Пат Бут - Малибу
— Пожалуйста, еще, еще, — стонала Элисон.
Тони брал ее, наслаждаясь женским телом. Элисон порой теряла четкость мысли. Все вокруг было в волшебном тумане, страсть накатывала на нее и смывалась волнами наслаждения. С каждым разом они становились все выше, все круче. Элисон с восторгом ожидала девятого вала, чтобы он смыл ее всю в океан экстаза. Тони напрягся, она вновь почувствовала всю мощь и могущество его мужского естества, что сейчас было в глубине ее пещеры из индийских или арабских сказок. Тони содрал с нее остатки одежды, швырнул их воду. Грудь Элисон, освобожденная от всяких оков, отзывалась на ласку его рук. Он провел языком по ложбинке между ее грудями, его крепкие сильные пальцы сжали соски и стали их теребить. Он стал забавляться ее телом, доставляя удовольствие и себе и ей. Элисон снова обхватила его ногами и стала помогать ему своим телом, и долгожданный оргазм девятым валом накрыл ее.
Она задохнулась, потеряла всякую ориентировку в пространстве, забыла, где находится, как ее зовут. Она поняла только одно: такого счастья, такого экстаза у нее никогда в жизни не было. Она наконец выдохнула воздух и пронзительно вскрикнула. Она была словно гребешок могучей волны, легко летящей по океану. Она была птицей, парящей в теплом воздухе высоко над каньоном. Спазмы охватили все ее тело. Сладкие судороги сводили и разводили ее ноги, она не могла и не хотела скрыть своего удовольствия от сексуальной разрядки, от оргазма, который ей подарил Тони.
«О-о-о!» — вознесся к небесам ее крик. Но Тони не отпустил ее. Он не обратил ни малейшего внимания на ее состояние и собирался продолжать. И Элисон Вандербильт, к своему удивлению, вдруг поняла, что она еще хочет его и ничего не имеет против новой попытки взобраться на Эверест наслаждения. Тони поднял ее, раздвинул ноги, приподнял и подсадил себе на грудь. Он был в ней, он любил ее. Сейчас их связывала горячая нить его мужского естества, которая словно мост соединяла два тела. Элисон обхватила ногами его поясницу и откинулась назад. Сейчас она балансировала на его твердом, как железо, мужском жезле. Тони, помогал ей, ритмично двигаясь и поддерживая ее за талию лишь кончиками пальцев. Спустя минуту он начал свой финальный танец внутри Элисон. Она не могла видеть его орудие, но она его себе явственно представляла. Ее чувства все больше и больше возносили ему хвалу, лишь чуть-чуть преувеличивая его действительные возможности. Ее вновь охватило крещендо любовного предчувствия и томления. На этот раз Тони уловил его, и их тела слились в унисон любовной симфонии. Снова он крутанул ее к себе, они посмотрели друг на друга. Элисон смахнула мокрую прядь волос, ее дыхание было тяжелым, зубы крепко стиснуты в сладостной судороге. Она снова начинала таять от любви. Она просто стала вся жидкой, ее ноги и руки дрожали и отказывались служить. Она устремилась ему навстречу, побуждая его сделать с ней все, чего ему только захочется, взять ее всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Она заглянула в его глаза. Это было все, что она хотела сейчас. Она хотела выпить, всю его мужскую сущность, она ждала его освежающий фонтан, который должен оросить потрескавшуюся от засухи землю. И он наконец понял, что этот момент пришел. Он остановился. Элисон притихла и ждала в напряжении. Тони стал абсолютно спокоен. Ее тело связывал с ним только его железный и горячий мост, который, казалось, никогда не отпустит Элисон. Элисон вновь попробовала его представить, но не смогла, в ее влажной и теплой глубине он заполнил все пространство, и она уже просто не могла определить, где же кончается она, а где начинается он. Затем снова и снова. Их обоих охватывало вожделение перед неизбежным и таким сладостным сексуальным освобождением. Вожделение стало их сутью, их мыслью, их словом… И, наконец, фонтан взметнул свою ликующую струю, руки Тони сдавили мертвой хваткой грудь Элисон, он хрипел и содрогался в порыве оргазма. Элисон выгнулась дугой, закричала в порыве животной страсти и забилась в своем оргазме, догоняя его, дополняя их картину единения.
* * *— Я даже не знаю, как делать фотографии, тем более выдающиеся. Я не знаю, как можно распознать стоящий объект для съемок. Одно я знаю наверняка — где есть красота. А она есть здесь! Все дело лишь в том, чтобы оглянуться повнимательнее, и рано или поздно, ты сможешь найти свой шанс.
— Алабама, это что значит, все получается наугад, случайно?
— Ну, не упрощай так. Нужна кропотливая и усердная работа. Ну, и, конечно, нужно везение, чтобы оказаться в нужный момент в нужном месте. Надо еще отточить технику, чтобы и во сне можно было сделать точную фотографию. Все должно быть отработано до автоматизма. Как только ты начнешь вычислять в уме и вспоминать таблицы — считай, дело пропало и кадр упущен. Доверяй первому порыву. И больше нет никаких секретов. Но все это относится к людям, которые уже что-то умеют и знают. Тем, кому требуется только полировка и шлифовка навыков. Талант может быть неразвитым, неосознанным, но он должен быть. Если же его нет — все без толку, не будет никакого успеха. Лишь новая занятная фотография, — твердо заявил Алабама.
Пэт Паркер болезненно поморщилась, но не от оптимистично-пессимистичного, в зависимости от того, откуда посмотреть, взгляда на искусство фотографии, а от того, что тесные джинсы натерли ей ноги и сейчас внутренняя часть бедер саднила. Она попыталась как-то разгладить ткань джинсов, чтобы хоть на минутку-другую освободиться от болезненного чувства.
Пэт колебалась, сказать ему об этом или нет. Нет, она ничего не скажет, иначе он примет ее за маменькину дочку, впервые в жизни пошедшую в поход. Алабама рядом с ней возвышался огромным утесом, великолепно смотрясь на фоне гор, мимо которых они проезжали. В этой атмосфере говорить о чем-нибудь заурядном, типа ее болезненных ощущений, было бы просто невозможным.
— Теперь я понимаю, почему люди носят специальные штаны для верховой езды. Иначе все полностью натрешь себе в одну минуту, — все-таки не вытерпела Пэт.
Алабама не оглянулся. Он не заинтересовался. Она посмотрела на Алабаму. Точно так же, как и в искусстве фотографии искусство верховой езды требовало постоянной тренировки. Пэт крепче обняла ногами лошадь и отдала должное японцам за их национальную черту — терпение в преодолении трудностей. Если это помогло японской йене укрепиться, то, может, верховая езда поможет выработать в ней терпение и поможет отточить ее искусство в фотографии на полях Санта-Моники?
— В этих горах есть только один-единственный враг, которого следует бояться, — наконец бросил через, плечо Алабама. Его лицо затеняла широкая черная кожаная шляпа, одинаково помогавшая ему от дождя и солнца. — Это человек. Он разводит огонь, который уничтожает горы. Он прокладывает через них дороги, губя все живое вокруг. Я еще не встретил ни одного такого покорителя природы, борца за прогресс и развитие, которого мне не хотелось бы пристрелить. — Рука Алабамы легла на полированную рукоять «Смит и Вессона» сорок пятого калибра, который внушительно смотрелся на его бедре.
