Татьяна Краснова - Конкурс песочных фигур
ПРОГУЛКА В ПРОВИНЦИАЛЬНОМ ГОРОДЕ
Балалаечник вошел в вагон и, пожелав приятного пути, затренькал на одной струне. Карина, не просыпаясь, начала потихоньку разбирать: «Выйду на улицу, гляну на село…», «Живет моя отрада в высоком терему…», «Знает только ночь глубокая, как поладили они…», «Я уйду с толпой цыганок за кибиткой кочевой!». С заключительным треньканьем она открыла глаза и полезла за десяткой. Балалаечник торопливо кланялся пассажиру напротив – заметному усатому блондину в таком пиджаке, в каких обычно в электричках не ездят. Карина узнала белогорского знакомца, которого все фамильярно звали Павлик, а был он довольно известным юристом и работал в Москве.
Он по-свойски кивнул Карине, как будто они виделись только вчера:
– А мы давно уж вместе едем, я только не решался разбудить. А вон тот с балалайкой – ему сколько надо было дать?
– Десятку. А вы сколько дали?
– А я пятьсот. Я же не знал. А он так уставился – черт, думаю, наверно, маловато!
– А вы чего на электричке?
– Да того же, что и вы! Володя разве не говорил? Мы же тогда, на мосту, вместе…
И начал, все больше увлекаясь, красочно рассказывать об аварии, о бешеном грузовике, о том, как вереница машин чудом не посыпалась в речку. Пал Палыч был удивительно похож на Илью, только подросшего, лет на десять старше, но ничуть не повзрослевшего, и даже о дорожном происшествии рассказывал не в печальных терминах – моральный ущерб, материальный ущерб, – а так легко и весело, словно сочинял все на ходу и сам не знал, что дальше будет. Может, волшебник спустится на голубом вертолете или на облаке… Карина слушала и начинала улыбаться, потому что начинало казаться, что так и надо идти по жизни – все вперед и вперед, прочь от неприятностей, без хмурых бровей.
Сойдя с электрички, они продолжали путь вместе, и Пал Палыч, не умолкая ни на минуту, развлекал блондинку – сыпал анекдотами. Дошли до центральной, городской части Белогорска, и он непринужденно переключился на ту роль, которая завтра ждала Карину, – стал описывать местные красоты. Причем, как она догадывалась, с таким посылом: у нас здесь здорово, перебирайтесь поскорей. Будто давно уже было решено, что она поселится на Белой Горке, и все об этом знают, а капризная барышня медлит, не в силах расстаться со столичной жизнью. Что ж тут удивительного. Тяжкие труды не пропали, и общественность прочно связывает ее с Головиным, теперь не отвяжешься. Не в силах протестовать, Карина слушала про хорошие магазины и похуже, про автосервис и заправки, про ветлечебницу и песьего лекаря-чародея – у Медведева большой пятнистый дог, и вот недавно он чем-то отравился… Даже про отличную прачечную – Пал Палыч разбирался в таких вещах, потому что был одиноким отцом с двумя детишками, о чем он и прошлый раз сообщал, и сейчас на всякий случай напомнил. Он даже насовал ей разных карточек с адресами и телефонами.
– А вон «Три пескаря» – прекрасное кафе, надо зайти обязательно! У Аркаши Королева умеют готовить. Нет-нет, вы замерзли совсем, я же вижу! Надо хоть выпить чего-нибудь – хоть кофе!
Да, июнь оказался холоднее мая, думала Карина, запахивая ветровку, но обещают, что завтра солнышко будет не только светить, но и греть. И вообще, здесь не дадут замерзнуть, свободные мужчины так и снуют. Просто бери голыми руками – только брать не хочется, что, наверное, ненормально – такие усы пушистые, такой костюмчик, такое красноречие.
В «Пескарях» было все так же уютно, и пираньи из своего мутно-зеленого подсвеченного мира все так же бесстрастно обозревали посетителей – а мурены и рыбок-клоунов не было видно, возможно, кто-то все же кого-то съел. Кофе был вкусный, и Пал Палыч уже рассказывал о своей домработнице, которая умопомрачительно варит этот напиток, и предлагал и заходить выпить кофе, и рецепт, и домработницу с кофемолкой.
Хозяин заведения, все такой же упитанный и жизнерадостный, пробегая мимо, остановился, раскланялся, спросил Медведева, как машина, Карину – как Володя, и сам же ответил:
– А, ну да, его же совсем затерзали с этим праздником! И меня тоже! Павлик только отвертелся, как всегда, а мы паримся! Ну ладно, повеселим вас, как сможем, пока-пока, увидимся!
Карина, стараясь не вдаваться в подробности, как Головин связан с городским праздником и кто его затерзал, распрощалась с общительным юристом – дом ее тети, сталинской застройки, розовый, с лепниной, называемый в народе «зефир», был в двух шагах от кафе. Разрешение остановиться на эти дни она испросила заранее.
– Жаль! – неподдельно огорчился Пал Палыч. Он жил в Сосновом Бору, недалеко от Володи. – А я думал, вместе пойдем поболтаем! Я бы вас до дома проводил. Авось Головин из ружья не выпалит, он смирный. Это его отец был буйный и дико ревновал красавицу жену…
Он еще что-то кричал на прощание и смеялся, и Карине вдруг стало так грустно, так не захотелось идти в пустые стены – тетка уехала то ли на дачу, то ли еще куда-то, – и она почти пожалела, что не идет сейчас с Павликом, не слушает его отвлекающий веселый вздор. Чтобы оттянуть унылый вечер в «зефире», зашла в продуктовый, купила йогурт на ужин и две сосиски на завтрак, потом в книжный, который был рядом, – Иринке что-нибудь посмотреть.
Пестрые витрины удивили и разнообразием, и наличием новинок – кажется, в Белогорске действительно можно жить, сюда и книжки возят. Выбрала Иринке «Муми-троллей» с рисунками писательницы – все равно собирается библиотечка, никуда не денешься, хоть и волосы дыбом встают при мысли о переезде. Себе, поколебавшись, взяла книгу обладателя престижной премии. Виновато взглянула на остальных авторов: может, вы и лучше, хоть и без премии, но что поделать, пала жертвой рекламы.
Поворошила букинистический прилавок – обложки советских изданий приятно отличались строгостью и хорошим вкусом. Мелькнул альбом с каким-то знакомым разлапистым деревом, с избушкой на курьих ножках. Крупными буквами: «Художественное наследие Глеба Головина уникально. Мастер работал с природным материалом, его корневые скульптуры украшают музеи и парки России, хранятся в частных коллекциях, его выставки отмечены наградами ВДНХ…»
Карина, сама не своя, перевернула страничку – и она была уже не в магазине в центре города, а в доме-корабле с большими окнами, среди книжных шкафов до потолка, и в живом огне трещат шишки, и широкие деревянные ступеньки готовно ложатся под ноги протоптанными ложбинками. Под домашней пальмой загораются два желтых глаза – Кошаня аккуратно и неторопливо объедает листья. У крыльца приветливо вертятся два хвоста – рыжий и черный… «Оригинальные деревянные и корневые скульптуры органично вписаны в декоративно-ландшафтное пространство белогорского парка. Они стали местной достопримечательностью и даже попали в набор сувенирных открыток…»
