Джудит Росснер - Стремглав к обрыву
Несколько дней он почти все время проводил дома, но ни с кем не заговаривал, лишь нехотя отвечал на вопросы. Вежливо, но предельно лаконично. Потом я встретила Джерри Гликмана, и он спросил, что случилось с Мартином, куда он пропал.
– Он что, не ходит на занятия?
– Ох, – смутился он, – знаешь, может и ходит, просто мы не встречаемся.
– А до этого вы каждый день встречались?
– Слушай, Руфь, я…
– Джерри, пожалуйста, скажи честно, это очень важно.
Он вздохнул:
– Почти всегда.
– Спасибо.
Я пошла к дому.
– Эй, Руфь, я тебе ничего не говорил.
Я пообещала, что не выдам его, и попрощалась. По дороге домой мучительно думала, что скажу Мартину, и поняла, что мне нечего ему сказать. Я никак не предполагала, что из-за ссоры с Родой он станет прогуливать занятия. А что ему скажешь? Раз он сам молчит, как я могу начать разговор?
А почему бы и нет? Ведь раньше мне удавалось достучаться до него. Только мне и удавалось.
Вон идет парень, который спит в одной постели со своей сестрой.
Почему же сейчас я не могу поговорить с ним?
В этом нет ничего плохого, потому что сестра спит головой в одну сторону, а я в другую.
Вот что меня мучает. Он и раньше грубил мне, но то было совсем другое дело. Тут же он издевался надо мной в присутствии дешевой шлюхи, которую презирал не меньше, чем я. До сих пор он себе такого не позволял. Все это в голове не укладывалось… Настолько, что я гнала от себя эти мысли с самого воскресенья.
«Только не меня, Мартин, – скажу я ему. – Можешь ненавидеть кого угодно, только не меня».
Но когда я пришла домой, мысль о ненависти показалась мне абсурдной. Он снова лежал на кровати с учебником в руках. Ни угрюмым, ни агрессивным он не выглядел, а был похож на марионетку, брошенную в сторону после спектакля.
Он даже не обращал внимания на нападки отца, чем страшно удивил его.
– Ага, – сказал отец, узнав, где был Мартин с воскресенья, – Вивиан Мандель. Наконец-то нашел себе пару.
Мартин непонимающе посмотрел на него. И тогда – какая ирония судьбы! – отец в первый раз за девятнадцать лет пожалел Мартина.
– Знаешь, Мартин, – спустя несколько дней сказал он ему (я мыла посуду, и он думал, что я не слышу), – тебе надо с кем-то поговорить по душам. С мужчиной. С бабами говорить бесполезно. – Молчание. – Давай так. Скажи, что тебя мучает. Если смогу – помогу. Не смогу – оставлю тебя в покое. А когда все наладится, можешь на здоровье снова меня ненавидеть.
– Эйб! – воскликнула мать. Но Мартин, казалось, не слышал: он ничего не ответил.
В последнюю пятницу перед Рождеством я позвонила Роде. Я долго не решалась, понимая, что Мартин придет в ярость, если узнает, но мне необходимо было выяснить, что там произошло. Трубку взял ее отец и ответил, что Роды нет дома. Он спросил, кто звонит; я неохотно назвалась.
– А, здравствуйте, Руфь. Хотели поговорить с ней о брате?
– Да. Вы не скажете, когда она вернется?
– Не знаю. Но, может быть, я могу вам помочь?
– Навряд ли, – ответила я с раздражением.
– Послушайте меня, Руфь, – мягко сказал он. – Мне бы не хотелось, чтобы вы говорили с Родой. Ей нелегко было окончательно порвать с Мартином. В какой-то степени она сделала это по нашему совету. Я не думаю, что имеет смысл начинать…
– Я звоню не для того, – сердито оборвала я, – чтобы умолять ее встречаться с Мартином. Я только хочу знать, что произошло. Он очень… расстроен, – неловко закончила я, не найдя более подходящего слова.
– Понимаю, – продолжал мягкий голос. – Мартин несчастлив. Но ведь он был несчастлив еще до встречи с Родой. Эта его идея – пожениться и начать новую жизнь в Канаде… он думал там найти свое счастье, всего лишь юношеская фантазия. Довольно странная для молодого человека, который собирается взять на себя ответственность за семью.
Я тупо уставилась на трубку, бессильная остановить этот неторопливый, размеренный поток слов.
– Руфь, вы слушаете?
– Да.
– Вы позволите дать вам совет? Рода тоже дала совет Мартину, но он предпочел… но всяком случае, может, вы отнесетесь к этому более разумно.
– Давайте.
– Так вот, нам кажется, вашего брата следует показать специалисту. Разумеется, такие услуги стоят…
– Что значит «специалисту»? Психиатру?
– Пожалуй, да.
– Вы думаете, он псих? Ясно. Я поняла это по вашему тону.
– Это не самое подходящее слово. Оно ничего не значит. Многие…
– Знаю, – грубо перебила я. – Психов вокруг – пруд пруди. А вам не приходило в голову, что не все проблемы Мартина надуманны? Что у него могут быть все основания чувствовать себя несчастным. Вы же ничего не знаете о его жизни.
Он промолчал.
– Так вот, значит, какой совет дала ему Рода? Знаете, если бы я была мужчиной и мечтала бы жениться на какой-то девушке, а та в ответ на предложение руки и сердца посоветовала бы мне обратиться к психиатру, я бы вряд ли запрыгала от радости. А вот если бы запрыгала – тогда у меня точно были бы не все дома. Вы не согласны?
– Извините, – помолчав, ответил он. – По-видимому, мы друг друга не поняли.
– Почему же? Прекрасно поняли, – с едкой иронией ответила я. И повесила трубку. И вышла из телефонной будки. И только тогда вспомнила, что отец Роды цветной.
На следующий день я сказала миссис Штамм, что не смогу поехать с ними на озеро. Не из-за того разговора. Она спросила, все ли в порядке у меня дома, и я ответила, что мой брат тяжело переживает разрыв с девушкой и что я боюсь оставлять его в таком состоянии. Она сказала, что я могу взять его с собой. От неожиданности я поблагодарила ее и согласилась, что это, возможно, лучший выход, если только мне удастся его уговорить.
– Мартин, – спросила я вечером, – хочешь уехать на недельку?
Он отложил книгу и уставился в потолок.
– Штаммы пригласили нас обоих на каникулы. Знаю, ты от нее не в восторге, но жалко упускать такую возможность сменить обстановку, и на озере всегда есть чем заняться. Будешь кататься на лыжах, на коньках, на санках – на чем хочешь. Там хорошо. Вечера у камина.
Ответа не последовало.
Я вздохнула:
– Я не давлю на тебя, но завтра мне надо дать ответ Штаммам. Скажи, поедешь?
– Конечно, – ответил он, глядя в потолок. – Почему бы нет?
Я поцеловала его в лоб. Он отмахнулся, как от мухи, но после несколько дней вел себя нормально. Заметно ожил, хотя семейными делами по-прежнему не интересовался. Мать была счастлива, когда я сказала ей о приглашении. Уверяла, что на свежем воздухе Мартин снова станет веселым и беззаботным, как и раньше. Отец же не выразил большой радости. Он не запретил нам ехать, но дал понять, что на нашем месте хорошенько подумал бы, язвительно намекнув на подачку богатеев. Ему не нравилось, что мы едем вместе, и я смутно догадывалась почему. Одно дело, если бы я сама по себе поехала немного отдохнуть и встряхнуться; и совсем другое, если мы поедем с Мартином, – это уже тянет на заговор против него.
