Елена Усачева - Игра по чужим правилам
– Мы успешно боремся с трудностями, которые сами себе создаем, – завершил Митькину мысль Щукин.
Его не ждали. Какого черта он вообще сюда пришел?
Парщиков дернул ленточку.
– Все в порядке! – неуверенно заявил он. – Пару дней с ними повозишься, потом школа, в четверг отмечаем твою днюху – и ты свободна.
Щукин тянул губы в улыбке. Что ему из Митькиного изречения больше всего понравилось, осталось загадкой.
В большой белой коробке лежало несколько плоских треугольных контейнеров поменьше. Кипенно-белый картон резал глаз – до того он был невозможен в этой квартире, где все заставлено кроватями и шкафами, где каждый сантиметр занят вещами, где преобладают черные и коричневые цвета. Для такой коробки нужен простор. Огромный светлый зал с зеркалами напротив высоких окон и блестящий паркет.
Маленькие упаковки тоже были завязаны ленточками. Митька тихо чертыхался, воюя с непривычным материалом. Лешка хмыкал.
– Не рви, – пыталась отобрать у него коробку Ира. – Как потом дарить будешь?
– Я новые куплю, – сопел Парщиков, разрезая ленточку перочинным ножом.
Коробка открылась. Из-под крышки показалась огромная черная бабочка с желтым пятном у основания крыльев. Она дернулась, расправляя крылья, перебралась из упаковки на край картона. Толстое полосатое тельце недовольно подергивалось. Один усик пошел вверх. Она словно искала, кто главный виновник того, что ей так долго пришлось сидеть в заточении. Бабочка смотрелась инопланетянином-мутантом – до того невозможна она была в Ириной квартире. Вот она сейчас повернется, упрет лапки в миллиметровую талию и спросит: «Ну, и кто все это устроил?»
Бабочка коротко взмахнула нереально огромными опахалами и перелетала из коробки на зеленого плюшевого зайца. Ира ахнула.
– А еще она будет гадить, – с удовольствием откомментировал перемещение насекомого Лешка. – Летать и гадить.
Во второй коробке сидела белая бабочка с нежно-желтым переливом у основания крыльев, с черной паутиной прожилок.
«Аврора», – наконец-то нашла, где пишут имена бабочек, Ира. А предыдущую, тогда получается, зовут Александрия. Следующим был Эльф. Бабочка светилась изнутри. Крыло ее переливалось от черного до благородно-зеленого, посередине шла ядовито-бирюзовая полоса. Бабочка лениво складывала крылья и все норовила завалиться обратно в коробку. Жасмин имела сетчатое белое верхнее крыло и черное нижнее с вкраплением оранжевого. Она была такая прозрачная, что, казалось, вот-вот растает в воздухе.
– Голодные они какие-то, – Щукин заглянул в большую коробку, словно ожидал там увидеть дополнительный пакет с пиццей для невольниц.
Небесно-голубая Морфо с траурной черной опушкой чуть поводила крыльями, заставляя не отрываясь следить за ее движением. Белые точки на кончиках крыльев резали воздух.
– И все равно она срет, – убил пафос момента Лешка. – Кормить-то их чем?
– Разведенным в воде медом, – отозвался Митька.
– Ну так давай, Винни Пух, шевелись. А то они сейчас тут все подохнут.
Когда Ира вернулась с блюдцем. Бабочки дружно расположились на шторе и замерли.
– Гули-гули-гули, – позвал Щукин.
– Ты еще скажи цып-цып-цып. – Парщиков был, как всегда, прагматичен. Он взял задумавшуюся о вечном Александрию и сунул носом в блюдце с едой. Бабочка прилипла к сладкой жидкости, принялась переминаться тонкими ножками.
– Всем жрать! – побежал к шторе Лешка. Ткань качнулась, сбрасывая с себя голубую Морфо. Остальные плотнее сжали крылышки.
– Байда какая-то, – Лешка проследил, как голубое создание перелетает на зеленого зайца. – Легче их сразу на булавку посадить.
Александрия выбралась из сладкого плена и теперь топталась на краю блюдца, бестолково тыча хоботком вокруг себя. Митька посадил на мед еще двоих. Эльф быстро разобрался что к чему, а вот Аврора замерла, не понимая, что от нее хотят.
– В кругу друзей не щелкай клювом, – подтолкнул бабочку под зад ногтем Щукин. – Давай, жри!
Аврора чуть шевельнулась, но интереса к еде не проявила.
– Может, у нее в голове что слиплось?
– Придется кормить. – Митька оторвался от инструкции.
– С ложки или грудью? – проявил осведомленность в делах кормления Щукин.
– Дубиной по голове. – Парщиков покопался в карманах, залез в рюкзак. Торжественно всем продемонстрировал коричневую зубочистку. Хозяйственный.
Пока Митька снимал с палочки упаковку, пока пытался поддеть свернутый хоботок Авроры, Ира заметила, как дрожат его руки. Довольно сильно дрожат. Со здоровьем что случилось?
Щукин присел на корточки, наблюдая. Деревянная палочка никак не могла зацепить хоботок бабочки. Но вот Аврора шевельнулась, хоботок развернулся, зубочистка направила его к застывающей медовой массе. Бабочка задергалась, принимаясь за еду.
– И так пятнадцать минут под медитативную музыку, – изрек Щукин.
Ира не знала, как выразить свой восторг. Кормление бабочек было за гранью фантастики. Это все равно как если бы с ней вдруг заговорил чайник. Хотя нет, чайник заговорить способен, а вот таких бабочек не может существовать в их мрачном мире.
– Потрясающе! – только и смогла выговорить она.
– Нравится? – Митька смотрел на нее, как патологоанатом на свежепрепарированный труп.
– Я в шоке.
– Не упади только! – Щукин являл собой полную противоположность моменту – ему было все равно.
– Это шикарно. – Ира развела руки. Слов не было. Описать то, что с ней происходило, невозможно. – Твоей маме непременно понравится.
Митькино лицо поскучнело. Он, как всегда, хотел услышать что-то другое.
– Откуда ты о них узнал?
– Из Интернета. Я смотрю – все друг другу дарят живностей. У Сергеенко ведь собака?
– Собака, – вздохнула Ира. Она бы не променяла и на сотню собак такую красоту. К тому же Цуцка – это не зверь, а недоразумение.
Лешка вертел в руках зеленого зайца с замершим Морфо.
– И сколько они живут? – Голубая бабочка покачивалась, цепляясь за зеленые ворсинки.
– Две недели. – Митька снова листал инструкцию. – Кормить раз в день.
– И выгуливать. – Лешка дунул, заставляя насекомое свалиться с игрушки.
– На ночь их надо класть обратно в коробки, – Митька с сомнением посмотрел на Иру, и она почувствовала, что рот у нее открыт.
– И забивать их гвоздями. – Щукин размахивал руками, не давая бабочке сесть. Морфо совершила кульбит и приземлилась Лешке на нос.
– Это любовь, – Митька сложил инструкцию. – Я их в пятницу заберу.
– Она меня что – оплодотворяет? – Лешкины глаза были распахнуты, зрачки съехались к переносице. Огромная голубая Морфо осторожно касалась хоботком щукинского носа.
