Юлия Снегова - Мужчина из мечты
Ее рейс был через двадцать минут. Нине повезло, причем исключительно, потому что, опоздай она на этот автобус, следующего пришлось бы ждать до завтра. Она только и успела, что перехватить в вокзальном буфете кофе с неожиданно вкусной и свежей булочкой.
В автобусе ее соседкой оказалась одетая в короткий полушубок женщина с добрым лицом. У ее ног стояла пустая корзина.
— Яички ездила в город продавать, а ты куда?
— Я в Кокошино.
— В монастырь?
— Да, а вы там бывали?
— Бывала. Туда многие из города ездят и из Москвы тоже. Только одета вот ты для монастыря неподходяще. Там матушки строгие, могут не пустить.
«Эх, надо было на вокзале переодеться! Там, наверно, и негде, но ничего, что-нибудь придумаю».
Смеркалось. Спать Нине не хотелось. Как-никак, она продремала от Москвы до Владимира. Нина смотрела в окно на белую, подернутую сумеречной дымкой равнину с редкими черными избами деревень. Попутчица монотонно рассказывала ей о сыне, служащем в армии, о дочери, неудачно вышедшей замуж в соседнюю область, о корове, которую пришлось продать из-за цен на корма.
«Странно, — думала Нина, — мы живем в одной стране, говорим на одном языке, а с какой-нибудь голливудской актрисой у меня, наверное, нашлось бы больше общих тем для разговора, чем с этой русской женщиной. Значит, в моей стране есть другая страна, которую ни я, ни люди моего круга совсем не знают. А они, жители этой страны, не знают нас…»
Соседка, сердечно попрощавшись с Ниной, вышла. Автобус пустел.
«Как бы не проехать!» — встревожилась Нина.
Она попросила водителя предупредить ее, когда они будут подъезжать к Кокошино.
2Нина стояла совершенно одна на деревенской автобусной остановке. Ветер разогнал тучи, днем застилавшие небо. В морозном небе холодно светились точки звезд. Луны видно не было. Почти не было и фонарей. Свет шел от белой поверхности земли из редких горящих окон изб.
«Что делать, куда идти? — растерялась Нина. — Но сначала я переоденусь».
Она зашла за покосившийся навес остановки и поставила рюкзак на землю. Темнота и безлюдье сейчас оказались как нельзя кстати. Чувствуя себя идущим на задание шпионом, Нина извлекла юбку и платок. Все это изрядно помялось. Озираясь по сторонам и неловко прыгая на одной ноге, Нина кое-как переоделась.
«Все, готово! Надо искать монастырь. Вот только где?»
Не решаясь ломиться в избы, выглядевшие совершенно неприступными за высокими заборами, Нина пошла наугад. Ей казалось, что главная улица должна привести ее к цели. Но она ошиблась. Расширившись было около бревенчатого темного здания, местного клуба или почты, улица разбилась на несколько закоулков, кончавшихся тупиками.
Нина повернула назад. Она чувствовала, что мороз пробирает ее до костей. Насмотревшись на местных, одетых в валенки и полушубки, Нина поняла, насколько плохо она подготовилась к путешествию. Холод проникал к ней под юбку, сквозь тонкие подошвы сапог леденил ноги, щипал за пальцы.
Приплясывая на ходу, Нина миновала уже знакомую остановку и прошла немного вперед. Деревня здесь кончалась. Дальше начинался лес.
«Так недолго и замерзнуть. А если не замерзну, так волки меня съедят, пошлая смерть, безо всякой романтики», — бодрилась не на шутку встревоженная Нина.
Она опять вернулась и уже решилась было постучаться в чью-то избу, но тут, как назло, как только она толкнула калитку, в единственном горящем окошке погас свет. Положение становилось отчаянным.
Случившееся потом Нина восприняла как чудо. Она услышала колокольный звон. Он поднимался над спящей деревней откуда-то из-за леса, он звал, он вселял надежду. В этих сильных звуках было что-то неземное.
Нина, боясь, что колокол замолчит раньше, чем она доберется до монастыря, побежала. Она как слепая бежала на звук, неслась, путаясь в широкой юбке, проваливаясь в сугробы.
«Только бы успеть!» — стучало у нее в голове.
Монастырь, окруженный высокой каменной стеной, стоял как неприступная крепость. Но Нина знала, что там внутри есть люди, тепло, она чувствовала запах печного дыма. Сейчас ей было уже все равно, как она предстанет перед монахинями. Лишь бы проникнуть внутрь, любым способом.
Она кулаком заколотила по железным воротам. Раздавшийся грохот почти перебил колокольный звон. Со стуком в воротах отворилось маленькое окошечко, оттуда высунулась испуганная женская голова в пуховом платке.
— Кого это на ночь принесло, Господи помилуй!
— Пустите, пожалуйста, я из Москвы приехала! — стуча зубами, ответила Нина.
— Ты что, звонка не видела, перепугала меня до смерти! — В воротах отворилась низкая дверь.
Нина наконец оказалась внутри монастырских стен.
Привратница, видя плачевное состояние Нины, не стала ни о чем ее расспрашивать, а сразу повела в монастырскую гостиницу, длинное здание, сложенное из толстых бревен. Попав внутрь, Нина сразу же окунулась в атмосферу тепла и уюта, присущую деревенским домам с хорошей хозяйкой. Всюду здесь лежали самодельные половички, вышитые и вязанные крючком салфеточки, на стенах висели коврики с наивными видами природы.
Нину встретили две монахини, молодая и постарше. Одеты они были почти одинаково, в длинные черные платья, поверх них в черные же вязаные кофты, головы низко повязаны черными платками. Обе они по-деревенски заохали, отвели Нину на кухню, усадили поближе к печке, закутали в пуховый платок, налили в большую чашку очень горячего чаю и только потом принялись расспрашивать, кто она и откуда.
Слегка оттаяв, Нина познакомилась с монахинями. Ту, что постарше, звали мать Ирина. У нее были строгие черты лица и большие, очень светлые глаза. Другая, сестра Анна, еще послушница, с небольшим вздернутым носом и смеющимися черными глазами, подшучивала над замерзшей Ниной и все подливала ей чай.
— Смотри, мать Ирина, вроде она оттаивает. А то привели ее всю синюю, я уж думала все, совсем плохая. Не согрелась бы, мы бы тебя в бак посадили и на пли-ту! — смеялась, подмигивая, сестра Анна.
Нина сразу почувствовала себя в монастыре как дома. Хотя, конечно, весь уклад был для нее очень непривычен. Здесь принято было молиться перед едой и после еды, утром, вечером, даже входя в закрытое помещение. Но, поскольку от нее строгого исполнения всех правил никто не требовал, ей они не причиняли особого неудобства.
В тот вечер ее накормили постной, но очень вкусной едой, душистым хлебом, испеченным в монастырской пекарне.
Она рассказала, что приехала так далеко из Москвы, потому что слышала об их монастыре много хорошего и захотела сама побывать здесь. На подробностях монахини не настаивали. О Татьяне Нина тоже решила пока ничего не говорить. Сначала она присмотрится к молодым монахиням и послушницам, сойдется с кем-нибудь поближе, а там уж можно наводить справки. Ей сказали, что утром она должна пойти со всеми в церковь, там-то Нина и рассчитывала ее встретить. Ей казалось, внутренний голос должен ей сразу указать на Татьяну.