Вэл Дэниелз - Букет для любимой
Брэд молчал, и Отем не стала дожидаться ответа. Она шагнула из затененной ниши в полутемный коридор.
— Ты заставил меня понять, что в моей жизни уже есть один человек, чье одобрение я изо всех сил пытаюсь заслужить. И другой такой мне не нужен.
Она повернулась на каблуках и пожалела, что коридор устлан ковровой дорожкой. Ей так хотелось демонстративно процокать каблучками по полу, уходя от Брэда. Может, хоть этим она могла бы заглушить грохот своего разрывающегося на части сердца.
— Отем!
Она продолжала шагать.
— Спасибо за урок, Брэд, — кинула она через плечо. — Я была на волосок от гибели.
Макс беспокойно ходил по ярко освещенному фойе. Увидев ее, встревоженно кинулся к дочери:
— Отем, дорогая, что случилось? Я повсюду тебя искал…
— Поедем домой, папа, — попросила она. — Пожалуйста, папа.
Отем заметила, что он взглянул куда-то за ее спину.
— Пойду предупрежу Шанну, — тихо сказал он.
— Разреши взять твою машину.
Отец тут же отдал ей квитанцию за парковку и исчез в зале.
Отем направилась к выходу.
Ранним утром в понедельник Отем и Элейн начали готовить букеты по заказу Брэда. К полудню третья часть — для клиентов, живущих в северной части города, — была готова к доставке.
— Ты хочешь, чтобы я их развезла? — спросила Элейн.
Отем изобразила подобие улыбки. Подошла к вешалке, сняла с крючка пальто Элейн и молча бросила ей.
— Обещаю подробный отчет, — пошутила та.
Зазвонил телефон. Отем застыла на месте.
— Будь добра, подойди, — попросила она. — Видишь, — показала она свои руки, — все пальцы липкие, не могу ни до чего дотронуться.
Элейн вернулась через минуту и снова повесила пальто на крючок.
— Это Брэд. Если я немного подожду, нам привезут рекламные брошюры. Он сказал, что сейчас нам их доставят из типографии.
Отем, слушавшая ее затаив дыхание, наконец вздохнула.
Элейн оперлась на стойку.
— Может, скажешь, что все-таки происходит?
— Что ты имеешь в виду?
Элейн возмущенно закатила глаза.
— Ну, во-первых, ты выглядишь так, будто не спала целую неделю. Вздрагиваешь от каждого звонка. И я что-то раньше не замечала, чтобы ты ни до чего не дотрагивалась, боясь испачкать.
Звякнул колокольчик. Отем выпрямилась, но выйти не решилась.
Элейн приоткрыла за ее спиной дверь.
— Все в порядке. Это только клиент.
Отем проскользнула мимо нее к двери, бросив на подругу укоризненный взгляд. Хоть бы скорей привезли брошюры, подумала она.
Минут через двадцать подъехал рассыльный с брошюрами.
— Поговорим позже, — бросила Элейн, относя букеты в свою машину.
— Жду с нетерпением, — елейным тоном откликнулась Отем. Вынула из печи очередной противень с печеньем и пошла обслуживать появившегося посетителя.
Элейн вернулась около часа дня.
— Ты успела забрать Никки из школы? — спросила Отем, когда та вошла.
— Да, на обратном пути, — сказала Элейн и стала снимать пальто.
— Подожди, — остановила ее Отем. — У меня готовы еще шесть букетов. Ты можешь завезти эти заказы по пути домой. Они все, кроме одного, в твоем районе.
Элейн бросила на нее понимающий взгляд.
— Ты даже не хочешь выслушать мой отчет о доставке?
— Могу подождать до утра. Тогда наверняка подробности заставят меня проснуться.
Элейн ничего не ответила. Только покачала головой и снова стала носить корзинки с букетами в машину.
Утро следующего дня прошло почти так же, если не считать того, что они получили еще несколько заказов на букеты.
— Это все тот субботний вечер, — предположила Элейн после пятого заказа.
— Думаю, да.
— Но ты что-то не в восторге от этого, — заметила Элейн, обвязывая огромными бантами корзинки, в которых Отем разместила печенье.
— Нет, почему же?
— Просто не хочешь говорить, да? — Элейн прислонилась к стойке, наблюдая, как Отем заканчивает украшение букета, предназначенного для Марсии. — Симпатично получилось, — заметила она, когда Отем разукрасила сердечки печений голубыми и розовыми пинетками.
Отем отступила, любуясь своей работой — праздничным букетом для будущей мамы.
— Спасибо.
— Так ты расскажешь или нет, что произошло в субботу?
— Не знаю, — ответила Отем, стирая с рук глазурь влажной тряпкой.
Отложив сохнуть шесть только что украшенных печений, она принялась покрывать белой глазурью — основой для будущего украшения — печенья в форме купидонов и сердец, пронзенных стрелами. Этот букет предназначался для Миранды. Отем невольно поморщилась, будто стрела из теста могла ее уколоть и причинить боль. Сняв перчатки, она пошла в ванную за папиросной бумагой.
— Отем, ты что, плачешь? — Элейн тронула ее за руку.
— Да нет, я, кажется, простудилась.
— Ну хватит, дорогая, расскажи, что произошло. Почему ты сегодня такая молчаливая и подавленная?
Отем чихнула. Вымыла руки, снова натянула перчатки и вернулась к рабочему столу. Эти печенья, решила она, должны быть броскими, роскошными, под стать женщине, которой они предназначались.
— Представляешь, — сказала она, хотя в горле у нее стоял комок, — кому-то взбрело в голову назвать белокурую куклу Барби Мирандой.
— Ты ее видела? — заинтересованно спросила Элейн. — И всех остальных тоже? И что? Переживала весь конец недели? Вот почему у тебя такой вид, будто ты не спала несколько ночей. И до сих пор даже не поинтересовалась, как прошла доставка первых букетов.
— Миранду я видела, — призналась Отем, вмешивая блестящие кристаллики сахара в ярко-красную глазурь. Она рассказала, что танцевала, видела букеты, над которыми они столько трудились всю прошлую неделю, и с глубоким вздохом закончила: — Миранда была там с Брэдом. — И уже по инерции, не в силах удержаться, добавила: — А я поняла, что влюбилась в него.
— О, дорогая… — веселым тоном начала было Элейн, но под взглядом Отем умерила свой пыл и тихо закончила: — Да, плохи дела…
— Но я справлюсь с этим, — потухшим голосом ответила Отем.
— Нет, Отем! — сочувственно воскликнула Элейн. — Не надо. Он так… так… подходит тебе.
— Да, подходит. Но проблема в том, что я не подхожу ему. И кажется, теперь я поняла, почему от нас ушла моя мать.
— Почему? — ошеломленно спросила Элейн.
— Я не виню отца, — поторопилась добавить Отем. — Но я вдруг осознала, что большую часть своей жизни прожила, стараясь оправдать его надежды и угодить ему. Если моя мама была такой же несовершенной, как и я, ей не позавидуешь.
— Но какое отношение все это имеет к Брэду?
