Марина Палмер - Целуй и танцуй: в поисках любви в Буэнос-Айресе
Но это еще не все. Каждая участница эксклюзивного (и численно растущего) клуба получает от Гектора официальную карточку с порядковым номером, которую можно вложить в бумажник. На обороте карточки — фотография «владельца клуба» и проникновенные слова: «Для меня ты не просто номер. За ним — мгновения, которые мы с тобой пережили. Я сохраню их на веки вечные».
— Я тоже, Гектор! — выдохнула я, тронутая.
А позже подумала: «Какой же он все-таки счастливый — три тысячи девятьсот девяносто семь прекрасных мгновений…»
И все же на матине в «Идеале» я, судя по всему, вряд ли смогу найти себе партнера. Средний возраст танцующих здесь не ниже восьмидесяти семи. Если я хочу отыскать иголку, мне придется переворошить весь стог сена. Так за работу же!
10 апреля 1999 года
Теперь я живу в современном здании прямо напротив того, где меня приютил Оливер. И называю это жилище «дом». Это место намного роскошнее, чем я могла бы позволить себе в Нью-Йорке за те же деньги. И потому родители должны бы быть мне благодарны. Пусть подумают о том, что я трачу не слишком много средств на достойное существование!
Я успела тут со всеми подружиться: с официантами из кафе на площади, с парнем, работающим в локуторио (переговорном пункте с телефонами и Интернетом). Похоже, он увлекся мной. Читает «А la Recherche du Temps Perdu» (думаю, на испанском — я как-то обмолвилась, что люблю Пруста[37]). И если это не доказательство преданности, тогда я уж не знаю, что есть преданность. В числе моих новых знакомых — пожилой мужчина, владелец киоска на углу. Каждый раз, когда я прохожу мимо, он угощает меня конфетой. Два брата в прачечной, куда я ношу в стирку белье, однажды дали мне посмотреть кассету с выступлением Чарли Гарсиа (это отец-основатель аргентинского рока). А еще — владельцы магазинов и просто знакомые, кому я посылаю воздушные поцелуи, отправляясь танцевать и возвращаясь обратно. Вообще-то я стала чем-то вроде местного талисмана. Приезжих тут мало, вот я и выделяюсь на общем фоне. Надеюсь все-таки, не как бельмо на глазу. Поскольку у меня уйма друзей, которые не могут сказать по-английски ни слова, с моим испанским происходят чудесные метаморфозы. Держу пари, для ушей окружающих моя речь напоминает скрежет мела по классной доске. Однако все тут так дружелюбны и готовы помочь. И не раздумывая лгут, уверяя меня, как же хорошо я болтаю по-испански.
В доме, где я живу, шесть портье, все просто чудесные. Однако, похоже, все-таки задаются мыслью, где же я работаю. Ночной портье особенно часто бросает на меня странные взгляды. Он видит, как я каждое утро возвращаюсь — около шести или семи утра, иногда в сопровождении парня. Каждую ночь другого. Обычно парень не проходит дальше ворот. А если и переступает мой порог, то лишь выпить чашечку кофе, но портье-то об этом не знает. А моя новая одежда играет против меня, в этом нет никаких сомнений. Сальваторе (так зовут портье) улыбается мне самой что ни на есть заговорщицкой улыбкой. Надо бы прояснить ситуацию. Но что я могу сказать ему? «Я вовсе не девушка легкого поведения»? Как бы это узнать у кого-нибудь, как по-испански «шлюха»?
Обожаю свою новую квартиру. Один балкон чего стоит! Каждое «утро» я там (проснувшись в два часа дня) загораю и завтракаю (три чашечки кофе), прежде чем отправиться в «Павадиту» (где-то около четырех дня). И стараюсь не отступать от заведенного порядка — мне очень важно поддерживать этот шоколадно-коричневый загар круглый год: так станут гораздо заметней блестки на платьях, которые отныне я собираюсь носить.
