Барбара Вуд - Китайская шкатулка
Но главное, моя мать научила меня искусству врачевания, которое перешло к ней от наших предков. Она показала, как аккуратно записывать в книгу состав каждого лекарства — и по-китайски, и по-английски. «Если в организме не хватает инь, нужно взять одну часть корня ша шен, три части плодов волчьей ягоды, три части измельченного в порошок панциря черепахи. Кипятить на медленном огне, не позволяя пене слишком быстро подняться».
Мама также объяснила мне важность гармонии инь и ян. «Инь — это темное, влажное начало, его олицетворяют вода и луна. Ян — это начало светлое, горячее, его символы — солнце и огонь». Когда я заметила, что ян превосходит инь, моя мать возразила:
— Ты когда-нибудь видела, чтобы огонь уничтожил воду? Со временем вода источит самую твердую скалу. Так что же выше?
И вот теперь, в тот день, когда мы в последний раз пришли в порт, мать обратилась ко мне:
— Твое образование закончено. Ты должна отправиться в мир.
Мы вернулись на Малай-стрит и остановились около прилавка с едой, где моя мать отдала несколько драгоценных монет за две чашки риса с креветками. Мы съели их там же, как делали обычно портовые рабочие и рикши. Такую роскошь мы редко могли себе позволить, и моя мать сделала мне подарок: она съела совсем чуть-чуть и заверила, что уже сыта. Она даже пожаловалась торговке, что та дала нам слишком много, а потом высыпала содержимое своей чашки в мою, отдав мне самую жирную креветку и самую сочную часть своего риса.
— Тебе нужны силы, Гармония, для долгого путешествия, которое тебе предстоит, — проговорила она.
Когда я закончила есть, наслаждаясь редким лакомством, торговка дала мне крупную папайю и сказала:
— Это бесплатно, бесплатно! Это тебе подарок. Ай-я! — обратилась она к моей матери. — Ваши лекарства творят чудеса! Мои двое ребятишек больше не кашляют и спят всю ночь спокойно. Можете зайти и посмотреть.
Мы вошли в дом, и торговка показала нам люльку для двойняшек. Однако люлька была пуста, потому что ее дети умерли двадцать лет назад во время эпидемии инфлюэнцы. Ее соседи и покупатели считали, что лучше подыграть ей, чем заставлять несчастную взглянуть правде в глаза, так что раз в неделю моя мать давала ей снадобье, чтобы добавлять детям в молоко.
— Запомни это, Гармония, — сказала мне мать, и я поняла, что это был ее последний урок.
Мы не успели дойти до дома, когда она негромко охнула и нагнулась ко мне:
— Ай-я, я не могу идти дальше! У меня так болят ноги…
Я отвела ее в тень, чтобы она могла отдохнуть, прислонившись к стене. Мы стояли, и я разглядывала прохожих: китаянок, вышедших за покупками, смеющихся малаек, спешащих мимо арабов, торопливо проходящих англичан.
Внезапно перед нами остановился высокий, полный достоинства джентльмен. Он был китайцем, но носил белый пиджак и белые брюки, как в тропиках обычно одеваются англичане. Умные глаза прятались за круглыми стеклами очков, а на голове у него была шляпа наподобие той, что в миссии носил преподобный Петерсон, чтобы защитить от солнца нежную кожу. Мужчина посмотрел на нас, а потом вынул из кармана монету.
К моему величайшему стыду, я поняла, что он принял нас за попрошаек!
Но тут его взгляд упал на мою мать, и он остановился. Он долго смотрел на нее с выражением, которого я тогда не поняла. А затем мужчина спрятал монету и пошел дальше.
— Почему он не дал нам денег? — спросила я, хотя и шала, что мама все равно от них отказалась бы.
— Чтобы не нанести удар моему достоинству, — ответила она, а ее глаза не отрывались от высокой фигуры, идущей по улице, пока та не скрылась в толпе. — Для дочери знатного человека, Гармония, стать попрошайкой значит потерять свое лицо. А это хуже смерти.
— Но почему тогда он остановился?
— Он признал мою потребность в достоинстве — так же как понял мою нужду в деньгах.
— Откуда же он мог об этом узнать?
— Дело в том, что этот человек — твой дедушка, Гармония. Мой отец…
Вот тогда я узнала подлинную историю Мей-лин. Она рассказала мне о том, чем пожертвовала, пока мы медленно шли домой, в нашу крохотную комнатку над публичным домом на Малай-стрит.
Семнадцать лет назад, стоя у окна в комнате над магазином шелковых тканей мадам Ва, Мей-лин уже знала, что американец уехал, а в ее чреве зародилась новая жизнь. Она могла бы пойти домой и умолять отца о прощении. Возможно, она тронула бы его сердце, и отец просто отослал бы ее на время куда-нибудь. А потом моя мать могла бы продолжать жить в том доме, который она так любила, и оставалась бы там, пока ее американец не вернулся за ней.
Но Мей-лин не могла опозорить своего отца.
Вместо этого она предпочла присутствовать на своих собственных похоронах…
Мей-лин послала свою старую служанку в дом на Пикок-лейн, чтобы та рассказала, что ее молодая госпожа утонула в бухте, пытаясь спасти тонущего ребенка. Служанка подкупила рабочих в порту и кули, чтобы те тоже подтвердили, что были свидетелями героического поступка. Отец, как сообщила Мей-лин служанка, очень горевал, потому что любил свою старшую дочь. Он организовал для нее достойные похороны, хотя тело так и не достали из воды. Мей-лин сожалела о том, что ей приходится причинять отцу такую боль, но она понимала, что тем самым спасает его от еще большей боли. Мертвая честная дочь лучше, чем живая, но обесчещенная.
Тогда я поняла, почему этот пожилой джентльмен так посмотрел на мою мать — сначала с легким недоумением, потом с ужасом, а потом с восхищением, когда он увидел меня и узнал свои собственные черты. Ведь я была его внучкой! Он понял в то мгновение, что сделала Мей-лин и какую жертву она принесла, чтобы спасти честь семьи.
Моя мать закончила свое удивительное повествование, когда мы уже подошли к нашему дому на Малай-стрит. Нас ждал мужчина, которого я сразу узнала: он работал в миссии. Этот человек принес пакет от преподобного Петерсона. В нем оказались бумаги, позволяющие мне уехать в Америку, официально заверенные консулом США в Сингапуре. У меня даже было подлинное свидетельство о рождении, где говорилось, что мой отец — американский гражданин. Преподобный Петерсон объяснил моей матери, что в Америке существует закон, согласно которому дети американских граждан, вне зависимости от места рождения, тоже считаются гражданами Соединенных Штатов. Я удивилась, увидев свидетельство о браке между Мей-лин и Ричардом, и моя мать пояснила:
— Мы с твоим отцом были женаты в наших сердцах, Гармония. Преподобный Петерсон — добрый человек, и он понимает тяжелое положение женщин. С этими документами, на которые я потратила столько трудов и столько денег, ворота Золотой Горы откроются для тебя.
