Татьяна Веденская - Вся правда
– Сенька, гад. Быстро домой! Пьянь. – В глубине дворов виднеется облупленный стол, на котором группа товарищей напряженно режется в домино. Слышны возгласы:
– Рыба. Рыбочка, мать твою! – Пивной ларек визуально отцентровывает этот пятачок, словно являя собой столицу маленькой пивной республики. Правда, термин «Пивная республика Тестовская», я узнала позже, так именовал этот район сам Данила Тестовский. А в тот ясный и теплый сентябрьский денек я шла и не могла понять, почему же тут так тихо и безмятежно. Может, из-за отсутствия даже намека на дорожное движение, так как Тестовская была отграничена от суетливого московского пространства практически со всех сторон. Железная дорога с одной стороны, Москва-река с другой, заборы промзоны и трамвайное депо с третьей и, наконец, заброшенная ветка железной дороги с четвертой. Нет, дороги под автомобили там, конечно были, как и в деревнях, я думаю. Просто по ним ездили только те редкие местные мужики, которым было куда ездить и на чем. А поскольку решающее мужское большинство Пивной республики не работало или работало на этом самом трамвайном депо и в промзонах, то в квартале стояла тишина. Если бы там прошлась бы по улице лошадь или, скажем, корова – я бы ничуть не удивилась. И главное, тут ритм жизни был совершенно не московским. Люди никуда не спешили, ни к чему особенному не стремились. Жили, играли в домино, варили борщи и пили пиво. А ведь, между тем, это был практически центр Москвы. Географически, так сказать. Когда я немного освоилась у Данилы, он повел меня гулять по району. Мы забрались по откосу к старой ветке железки. Там стояли ржавые вагоны, пустые и манящие. Когда я по ним бежала, они каждый мой шаг озвучивали гулкими железными завываниями. Мы пошли по путям, заросшим травой, и вышли на старый заброшенный мост. Москва-река плескалась далеко внизу, сквозь ограждения были видны ее волны. Было страшно и захватывающе, а когда мы перебрались-таки на другой берег, то я обнаружила, что стою на Кутузовском проспекте, вокруг меня несутся невесть куда страшные черные тонированные машины. По тротуарам бегут, опустив глаза, измученные люди с серым цветом лица. Я в Москве. Долго еще меня потрясал этот переход от тишины и покоя деревни к суете столицы. Но это все было потом, а в тот день я подошла к облупленной кирпичной пятиэтажке, поднялась на третий этаж и позвонила в звонок. Я сразу же поняла, в какую мне квартиру. Она не нуждалась в дополнительных опознавательных признаках типа номера. Изломанная, с дыркой вместо звонка, запертая, по-видимому, изнутри на щеколду или еще на что-то непонятное, расписанная шедеврами человеческой мысли и творческого порыва. Изнутри был слышен приглушенный разговор. Значит, кто-то там есть, слава Богу.
– Привет! – улыбнулась я темному пятну с длинными волосами.
– Ты кто? – спросило оно.
– Я Элис. Ты меня не знаешь. Я от …
– Мне параллельно. Чего надо?
– Ты Данила.
– Допустим. И что? – я испугалась. Он не был настроен благодушно, а я как-то уже настроилась ночевать в приличных условиях.
– Ничего. Вроде ты можешь выручить человека на пару дней.
– Могу. – Неожиданно легко кивнул он и распахнул дверь, давая мне пройти. Конечно, по поводу приличных условий я сильно ошиблась. Легкий шок и реальное желание убежать вдаль. Но поскольку бежать было некуда – я прошла внутрь и присела. На пол, так как больше было некуда.
– И что ты, Элис, хочешь сказать?
– Мне негде жить. – Честно призналась я. Хотя моя уверенность в том, что я смогу жить тут, таяла на глазах. Однокомнатная квартира, в которой с комфортом расположилось где-то пятнадцать человек, была меблирована одним диваном, на котором поместилось около пяти-шести человек. Книжные полки, по которым ползали тараканы, стены, на обоях которых запечатлелись разномастные художественные произведения в стиле творчества Дали, этюды из серии «Пауки, шприцы и небеса», надписи разного размера (от простых записей шариковой ручкой до серьезных наскальных стихов, где каждая буква размером с книгу).
«Меня тянет к луне». (маленькая заметка около на стене около входа. Рядом автор попытался изобразить свой полет к луне. Стиль – граффити с использованием элементов сюрреализма)
«Всего отрадней прыгнуть из окна, отринув тьму…» (Романтично. Исполнено в цвете, буквы переплетены между собой наподобие арабской вязи. Старательно, явно долго. Эти характерно-красивые заметки я нашла и в туалете, и около балкона. Их автор явно бывал у Данилы неоднократно. Интересно, кто написал это. Думаю, нам было бы, о чем поговорить)
«У меня болят вены» (тоненький росчерк, то ли ручкой, то ли карандашом. Реальный крик души. Рядом, по-моему, можно даже идентифицировать капли крови).
И крупным планом прямо над диваном нанесено чье-то сильное переживание. Черная тушь стекает с краев букв, ряды неровные, ломаные. Восклицательные знаки отражают яростный порыв души.
Проснулся – а в ваннеБлюет чувак голый!Вокруг одни глюки!Во всех углах – мыши!
Вот такой белый стих. Ни рифмы, ни смысла. Там было много чего еще, того, что я рассматривала в те дни и недели, что провела в доме Данилы. Но в тот, первый день, я просто сидела на полу среди кучи людей и понимала, что здесь я – своя.
– Курить будешь? – спросил меня кто-то бородатый.
– Конечно, – кивнула я.
– Держи. Тебе лет сколько?
– Семнадцать.
– Пожрать у тебя ничего нет? – спросил меня длинноволосый Данила. При свете дня он смотрелся не так пугающе, как в темноте коридора. Хотя…Ему было лет двадцать пять на вид. Вполне взрослый чувак. Длинные волосы выглядели так, словно последний раз их мыли где-то в прошлом году. Бледный цвет лица пугающе дополнялся страшно нездоровыми кругами под глазами. Он был худощав, гнулся во все стороны, как кукла из резины. Неестественно долго мог сидеть в позе лотоса, переплетя ноги так, как мне никогда бы не удалось.
– ПОЖРАТЬ? – переспросил он, трясанув меня за плечо. Я дернулась и открыла рюкзак. Оттуда я достала тушенку, макароны и хлеб.
– Другое дело, – довольный Данила оглядел провизию. – Готовь.
– Я?
– А кто? У нас самообслуживание.
Я пошла на кухню – маленькое шестиметровое помещение с тараканами, уже не боящимися света дня. Из крана все время текла струйка горячей воды, отчего было жарко и влажно. Горела конфорка, газовый синий цветок. В двух шкафчиках я нашла две алюминиевые кастрюли, алюминиевые ложки, явно украденные из какой-то столовой, сковородку, возрастом старше меня и несколько отбитых кружек без ручек. На этом все. Я поставила вариться макароны, перемешала их с тушенкой. Наломала хлеб.
