, нервы были натянуты в струну.
– Нет, – ответил он.
– Я оставила тебе немного ростбифа.
– Я не голоден.
– Ты есть не будешь?
– Нет.
Он осушил стакан, налил второй и тут же залпом выпил его, как и первый.
– Что ты делал после обеда?
– Ездил повидаться с друзьями в Сен-Уан. Фабрис – такой славный малый.
– Невысокий, с усиками?
– Да.
– Как его дела?
– Все нормально. Смотри…
Он вытащил из кармана три измятых бумажки по десять франков и бросил их на стол.
– Откуда это? – спросила Анн.
– Я это заработал благодаря Фабрису. Он работает посыльным у Оливии Симон, в ателье. Мне дали мопед, и я ездил по Парижу – это так здорово! – Он собрал деньги и добавил: – Я приглашаю тебя завтра в ресторан!
При этом глаза его засветились такой гордостью, словно он получил наследство. Его наивная щедрость позабавила ее.
– Правда, мотаться по улицам часами тяжело, – признался он.
Ничто не выдавало в нем следов усталости. За несколько дней домашнего покоя он полностью пришел в себя. Не предпочитает ли она его обезоруживающую, безжизненную слабость, подумала Анн. Он выпил еще стакан воды.
– Уму непостижимо, сколько ты пьешь! – с легким раздражением обронила она.
– Просто мы с ребятами наелись креветок. В следующий раз поедешь со мной в Сен-Уан. Увидишь, как там здорово! А ты – чем занималась ты в своем издательстве?
– Так, ничем особенным…
Он чмокнул ее в кончик носа, заглянул в гостиную, пожелал спокойной ночи Пьеру и скрылся в глубине коридора. Оставшись одна, Анн почувствовала неистовое, необъяснимое желание подровнять кухонные шкафы.
– Ты могла бы поручить это Луизе, – заметил появившийся на пороге Пьер.
– Нет, она никогда этого не умела.
– Не хочешь посмотреть телевизор? Сейчас будет концерт.
– Спасибо, лучше я почитаю. У себя в комнате.
Он вернулся на свой пост.
Покончив с затеянной перестановкой, Анн зашла его поцеловать. Казалось, он был загипнотизирован маленьким экраном.
«С отцом происходит форменное безобразие, – подумала Анн. – Со дня кончины мамы прошло только четыре месяца. Помнится, от отчаяния он готов был покончить с собой, бросался в могилу. А сегодня прогуливается по Версалю с какой-то незнакомкой. В шестьдесят-то лет! За всю свою жизнь ни разу маме не изменив. Выходит, нет такого чувства, которое способно пережить недолговечную плоть».
