Люси Рэдкомб - Ошибка Дон Жуана
Гвен неожиданно устала. Махнула рукой.
— Забудь об этом. Я просто была немножко в шоке, когда проснулась здесь утром. Это для тебя остров — родное место, а я даже не понимаю, где нахожусь.
Родриго смотрел на нее и вспоминал тот миг, когда она проснулась здесь впервые. Тогда, в первые секунды, явно никакого шока не было. Было только мягкое, теплое, податливое тело, полуоткрытые губы, прерывистое дыхание и эти бархатные глаза... карие, нежные, чуть изумленные и ни капельки не испуганные... Глаза олененка, еще не знающего, что людей нужно бояться.
Воспоминание заставило Родриго подобраться, чтобы не застонать от неожиданного возбуждения и желания. Тело-предатель реагировало на эти воспоминания так же, как реагировало тогда на женщину с серебряными волосами, лежащую в его объятиях.
Он смотрел на Гвен и с каждой секундой все отчетливее понимал, что больше всего ему хочется сейчас медленно, очень медленно раздеть ее, нежно и неторопливо целуя каждый сантиметр шелковой белоснежной кожи; перебирая серебряные локоны, зарыться в них лицом и вдохнуть сладкий и пряный аромат женщины; прижать к себе это точеное, сильное тело, прижать так крепко, чтобы она застонала от счастья и боли, чтобы обняла его в ответ и вернула ему боль и счастье, и чтобы так длилось вечно, вечно, пока стоит мир...
Гвен с некоторым испугом коснулась его щеки. Было полное ощущение, что Родриго впал в летаргию. Однако ее легкое прикосновение разбудило его мгновенно, и тогда девушка отступила в испуге. Он встал с кресла быстрым, неуловимым движением. В синих глазах горел мрачный и страшноватый огонь. О чем он думал до сего момента, Гвен и понятия не имела, но видела, что сейчас в душе Родриго происходит какая-то страшная борьба.
До него дошло, что за глупость он совершил, женившись на ней? Он раскаивается? Он вспомнил чувство к Саре? Он не может больше выносить присутствие Гвен в доме, где прошло его детство?
Она, в панике следила за метавшимся по комнате Родриго и чуть не закричала от ужаса, когда он стремительно вылетел на балкон. Ей показалось, что он сейчас бросится вниз... Неважно, что второй этаж, при желании можно и в чайной ложке утопиться!
Родриго Альба обернулся на ее легкий вскрик.
Ветер ласково взъерошил темные кудри, отбросил ворот расстегнутой рубашки, обнажая широкую мускулистую грудь с завитками жестких темных волос... Синие глаза мерцали, словно звезды, на смуглом лице пирата. Ее мужа. Ее мучителя.
— Гвен... Скажи честно, ты же не думала всерьез, что сразу же вернешься к родителям, и снова будешь делить комнату с этой своей сестренкой Лиззи...
— Знаешь... честно говоря, я мало, о чем думала, кроме этой свадьбы... Чему ты улыбаешься? Думаешь, я мечтаю о медовом месяце? Это у других нормальный медовый месяц, но ведь мы... ты и я...
— Хм... А может, моему эго пошло бы на пользу находиться рядом с тобой, об этом ты не думала? Тебе не хочется принять участие в исправлении избалованного и эгоистичного потомка миллионеров?
Покажи мне ту женщину, идиот, которая рядом с тобой способна думать хоть о чем-то, кроме твоих глаз и рук! Да ни одна и слова такого мудреного не вспомнит — «эго»! Перевоспитывать его... Вот уж удовольствие!
— Родриго...
— Да?
— А сколько мы должны будем... ну...
— Сосуществовать?
— Я бы сказала, притворяться женатыми.
— Почему притворяться? Мы женаты совершенно законным образом. У меня все бумаги в порядке.
— Да ну тебя. Красивый отель. И очень красивое место.
Гвен вышла на балкон и встала рядом с Родриго, подставив лицо солнцу и закрыв уставшие за день глаза. Задумчиво протянула:
— Когда мы изучали все эти проспекты и путеводители, я сначала хотела поехать именно сюда, но меня отговорили.
Родриго подумал, что не надо быть гением, чтобы догадаться, кто это сделал. Хорошенькая и пустоголовенькая Лиззи, судя по ее виду, с детства привыкла получать то, чего она хочет, плюя при этом на остальных. Гвен наверняка привыкла всю жизнь находиться на втором месте, хотя, если бы спросили мнение Родриго Альба...
По мнению Родриго Альба, если какая женщина и заслуживала первого места буквально во всем, так это Гвендолен Мойра Ричвуд.
Гвен почувствовала дыхание Родриго на своей шее и замерла, словно испуганный птенец.
До нее донесся укоризненный шепот:
— Трусиха!
Она шарахнулась так резко, что даже глаз открыть не успела. Родриго вскрикнул и резко дернул ее за руку, не давая улететь с того самого второго этажа...
Она открыла глаза и поняла, что он крепко прижимает ее к себе одной рукой, а другая запуталась в ее волосах и не торопится распутываться. Она чувствовала жар его тела и нервную дрожь каждого мускула — его? ее? — и ярость, бурлившую в его груди, и огонь, пожирающий ее саму — или его? — и еще тысячу ощущений, каждое из которых было пыткой, но приносило блаженство. Гвен замерла безвольной тряпкой в могучих руках, а над ней возвышался прекрасный разгневанный испанец, осыпающий ее сотней проклятий на своем родном языке. Господи, хорошо-то как...
— Ты что, решила с собой покончить?!
— Не кричи, тиран...
— Я тебя спрашиваю, ты зачем меня изводишь!!!
Она посмотрела ему прямо в глаза и улыбнулась абсолютно безумной улыбкой. «Изводишь» — прекрасное слово! Он ее извел. Превратил в сверхпроводимый передатчик сексуальной энергии, в комок нервов, в жалкую развалину, которую никто не хочет и не любит...
Ее ноги подогнулись, потому что чувственность ситуации достигла предела. Если бы Родриго разжал сейчас руки, она просто соскользнула бы на каменный пол, но он и не думал их разжимать. Напротив, его хватка усилилась, Гвен уже трудно было дышать...
— Сам... виноват... Не надо было меня пугать... Мы, взрывные натуры...
— Я тебя убью!!!
Он был близко, так немыслимо близко, что она могла бы прямо сейчас поцеловать его, если бы хоть что-то их связывало, кроме, ха-ха, фальшивого по сути свидетельства о браке. Его яростные глаза впились в ее губы, и Гвен не нашла ничего лучше, как провести по пересохшей верхней губе кончиком языка... Родриго зарычал, словно раненый зверь, и Гвен испуганно пролепетала:
— Извини...
В следующую секунду застонала уже она, потому что пальцы Родриго заскользили по ее щеке, коснулись губ, спустились на горло и вновь взлетели к губам... Гвен, из последних сил прошептала жалкое «пожалуйста, не надо», и их губы слились в мучительном и обжигающем поцелуе.
Она чувствовала облегчение, огромное, божественное, прохладное облегчение, потому что его губы властно целовали ее, язык настойчиво проникал вглубь ее нежного рта, и она больше не сопротивлялась! Какое это счастье — не сопротивляться. Какое счастье — признать простую и огромную, как солнце, вещь: она его хочет, она хочет этого мужчину, как ничто на свете, и уж конечно — как никого другого.
