Аннетт БРОДЕРИК - КАНИКУЛЫ В АРИЗОНЕ
Зачем он приходил? Повидаться? Но почему тогда не подошел? Она недоумевала, и еще много-много дней перед глазами у нее стояло явление Хока на торжественном вечере.
Да, затем и приходил – увидеть ее. Другой причины она придумать не могла.
Глава 12
Пейдж отодвинула от себя тарелку.
– Все, па, я больше не могу. Ты кормишь меня как на убой.
Филип покачал головой: она едва прикоснулась к еде.
– Да ты ешь как птичка, Пейдж! Она засмеялась.
– Помнишь, как ты дразнил меня? «Ты ешь как птичка, Пейдж. Птичка гриф». Филип усмехнулся.
– Да, птенцом ты была прожорливым. И большим мастером сжигать калории прежде, чем они превратятся в жир. Но теперь речь идет о калориях, которые ты не можешь позволить себе терять.
Он смолк, решив, что сейчас не самый удобный момент для столь щекотливого разговора.
Вошла Сара с кофейником и налила им еще по чашечке кофе.
– Все было, как всегда, вкусно, – сказала ей Пейдж.
Пожилая экономка улыбнулась.
– Мне очень приятно, что вам понравилось.
Филип встал.
– Ты не находишь, что в кабинете пить кофе уютнее?
У Пейдж давно вошло в привычку по пятницам проводить вечера с отцом. Пожалуй, для них это была единственная возможность обсудить и личные, и профессиональные проблемы. Хотя они и работали вместе, в одной клинике, но почти не видели друг друга – разве что мимоходом, в коридоре.
Пейдж со вздохом утонула в мягком кресле. Раньше она так не уставала. Мгновенное видение каменистого пути в горах мелькнуло перед ней, но она тут же отогнала его. Это было в другой жизни – и не с ней.
– Пейдж!
– Да?
– Я за тебя беспокоюсь.
Пейдж с удивлением вскинула глаза на отца. Он выглядел свежим и отдохнувшим. Ему уже разрешили работать, неполный рабочий день, и это его основательно подбодрило.
– Беспокоишься? О чем ты?
– Ты похудела, ничего не ешь и, по-моему, неважно спишь. Как же мне не беспокоиться? Я думал, мы друзья.
Она возмутилась:
– Почему ты говоришь в прошедшем времени? Конечно, мы друзья.
– Но не настолько близкие, чтобы делиться самым важным, да?
Озадаченная серьезностью его тона, Пейдж попробовала отпираться:
– Я не знаю, па, о чем ты.
Он пожал плечами. Заставить ее говорить он не мог, раз она сама на это не шла, но отцовское сердце подсказывало ему, что ей необходимо выговориться. Просто необходимо.
Он осторожно спросил:
– Может быть, тебе нужна консультация специалиста, ты об этом не думала?
Неужели мои дела так плохи? Пейдж пришла в полное замешательство. Она приложила столько усилий, чтобы забыть Хока, и ей действительно удавалось отодвигать его на второй план в течение дня. Но каждую ночь он снился ей так явственно, что она боялась сойти с ума.
Видно, не напрасно боялась.
Она села попрямее в кресле. Может быть, и правда надо все сказать отцу.
– Помнишь, когда у тебя был приступ, я полетела во Флагстаф.., но не долетела? Он молча кивнул, не желая спугнуть ее.
– Если люди оказываются один на один, отрезанные от мира, то можно за неделю узнать друг друга лучше, чем за много лет…
Она подыскивала слова, не зная, как лучше объяснить то, что произошло между ней и Хоком. Собственно, она и сама не понимала, что это было.
– Представляю себе, – проронил Филип.
– Я никогда не встречала таких, как Хок Кэмерон. Он среди нас – как пришелец с другой планеты. – Пейдж поглядела в спокойные, внимательные глаза отца. – Невероятный человек.
Она помолчала и, не дождавшись ответной реплики, продолжила:
– Хок – одиночка. Он был предоставлен сам себе с четырнадцати лет – странствовал по всему свету и.., и, кажется, не собирается останавливаться. Я даже сомневаюсь, что он когда-нибудь где-нибудь осядет…
Филип начал догадываться – скорее не по речам Пейдж, а по умолчаниям.
– Ты влюбилась, – спокойно констатировал он.
Она оторвала взгляд от своих судорожно сплетающихся пальцев и в смущении пробормотала:
– Не знаю, ничего не знаю. Я просто не могу его забыть. Помню все наши разговоры, все-все помню…
Легкая краска на ее лице дала Филипу достаточно информации для собственных выводов.
– Он учил меня, как жить в походных условиях, что можно взять у природы, что надо уметь. Хотя мы оказались при снаряжении, так что у нас были кое-какие удобства. – Она потрясла головой. – Не понимаю, почему я все время о нем думаю. Филип улыбнулся.
– На мой взгляд, очень похоже на любовь.
– Как же от этого избавиться?
– А зачем избавляться?
Она вздернула плечи.
– Нет выбора. Он ясно дал понять, что мы – из разных миров.
– Ты это и без него знала.
– Знала.
– Но тебя же это не смутило? Глаза Пейдж наполнились слезами, и отец превратился в расплывшееся пятно.
– Не смутило, нет.
– Так что же ты намерена делать?
– Ничего. Чтобы построить отношения, одной моей любви мало.
– А-а! Понял наконец! Ты в него влюбилась, а он к тебе интереса не проявил.
Пейдж бросило в жар, когда она вспомнила, какой интерес проявлял к ней Хок. Еле слышно она проронила:
– Он говорил, что любит меня.
– Может, это так и есть?
– Может, но не в достаточной мере.
– Теперь я не совсем понимаю. Какой мерой ты меряешь?
– Он сказал, что он не комнатная собачка, чтобы ждать целый день, пока я уделю ему время.
В ответ на эту неподдельную боль Филип некстати рассмеялся. Пейдж посмотрела на него большими глазами.
– Пейдж, родная, а тебе будто бы нужна собачонка, которая сидит и ждет подачки от хозяйки. Почему этот образ так тебя огорчил?
– Наверное, я почувствовала в его словах какой-то укор. Я рассказывала ему, что увлечена работой и что у меня нет времени на личную жизнь.
– Тогда тем более – ты сама дала ему понять, что Не станешь ничего менять в своей жизни ради того, чтобы наладить с ним отношения.
Пейдж ошеломленно уставилась на отца.
– А ведь и правда.
– Так чего же ты хочешь? Если он хотя бы наполовину так хорош, как ты его мне описала, он не станет довольствоваться крохами.
– Вот именно. Но больше я дать не могу.
– Ой ли?
– Ты сам врач. И знаешь, что наша профессия забирает человека целиком.
– И кроме того, я знаю, что совершил серьезную ошибку, подчинив всю свою жизнь профессии.
Отец впервые делал подобное признание, и по его глазам было видно, что он коснулся своего самого больного места.
– Я любил твою мать больше, чем ты можешь себе представить, Пейдж. В ней было все, что я желал бы найти в жене.., и в любовнице. А самое большое чудо – это то, что она отвечала мне взаимностью. Такого рода разделенное чувство встречается крайне редко, его надо ценить и беречь, как сокровище. И никогда не принимать как нечто само собой разумеющееся.
