Луис Реннисон - И тогда оно упало мне в руки

— Я пришел к тебе с миссией любмейстера[62], — поясняет Дейв. — Как твой наставник по любовным вопросам, докладываю, что виделся с Масимо.

Я вся затрепетала. В это время Горди с грохотом свалился на пол.

— И что-то-то он ска-ка-зал?

— Что вообще произошло в субботу? Масимо говорит, ты была какая-то странная.

— Понимаешь, у меня сногсшибанцы слиплись, а одна потом вообще отвалилась.

— Сногсшибанцы? Слиплись? И одна отвалилась? Как это?

Дейв с недоверием смотрит на мои нунги — вроде обе на месте.

— Да нет, ты не понял, — говорю я. — Я имею в виду накладные ресницы. Я опустила глаза, и ресницы слиплись. Я же ничего не видела. Поэтому я притворилась, будто танцую с закрытыми глазами. Потом одна сногсшибанца отвалилась, а от второй я избавлялась в тарталете.

— В тарталете?

— Да, в туалете.

— Ну ты даешь! — Дейв даже присвистнул.

Как настоящий друг и любмейстер, Дейв провел со мной просветительскую беседу. Если я хочу заполучить Масимо, сказал он, я должна быть сладкой и горькой одновременно, не подпуская его близко. Я ему понравилась, несмотря даже на то, что танцевала под песню Рольфа Харриса. Но Масимо парень видный, к тому же наполовину итальянец, и, следовательно, падок на девичью лесть. Именно этим и воспользовалась Линдси. Масимо еще не осмотрелся и не знает что да как, сказал Дейв. И про Линдси он тоже ничего не знает — что она девушка-макрель, макрель в стрингах.

А по мне, так с первого взгляда ясно, кто такая Линдси. Одни ноги чего стоят.

И если Масимо нравятся девушки с узловатыми коленками, то я вас умоляю. Хотя… Ведь БЛ тоже с ней встречался…

Но Дейв объяснил мне, что парни западают на самое неожиданное в девушках, т. е. парни прокалываются на своем, а девушки на своем. А что до узловатых коленок… Парней можно понять — у них ведь «полные штаны змей»… Ну Дейв и отмочил.

И еще Дейв сказал, что с парнями нельзя разговаривать полунамеками — они этого не понимают.

В книжке «Как влюблять в себя всех подряд» действительно нахожу такие слова:

1. Парни любят лесть. С этим вы никогда не переборщите. И даже если на самом деле вы подтруниваете над ними, они не поймут вашей иронии.

2. С парнями нельзя разговаривать полунамеками — они этого не понимают. Нужно говорить конкретно, чего вы хотите.

Сколько же у них заморочек.

И еще вопрос: с какой стати мой наставник по вопросам любви сам пристает ко мне с поцелуями?

Или, если точнее, с какой стати я с ним целуюсь?

Надеюсь, с точки зрения общечеловеческого синдрома обожания это нормально.

Понедельник, 25 апреля

Испробовала лесть на самом паршивом представителе мужской части населения, т. е. на герре Камьере. Он нацепил носки в клеточку — они ярким пятном торчат из-под его коротковатых брюк. Сегодня герр Камьер ударился в воспоминания о своем разнемецком детстве в Баварских Альпах: как он ходил в походы, где они распевали народные песни и отплясывали народные танцы. И еще они жарили на костре сардельки. Герр Камьер, наверное, съел на своем веку тонны сарделек — уж больно часто он вставляет их в грамматические упражнения на доске.

После урока, пока герр Камьер запихивал книжки в портфель, я тихо подошла к нему сзади. От неожиданности он аж подпрыгнул и уронил книжки на пол. Пока он их подбирал, я и говорю:

— Герр Камьер, урок был очшень, очшень интеррестен, и на вас сегодня очень красифф носки.

А он и отвечает:

— А, благодарю, Джорджия. Дер носки есть подарок от моей мамы, и я ими очень дорожить. У меня есть галстук в тон носки.

— О, как это интерестен.

— Карашо, я в следующий раз надеть, чтоб ты увидеть, — сказал герр Камьер и нервно поправил очки на переносице.

— Я буду очшень ратт.

Герр Камьер во весь рот разулыбался — от такого внимания к своей персоне у него даже начался нервный тик. О, трудная эта штука — лесть. И это учитывая, что я выбрала самый легкий объект.

Рассказала Рози с Джулз про советы любмейстера.

Рози и говорит:

— Дейву вполне можно доверять в этих вопросах, но только герра Камьера трудно назвать парнем, он просто учитель немецкого. Бьюсь об заклад, что с Элвисом у тебя этот номер не пройдет.

Самое трудное задание — опутать лестью Элвиса Эттвуда, чемпиона по ворчанию.

Рози с Джулз уверены, что у меня ничего не получится. Они решили поподглядывать и поподслушивать — спрятались за туалетом на улице.

Элвис копается в саду, а на самом деле он извращенец и подглядывает за девчонками: на улице тепло, и они вышли на физру в шортиках. Мне иногда кажется, что если он отрастит волосы и нацепит юбку, то будет вылитая мисс Стэмп.

Я подхожу к Элвису с такими словами:

— Здравствуйте, мистер Эттвуд. Говорят, что вы от нас уходите, какая жалость.

Слышу, как Рози сдавленно смеется за туалетом.

Мистер Эттвуд одаривает меня кривой ухмылкой, припасенной специально для меня. Я же контратакую обворожительной улыбкой, у меня даже ноздри трепещут от восторга — так я его обожаю.

— Что тебе надо? — рычит Элвис. — Я был в кабинете химии и видел, что ты нарисовала на доске.

— Ваш портрет? Как это прелестно! — говорю.

— Прелестно! Да это же мерзость!

— Ах, ах, и кто же посмел нарисовать вас в чем мать родила, с огромной трубкой во рту?

— Да, кто посмел?

— Не знаю. Первый раз слышу.

Элвис грозно шевелит бровями:

— Ужасное, ужасное поведение! А еще девочки. В наше время за такие дела уши надирали.

— Знаете, я совершенно с вами согласна, мистер Эттвуд. Дисциплина у нас в школе — отвратная. Я так просила мисс Хитон надрать мне уши, когда меня оставили после уроков, но она меня и слушать не захотела. А вы знаете, что в школе для мальчиков до сих пор практикуют розги?

Элвис расправил плечи и вытянулся в полный рост (это метр с кепкой-то):

— Вот-вот, я бы и в вашей школе ввел розги. Потому что никакие нотации вам не помогают.

— Совершенно с вами согласна, мистер Эттвуд. Нотации — это все фигня, вы уж меня извините. На основах религии я очень часто поднимаю вопрос о розгах, да какое там. — Элвис весь напрягся, не понимая, в чем подвох. А я продолжаю: — Уж не знаю, в курсе вы или нет, но нам, девочкам, нужна сильная рука. В вашем лице. Вы думаете, почему мы так безобразничаем? Да потому, что нам не хватает вашего отцовского внимания. Ведь мы вас так уважаем, так уважаем. Мы все ерничаем, но на самом деле даже домой идти не хочется, так вы нам дороги.