Стефани Кляйн - Честно и непристойно
– Тогда подожди пять минут.
В итоге я собралась за десять.
В «Токхауз» мы приехали в компании еще нескольких жильцов нашего дома; оркестр как раз наигрывал песню группы «Ю-Би-40» «Красное, красное вино». Отличная мысль, мне тоже налейте. Пока мы пробивались к узкому длинному бару, Кен, не оборачиваясь, поймал мою руку. Я люблю такие жесты. Они сразу отметают все шансы на платонические взаимоотношения. Сжав мою ладонь, Кен принялся неторопливо поглаживать ее подушечкой своего большого пальца, будто слепой, ощупывающий лицо нового знакомого.
– А классная песня, правда? – крикнул он легко, словно мой пульс и не бился у него под пальцами.
Когда мы добрались до бара, он притянул меня к себе.
– Ну как, Стеф, долго мы будем этим заниматься? – «Заниматься этим» в данном случае означало «не набрасываться друг на друга как безумные».
– А ты не хочешь спросить для начала, что я буду пить?
– Я задаю только те вопросы, на которые не знаю ответа. – Смех в его голосе звучал так отчетливо-осязаемо, что мне захотелось его потрогать.
– Да, ты явно принял ударную дозу витамина С.
– Витамина С?
– Ну да, ты переел Самодовольства, Светоч ты эдакий!
Кен улыбнулся и прикусил нижнюю губу.
– Я же тебе сказал, Стеф, из нас двоих я шутник. – Он постучал мне по кончику носа. – А ты, моя дорогая, – красотка. Что же ты путаешься, когда мы только начали знакомство?
Мы двое? Мне нравилось, когда он так говорил. Нет, я, конечно, прекрасно его понимала, о нас двоих говорить пока еще было рано, но это хорошо, что он не боится говорить о таких вещах. Я бы на его месте уже извинилась, боясь его спугнуть. Потом он поцеловал меня в нос.
– Так вот, я спрашиваю: мы еще долго собираемся этим заниматься? Просто... – Он поцеловал меня в щеку. – Скажи. – В другую. – Когда? – Его губы коснулись моих, сначала легонько, но потом он притянул меня ближе и поцеловал всерьез.
Когда мы остановились подышать, я посмотрела на него с улыбкой и прошептала:
– Когда?
Кен склонил голову набок и посмотрел на меня так, будто пытался изучить знаменитую скульптуру со всех сторон. Такое лицо бывает у моего отца, когда он мною гордится. Такой взгляд бывает, когда любишь.
Потом Кен сказал:
– Давай попробуем еще раз, только сейчас наклони, пожалуйста, голову в другую сторону. – Я озадаченно нахмурилась. – Я левша, – добавил он, будто это что-то объясняло.
С каких это пор появились «правый» и «левый» способ целоваться? Я знаю только правильный способ: не душить партнера своим языком, не распускать слюни и не вести себя как голодающий, пытаясь проглотить его целиком. Поцелуи для левшей? Кто придумал такую ерунду?
Когда мы второй раз поцеловались, Кен провел костяшкой согнутого пальца по моему подбородку, приподнял завиток волос, упавший мне налицо, и убрал его за ухо. Это явно был его выигрышный ход. Это не то же самое, что распахивать перед дамой дверцу такси, привставать из-за стола при ее появлении или идти возле нее с левой стороны, ближе к краю тротуара. Это не выигрышные ходы, а хорошие манеры. Кен явно специально тренировался убирать растрепавшиеся пряди во время разговора. В него влюбляться не стоило. Увы, эта мысль запоздала.
Мы танцевали... Ладно, если честно, мы терлись друг о друга под песню Джонни Кэша, а потом под какую-то песенку о рыжих девчонках. Я едва не вылезла на эстраду, но решила, что объятия Кена куда приятней, чем всеобщее внимание. Если бы я танцевала с кем-то другим, то извинилась бы за струи пота, текущие из-под копны моих распушенных волос, и попыталась бы их вытереть. Но я схватила руку Кена и просунула ее между моей блузкой и липкой от пота кожей. Ощутив, как я вспотела, он с силой прижал меня к себе, обдав шею теплым дыханием. Он крепко поцеловал меня, и я почувствовала, как он меня хочет.
Когда стало совсем жарко, Кен вывел меня на улицу, где мы выпили по холодному коктейлю из пластиковых стаканчиков, чтобы остыть. Он принялся рассказывать о своей семье, о племяннике Заке.
– Это сын моей сестры от первого мужа.
Услышав словосочетание «первый муж», я поняла, что был и второй. Я почувствовала облегчение: значит, Кен не будет судить меня слишком строго.
– Я тоже разведена, – выговорила я, прежде чем сделать большой глоток мятного джулепа.
– Ой, мне очень жаль. – Ненавижу, когда так говорят, это же не означает, что кто-то умер.
– Да ладно, это давно было. – Прошло меньше года.
– Да, разводы паршивая штука, – сказал Кен.
Мы оба посмотрели вниз, на его туфли. Он переступил с ноги на ногу.
– Так что у тебя случилось? Почему вы разошлись?
Я никогда не знала, как лучше ответить на подобный вопрос, чтобы не сказать лишнего. Это вроде беседы с нанимателем, который выясняет, почему ты решила уволиться с предыдущей работы. Да потому что дерьмовая она! А вместо этого приходится говорить что-то вроде: «Я поняла, что пора что-то менять. В той компании я достигла пределов своего потенциала».
– Наверное, из-за моих чрезмерных амбиций. – Идеальный ответ.
Вроде фразочки на собеседовании для приема на работу: «Мой самый существенный недостаток – это перфекционизм». Ага, как же.
– Чрезмерные амбиции? Да ладно.
– Нет, правда, женщинам моего поколения всю жизнь внушали, что мы можем стать кем захотим – врачом, адвокатом, стажером в Белом доме для обслуживания президентских потребностей. В детстве я приправляла каждый день словами: «Я добьюсь всего, чего пожелаю, если буду упорно трудиться», как кашу медом. – Кен придвинулся ближе. – И знаешь, это сработало. Все сбылось. Я добилась всего, чего желала. Отличных оценок, поступления в университет, работы. Но мне никто никогда не говорил, что к личной жизни это не относится. Я сама загнала себя в угол.
– Не понимаю.
– Я слишком привыкла думать, что добьюсь желаемого, если приложу достаточно усилий. И естественно, к личной жизни я подходила так же: если я и вправду чего-то хотела, то наверняка все должно было получиться. Понимаешь, я была замужем за очаровательным евреем врачом. На словах это звучит идеально, и я себя чувствовала... – Я заколебалась. – Я чувствовала себя успешным человеком. Значительным. Или что-то в этом роде. Мне казалось, что этот пункт в списке дел, которые необходимо совершить в жизни, я могу вычеркнуть. – Да заткнись уже, Кляйн. – А оказалось не так. В браке состоят двое, а за двоих я усердно трудиться не могла.
– А он трудиться не хотел?
Меня поразили зеленые искорки в его глазах, до сих пор я их не замечала.
– Он был ленив. Он даже малую нужду справлял сидя; я могла бы и раньше догадаться.
– Ого. Надо будет постараться при тебе не писать. – Он рассмеялся своей шутке, а потом обхватил меня за талию. Я передвинулась, высвобождаясь из его объятий. – Так легко ты от меня не отделаешься, Стеф. – Он поцеловал меня. – Такты что теперь, решила, что свадьбы не для тебя?
