Андрей Жвалевский - Беременность не болезнь
«Э, – осадил я себя, – ты чего? Тоже мне, поборник высокой морали! Сам-то свободно любился, и в ус не дул!»
«Это другое, – ответил я-отец, – я был уже взрослым. И женщины мои были взрослыми!» «Особенно та первокурсница». «Ей было уже восемнадцать».
«Ага, на следующий день и исполнилось. И она сразу стала серьезной взрослой женщиной. Не без твоей помощи».
«Она была слишком легкомысленная».
«Да нормальная она была. Веселая и умная. Тебе понравиться хотела. А ты ее подпоил. И все это при живой жене».
«Так что теперь,- взъярился я-отец,- послать дочку на панель?»
«Дураком быть не нужно. И вести себя с ней честно, а не как ты с Машкой. Она тебе серьезные вопросы задает, а ты только подкалывать умеешь. А нужно сесть и поговорить».
«О наркотиках?»
«И о наркотиках. И о сексе. О презервативах. О том, что нельзя в постель ложиться с кем попало и по пьяному делу. О СПИДе и прочей дряни».
«Вот прямо сейчас и пойду говорить. Прямо в живот. По методу Марашки».
«А чего ты опять ерничаешь? Хочешь – так и поговори с животом. И погладь. И чмокни. Это ребенок, его любить нужно. Прямо сейчас, а то потом будет поздно».
Я задумался. Головой я все понимал, но… как можно разговаривать с животом? Как можно любить зародыш? Это же еще не человек. Плод, в смысле овощ. Если хотя бы посмотреть на него, потрогать.
Я протянул руку и дотронулся до своей дочери. Она была пухленькая, рыжая и смотрела настороженно.
– Не бойся, – сказал я ей, – я твой папа. Держи палец.
Дочка вздохнула и потянула мой палец в рот. Я посмотрел, как она грызет его, словно морковку, и подумал: «Ага. А я уже, оказывается, сплю».
САМОЕ ПРОСТОЕ
**Приезд Люды сильно ускорил наш ремонт.
Лично мне она совершенно не мешала, а наоборот, готовила завтраки, а вот Сергей взвыл уже на второй день ночевки на диване.
После Сережиного дня рождения у нас в подъезде произошло окончательное братание и сестрение. Люди начали дружить просто с остервенением. Я даже пугаться стала, так активно все заботились о моем здоровье.
Сосед с восьмого этажа оказался бригадиром на стройке и пригнал бригаду, которая доделала ремонт у нас и за неделю сделала квартиру Люде.
Соседка с пятнадцатого, у которой девочки-близняшки, Машины ровесницы, договорилась с учительницей и оформила Машку в класс к своим дочкам. И школа оказалась недалеко, и детей водить можно по очереди.
Короче, жить бы и радоваться, но однажды вечером я случайно подслушала телефонный разговор Сергея. И этот разговор мне страшно не понравился.
– Да, – говорил мой муж, – так больше продолжаться не может. Конечно, я уйду. Я понимаю, что поступаю не очень красиво… А что обязательства? Ну не могу я больше себя насиловать. Ну переживут как-нибудь, буду помогать первое время. Нельзя зацикливаться, нужно пробовать новое. Да, такого у меня еще не было, чувств будет выше крыши. Девать некуда, сплошная романтика. Нет, не уговоришь. Все, пока.
Я изо всех сил старалась ничего такого не подумать. Я часа три ничего такого не думала. А потом меня осенило! Я же сама во всем виновата. Я уже месяца три с Сергеем не сплю! Все время не до того, то Маша под бочком, то Люда, то просто неохота. У меня гормоны перестроились так, что хочется спать в прямом смысле этого слова.
А с другой стороны, зачем же сразу уходить? И интересно, к кому? К своей бывшей Маше? Она, кстати, звонила на его день рождения. Как я выживу одна с двумя детьми?
Все эти мои рассуждения носили чисто теоретический характер, в сердце я их не пускала. Не могла поверить в то, что Сергей может нас бросить.
Но некстати вспомнился мой первый муж, который начал гулять, когда Маше был месяц. А потом я нашла у Сергея в кармане куртки любовный роман. Маленький покетбук, довольно замусоленный. Я поняла, что готова поверить в то, что у него есть любовница. По крайней мере, это выглядит правдоподобнее, чем то, что он сам решил почитать эту дребедень.
**К концу августа суета с переездами и ремонтами как-то улеглась. Пару раз заходил по привычке в свою старую квартиру, но дверь мне открывала Люда. Она всегда заманивала меня внутрь, показать, как все устроила.
Эта энергичная девица явно тосковала. Пока шел развод, потом ремонт, потом жизнь с нами – она занималась преодолением временных трудностей. Некоторые из них были явно притянуты за уши, нос и другие части тела. Например, чего ради было две недели торчать у нас дома? Она же собиралась снять квартиру!
И вот настал момент, когда трудности остались позади. Что-то она там делала на работе, но энергия расходовалась, судя по всему, процентов на тридцать, остальное накапливалось и кипело, как в котле. И находиться рядом с этим котлом было небезопасно. Она так призывно двигала туловищем, что я… В общем, на фоне тотального сексуального воздержания вынести этот полный жара взгляд было непросто.
И ведь что ужасно? Вряд ли Люда осознавала, что делает. У нее просто дымилась шкура, а тупо завести себе мужика она не собиралась. Однажды, когда мы встретились в лифте, и Люда снова позвала пить чай, я вдруг понял – все, предел. Если я окажусь с этой женщиной наедине в пустой квартире, дело кончится бурной постелью, и виноват в этом буду только я.
Поэтому я нажал «Стоп» (глаза Людмилы загорелись рысьим пламенем) и очень внятно произнес:
– Люда! Ты очень сексуальная. Если бы у меня не было Кати, я… Короче, все было бы по-другому. Я бы гонялся за тобой по городу, дарил бы цветы мешками… и все такое. Но Катя есть. А я всего лишь мужчина. Не обижайся, но у меня от тебя башку сносит. Сама понимаешь.
– Понимаю, – кивнула Люда и добавила крылатое изречение.
Повторять его в приличном обществе не стоит, но смысл такой: где живешь – не заводи случайных связей, где заводишь связи – не женись.
Я так и не понял, обидел ли эту жаркую женщину, но с тех пор она держалась со мной слегка насмешливо, а вскоре стала появляться в обществе крепкого пожилого брюнета. Петрович тут же сообщил, что брюнета зовут Руслан Олегович, он работает в автомобильном бизнесе и ездит на новом «бумере».
Разборки с Людой всколыхнули мои гормоны, и, чтобы отвлечься, я стал работать с каким-то остервенением. К началу сентября выстроил по стойке «смирно» весь отдел и добился того, что макеты стали сдаваться точно в срок, а редакции (невзирая на период отпусков) отдавали рукописи почти день в день.
31 августа я почувствовал смертную скуку.
Прежняя моя должность позволяла развиваться практически безостановочно. А что я мог в качестве руководителя производства? Собственно, все силы уходили только на поддержание отдела в рабочем состоянии. О новациях и гениальных идеях я и думать боялся. И понял, что уперся в стену.