14 апреля 1999 года
Валерию я встретила однажды вечером, в «Гриселе». Ей двадцать пять, она окончила художественную школу, и уже несколько лет считается подающей надежды танцовщицей танго. Балетные па она выучила раньше, чем начала ходить, что теперь проявляется во всем. Грациозная, высокая, светловолосая, выглядит она просто ошеломительно. А какая у нее шея! Если бы Валерия не оказалась такой милой, я бы с удовольствием свернула эту шейку.
Я заметила, что мой испанский становится все лучше. Отчасти потому, что он сильно похож на французский. Но во многом из-за того, что у меня просто не было выбора. Меня приятно поразило, что, оказывается, я понимаю не меньше половины сказанного. Просто потрясающие успехи, если позволительно хвалить себя. Кстати, совсем не обязательно знать все слова, чтобы понять общий смысл фразы. А это лишь доказывает, что большинство слов в языке лишние. Но еще больше меня удивляет другое. Я ловлю себя на том, что смело употребляю новые слова и грамматические конструкции. Причем довольно сложные. «И где только я набралась всего этого?» — не перестаю я дивиться. А порой и вполне сознательно пытаюсь употреблять выражения, подслушанные у других или смысл которых мне объяснили знакомые. Вот, кстати, один из многочисленных примеров.
— Чем ты занимаешься днем? — спросила меня Валерия.
— Me rasgo el higo, — бесшабашно ответила я.
Ее реакция поразила меня. Ее глаза широко распахнулись, челюсть отвисла, и она прикрыла рот рукой. Посидев в этой позе несколько секунд, она расхохоталась.
— Кто научил тебя этой фразе? — простонала она, держась за живот.
— Ну… я тут танцевала вчера с одним… — неопределенно ответила я. Интересно, что такого я сказала?
— Ты хоть знаешь, что это означает? — Валерия наконец-то отдышалась.
— Буквально — «Я чешу пупок», — бодро отрапортовала я. — Но и «Я валяю дурака. Бездельничаю». А что?
— Все так… Только еще: «Я мастурбирую», — усмехнулась Валерия.
— А вот об этом он умолчал-а-а-л… — обалдело протянула я, и мы дружно рассмеялись. Теперь уж я точно прикончу этого Пабло. Пусть только приблизится!
Вчера Валерия пригласила меня к себе на мате с альфахорес — надо сказать, я не съела ни одного с тех самых пор, как объелась восемью коробками, что везла с собой в Нью-Йорк в качестве подарков. Надо же, я успела забыть, насколько они восхитительны. Только лучше уж держаться подальше от всех этих сладостей. Зачем мне лишний жир на бедрах?
Однако невежливо отказываться, когда предлагают угощение. Я решила быть вежливой и угостилась все три раза, что их предложили.
Валерия жила в очаровательной, хоть и несколько обшарпанной студии; ей разрешил там пожить какой-то приятель-художник. Да, просто удивительная трущоба! Но казалось, ее ничуть не волнует отсутствие основных удобств. Кому нужно центральное отопление или горячая вода, если существуют мате и танго? Мате оказался горькой гадостью, которую мне пришлось проглотить, закусив покрытым сахаром альфахорес. Мате — это чай, но только не просто чай, а нечто намного, намного большее. Это часть традиционного аргентинского стиля жизни. Ритуал следующий: сначала заваривают горькие листья в калабасе, добавляют сахар — или не добавляют, как в данном случае, — а пьют напиток через металлическую соломинку, передавая калабас по кругу, — похоже на то, как курят марихуану. Но правила поведения намного строже, чем при передаче косячка. Следует помнить, что, когда вам предлагают мате, надо сказать: «Да, пожалуйста», — а потом попытаться не подать виду, что горькая жидкость чуть не прожигает дыру в вашем желудке. А когда вы поймете, что больше не в состоянии сделать ни глотка, подайте угощающему знак, что уже достаточно, скажите gracias (прежде чем убежать в ванную комнату и прополоскать рот).
